Одинокие мужчины - Луис Ламур

Джон Джей не заметил внизу никакого движения. Рокка спал. Он потерял много крови, а как следует обработать рану мы в этих условиях не могли. На вершине столовой горы, может, и попадется какое-нибудь растение, которое используют индейцы, но здесь у нас ничего не было под рукой.

Испанец поудобнее устроился в песке и заснул. Я занял место Джона Джея, и он последовал примеру Мерфи.

Было тихо. Над головой звезды светили так, как светят они только в пустыне. Со дна каньона поднималась прохлада, и я прислушивался к каждому звуку, борясь с усталостью и сном. Даже легкая дремота могла означать смерть для всех нас. Я полагался лишь на природную настороженность, да еще поддерживала мысль о том, что на меня надеются друзья.

Прошло много времени, прежде чем меня сменил Испанец.

— Хорошо бы тебе поспать, — сказал он. — Но если ты по-прежнему намерен поднять наверх вторую лошадь, то отдыхать особенно некогда.

Мне не надо было повторять одно и то же дважды: я закрыл глаза и отключился, а проснулся от того, что меня трясла чья-то рука.

— В лагере индейцев началось какое-то движение, — сказал Испанец. — К тому же уже светает.

— Обороняйте лагерь, — сказал я, поднимаясь, — я сам вытащу лошадь.

— Один? Ты не сможешь.

— Если надо, смогу. Пока мы будем ждать, апачи разгадают нашу затею. Может, уже разгадали.

Джон Джей с револьвером в кобуре и винчестером в руке стоял рядом.

— В крайнем случае отходите сюда, к Рокке, и бейтесь до последнего. Я спущусь, как только все сделаю.

Баттлз указал на лошадей.

— Как думаешь, мы сможем вырваться? Рванем вниз по склону, стреляя из всех стволов.

Мысль была стоящая, я ему так и сказал, но добавил, что думать об этом пока рано. Затем поймал второго мустанга и направился вверх. Как ни странно, лошадь Дорсет не упиралась, словно я вел ее домой — скорее всего, она учуяла следы другой лошади. А может, присутствие Дорсет. Дикие лошади могут идти по следу не хуже любого волка — в этом я сам убеждался не раз. К тому же, поднимая первого мустанга, мы утрамбовали тропу и сделали ее более удобной.

Лошадке приходилось туго, но у нее был отличный характер: она упорно карабкалась, а я помогал ей изо всех сил, натягивая поводья. Когда на краю неба разлилась алая заря, мы выбрались на вершину.

И тогда зазвучали выстрелы — кто-то внизу взялся за винчестер.

Вначале стрельба была беспорядочной, потом последовало несколько отдельных выстрелов, сменившихся тишиной, и после небольшого интервала — еще один выстрел.

Дети испуганно озирались, но недаром они были потомками первопроходцев — никто не знает, через какие испытания им уже довелось пройти. Дорсет вскочила в седло, я взял ее за руку.

— Поезжайте, не останавливаясь. Днем прячьтесь, а ночью пускайтесь в путь, — повторил я. — Не стреляйте, пока индейцы не подойдут совсем близко — тогда стреляйте наверняка. Мне кажется, вы благополучно доберетесь до границы. Мы задержим апачей на день или два.

Она крепко сжала мне руку.

— Телль, скажите им всем спасибо. Всем, ладно?

— Обязательно.

Теперь перестрелка не прекращалась ни на минуту. Я был нужен внизу. Представил себе, как апачи поднимаются по склону. Их ведь невозможно поймать на мушку; появившись в одном месте, они исчезают подобно тени и тут же возникают в другом, уже ближе.

Дорсет тоже это знала. Она развернула лошадь, взмахнула рукой, и они помчались навстречу новому дню. Я взглянул им вслед и бросился — то бегом, то вскользь — вместе с осыпающейся землей вниз по склону.

Баттлз лежал на краю выемки за обломками скал. Далеко внизу, у ручья, я увидел лошадей апачей, но на склоне движения не было. Позади Баттлза Испанец сооружал из камней подобие стены между Роккой и склоном каньона. Возводил укрепление для решающей битвы.

Вдруг из-за скалы выскочил индеец и кинулся вперед. Винчестер сам прыгнул мне в руки, я прицелился и выстрелил.

Со склона мне хорошо было видно, что делается внизу. Этот индеец бежал на расстоянии в триста ярдов, да еще внизу, но я все правильно рассчитал, и пуля угодила ему точно в грудь.

Он остановился, и Баттлз успел всадить в него еще две пули. Индеец упал, перекатился по земле и застыл, лицом к солнцу.

Тотчас же последовали ответные выстрелы, но пули ложились ярдов на пятьдесят ниже. Я решил не менять укрытия.

Перестрелка стихла, день тянулся медленно. Испанец подогнал лошадей ближе к Рокке. Наша позиция представлялась мне выгодной — если только апачи не рискнут атаковать нас ночью — однако я продолжал искать выход. Он обязательно должен быть.

Привычку думать я унаследовал от отца. Он, бывало, без конца повторял, что в любой, самой трудной ситуации необходимо улучить момент, чтобы поразмыслить. «Люди отличаются от животных тем, что умеют думать, — говаривал он. — У человека нет когтей гризли или быстрых ног оленя, зато у него есть мозги».

В данный момент мы находились в патовой ситуации, но она обеспечивала индейцам преимущество, поскольку у них была и вода, и трава.

Апачи больше не станут ждать. Они полезут на вершину. Без лошадей они вполне могут забраться, хотя на это потребуется много времени. Можно не сомневаться в том, что к следующему рассвету они поднимутся наверх, и тогда наше убежище станет нашей могилой.

Нам во что бы то ни стало надо уходить, и не мешкая. Нельзя рассчитывать на вечную жизнь, но свою укорачивать не стоит. Конечно, никто не знает часа своей смерти. Когда мы ходили на войну, один парень из нашей компании откупился, чтобы остаться дома. Все вернулись живыми-здоровыми, а он уже был на том свете: упал с лошади, на которой ездил три года. Ее испугал заяц, она прыгнула, а он упал и сломал себе шею. Так что судьбу не обманешь.

Я внимательно осматривал местность, понимая, что поднять на вершину всех наших лошадей — дело безнадежное. Во-первых, они были крупнее и тяжелее, чем те два мустанга; во-вторых, совладать с ними будет непросто. Допустим, мы сможем ценой невероятных усилий поднять одну или даже двух, но трех или четырех — никогда.

Значит, не стоит об этом и думать. Нам нужно каким-то образом выбраться, спустившись вниз по склону, а это значит, что придется прорываться сквозь банду апачей.

Ну-ка, ну-ка, сказал я себе. Что это там, справа? Похоже на песчаный оползень, поросший кустарником. Кажется, там нет больших камней. Я тщательно разглядел это место.

Если бы можно было… У меня стала зреть мысль, как выбраться из западни — если не всем, то хотя бы некоторым. Останься мы здесь, до утра не доживет ни один.

Нужно спуститься и рассказать друзьям. Только вот сначала разделаюсь с индейцем, который уже полчаса упорно подкрадывается ко мне с левой стороны, переползая с места на место, прячась за камнями. Сейчас он двинется.