Мир в подарок. (Тетралогия) - Оксана Демченко

– Теперь ясно, почему ты в нашествие демонов ни на миг не поверил. Только зачем–то назвался в Брусничанке сгоряча моей двоюродной бабушкой, а не прадедушкой, – рассмеялся так некстати памятливый Всемил. – И про Блозь понятно. Я вместе с братом прадедовы записи разбирал. Он упоминает некоего старого друга Уга, крепко помогавшего ему при взятии замка. Яромил раскопал пометку. Он первым стал понимать что к чему, и по весне последнего года прежней жизни рылся в архивах, пытаясь найти хоть какие–то иные упоминания о тебе. Он считал, ты нам можешь помочь, и всё переживал, как же нам тебя искать и звать. Я полагал его затею бредом переутомления. Очнется – извинюсь.

– В общем, получается, и правда демоны исполняют заветные желания, – задумчиво протянул Стояр. – Кстати–то как!

– Да что ж всегда одно и то же! – не на шутку обеспокоился Вэрри. – Не демон я, честное слово!

– Ты не оправдывайся, поздно, – окончательно развеселился князь. – Ни разу не слышал, чтобы Топорщика кто–то назвал Миком! Одно желание ты просто обязан исполнить. Я не отстану, это слишком важно. Семейная честь, знаешь ли. И даже не моя, жены. Я уже извелся, хоть малый след разыскивая. А тут еще фальшивые демоны так некстати!

– Чей след? – Обреченно уточнил айри.

– Княжны Лады, младшей сестры бабушки моей Ладушки, – почти пропел Стояр. – Как старик Канэмский помер, старшие сестры ее начали искать, двоюродную бабушку моей жены. Пять возмущенных женщин, только представь! Он такого наворотил, что до сих пор разгребать приходиться. Канэмь хотел обогатить и чуть не раздробил на три кусочка. Крохобор был и злыдень, это я честно говорю, пока жены рядом нет и она не слышит, уж больно деликатная у меня Ладушка. Так вот, старшую Ладу то ли разбойники украли, то ли злодей южанин силой за хребет увез – неведомо. И жена не успокоится, пока не выяснит. Тогда наверняка потребует ее спасать, а злодеев казнить. Но мне бы хоть намек малый, что с ней, где поиск начинать. Может, знаешь?

– Бабушку не надо спасать, – возмутилась из темноты Мира. – Дед Рагрой вообще самый замечательный человек на свете!

Она вынырнула на свет, устроилась у огня и принялась наскоро, но при том достаточно связно и толково, рассказывать историю старшей Лады, не переставая возмущаться. Бесподобного деда назвали «злым южанином»! Надо же было такое сказать, и как язык повернулся? Да у них тут, на тихом и благополучном севере, от заговоров и злодеев нормальному человеку ступить уже негде стало, а туда же, чужаков в своих забытых грехах обвинять… Мира кипела довольно долго, все более напоминая Вэрри, от удивления полностью проснувшемуся, свою названую сестру Джами. Оказывается, малышка может быть язвительной, шумной и очень настойчивой! А еще она способна быть непререкаемой не только в лекарских делах.

Айри усмехнулся. Ведь голодная, уставшая до последней крайности, иззябшая, а своих в обиду не дает. Кстати, а почему она вообще проснулась?

– Дракон, а ты правда эту баронку сильно любил? – Сменила наконец тему Мира. – Бедняжечка…

– Ребенок, ты будешь спать самостоятельно или мне Лоя попросить о помощи? – Застонал Вэрри. Дожили, теперь он – «бедняжечка», с самого начала подслушивала, точно.

– Я каши хочу, – вдохновенно заныла без тени смущения Мира, окончательно неотличимая в этот момент поведением от Джами. – Я отчетливо расслышала, как ты про нее говорил, и проснулась стр–рашно голодная! А ты баронке тоже кашу варил? Наверное, трудно отказаться от счастья для друга? А волосы у нее были темные или светлые?

– Дочь барона правильно называть баронессой, – поправил арагни Всеслав. – Выходит, ты нам родня?

– Нет, я приблудная, как и дракон, – отмахнулась от князей Мира, устраиваясь поближе к Вэрри и позволяя ему укутать свои ноги уже принесенной из шатра курткой. – Родная внучка Лады моя сводная сестра. Дракон, я так устала, что почти не понимаю, что ты делаешь. Это кашей так замечательно пахнет? Быстро ты управляешься!

– Да, я предусмотрительный, – согласился Вэрри. – Держи осторожно, горячо. И пожалуйста, перестань мне сочувствовать без повода. Из всех Орланов я по–настоящему обожал лишь Мика. А с его женой мы дружили.

– Ты сказал, она красивая, – девочка безошибочно ткнула локтем Стояра. – Очень. А мой дракон ее спас.

– Хватит звать меня драконом! – Взмолился Вэрри. – Мало я исполнял глупых желаний в качестве демона, так уже имеются новые, а с твоей подачи нелепиц станет того больше! И пользы от их осуществления никакой, потом одни проблемы. Ну пойми, я вообще не собирался заводить семью, и теперь не надумал, и много позже не решусь. Это же страшное дело, пережить своих. И к тому добавлю, твоя сестричка Джами очень–очень красивая, я ее украл и увез на другой конец мира. Так прикинь, что будут люди рассказывать, если кто вздумает описать наше путешествие, как легенду? Заявят, что я уплыл с Архипелага до свадьбы, от горя и ревности потеряв голову? Или вообще стал дельфином?

– Вроде бы пока нет, – довольно улыбнулась Мира. – Ладно, верю. Спасибо за кашу, я пошла спать, теперь уже точно. И даже не скажу старосте Тофею про твои острющие когти.

Последние слова она выпалила одним духом и юркнула в тень, довольно хихикая. Вэрри снова застонал и уткнулся лицом в руки. Ну кто мог подумать, что маленькая слепая хулиганка уже рассмотрела и эту его слабость: страх перед злоязыкими северянами? И оставила беззащитного и сонного наедине с парой бессовестных Орланов, успевших досыта наесться и наслушаться новостей? То есть вдвойне опасных.

Когда он осторожно поднял голову, на него в четыре мелких кругловатых глаза хищно смотрели Орланы и ждали пояснений. Даже не мигают, плохо дело… Молчание затянулось.

– Дракон, значит, – задал тему Стояр почти нежно.

– Тофея опасается, – радостно протянул Всемил. – Я его тоже боюсь, Ежевичника нашего. Пусть толком всё расскажет и когти покажет, тогда мы старосте ничего не выболтаем.

– Точно, – кивнул брат.

Вэрри обреченно глянул вверх, без особой надежды на поддержку жалуясь на злую судьбу небесам, усердно прячущимся от таких вот страдальцев за кроной дуба и многослойным покровом облаков. Каждого выслушивать – ушей не хватит. Зато Лой’ти, случайно названный однажды «мелким бесом», оказался куда ближе и охотно внял немой мольбе. В один прыжок оказался на шее Стояра, коротко уколол его, метнулся к удивленно вздрогнувшему Всемилу. Минуту спустя братья спали. Айри благодарно погладил нос упчоча, заползшего в куртку, которая куда теплее и уютнее дупла. Он знал: последние несколько минут до сна выпадают из сознания, если так хочет малыш. И шутка Миры теперь останется без последствий. Пока, по крайней мере. Но почему ее так интересовали его отношения с невестой Мика? Неужели Захра и Деяна решили присмотреть ему партию, дабы «половчее заякорить», как выразился однажды кормчий? А с его министра станется…

Он с содроганием представил себе, что будет, если так и есть. Ведь заякорил же он с помощью того же министра саму Деяну, снавь, и к тому же с достаточно сложным характером.

Мало ему, не особенно юному уже дракону, собственных глупостей, наделанных в первые годы в долинах! Впрочем, тогда он тяготел к более южным местам. И, спасибо забывчивости людской, похождения Айтэша уже не пересказывают. Разве что байки остались. Кого воровал, куда пробирался, чем откупался от стражи… Тогда он был чересчур наивен и еще не умел читать в душах людей. Да и не старался. И всех женщин считал едва ли не дракониями, чьи желания и капризы необходимо исполнять, которые вправе решать и за себя, и за него.

Лишь много позже понял, что для одних сам был игрушкой, а другими играл, не особенно заботясь о дальнейшем. Женщины всегда смотрели на него с интересом, оценивая непонятным ему образом – интуицией – состоятельность, силу, надежность. И строя самые удивительные планы. Вполне успешные, он тогда был щедр и сговорчив. Лишь со временем распознал, как мало общего у людей и драконов в их отношении к семье. Как невозможно по–настоящему любить существо, чье сознание закрыто и чуждо, а время жизни ничтожно. Цветение красоты вообще мимолетно. Что потом? Душа не успевает вырасти, да и разум остается неизбежно убогим и примитивным. Нет, люди должны искать счастья с подобными себе.

Сейчас его мысли целиком занимало другое.

Укутав князей запасным плащом, Вэрри лег возле ствола с подветренной стороны и задремал, как умеют лишь драконы, и то – немногие. Он продолжал думать, осознавал мир, приглядывал за окружающим лагерь лесом и одновременно отдыхал. В этом состоянии душа легка и мысли сами сплетаются в правильные и логичные узоры. Утром надо лишь сохранить слепок и заново его рассмотреть.

Изучение затянулось на несколько дней.

Он щурился, приглядывался к Мире, задавал ей во время общих трапез странные и довольно неожиданные вопросы, подолгу отрешенно молчал, удивляя спутников рассеянностью. Впрочем, время позволяло: лагерь стоял на месте, дождь лил без передышки, Яромил беспробудно спал. Прочие радовались свободе – мылись, стирали и сушили одежду, строили навес от дождя, промочившего наконец крону во многих местах, заново глядели на мир, с которым успели проститься в подземельях Блозя, перешучивались, пробовали удить рыбу, ходили на охоту, усердно отъедались, безропотно пили настои и отвары Арифы, виновато вздыхая, лечились у Миратэйи, бледнеющей и не способной толком ходить после таких занятий. Актам снисходительно уступил сыну право ухаживать за рыжей Белкой, оставив за собой общество Лой’ти и его финики.