Синдром гладиатора - Петр Разуваев

— А что с той стороны? — спросил я у Луиджи.

— Минное поле. — Заметив появившееся на моем лице выражение недоверия, он усмехнулся. — Я не шучу. Минное поле. Это частные владения, все огорожено забором. А за ним они — хозяева. Если вы думаете насчет того, чтобы «залететь на огонек», спешу успокоить — у них есть зенитный комплекс. Небольшой, но вполне эффективный.

— А итальянцы там есть?

— Ни одного. Все американцы. Мы смотрим за ними четвертый день, есть план здания. Фотографии. Все у меня в машине.

— Понятно.

Пока мы валялись на травке, которой поросла верхушка соседнего холма, неприступность Луиджи отошла на второй план, уступив место профессионализму. Как бы он ко мне ни относился, работа была прежде всего.

— Ну, и как вам, месье Будик, место? — спросил он серьезно.

— Хорошо, — искренне сказал я. — Только очень жарко. Сейчас бы сюда бассейн…

— Перед домом есть бассейн, — сообщил Луиджи. — Я тоже об этом думал. Там стоит система фильтров. Бессмысленно даже пытаться.

— А схема есть? — лениво спросил я.

— Есть… Да без толку все это. Я же говорю — тонкие трубы, да по пять, по шесть фильтров…

— Что еще?

В бинокль было видно, как возле вертолета лениво возится обнаженный по пояс мужчина. Нагнулся, поднял с земли бутылку «кока-колы» и надолго приложился к ней. Ему тоже жарко…

— Ничего. За это время вертолет взлетал четыре раза, но мои люди гарантируют, что наш «клиент» дома не покидал.

— Его могли загримировать…

— Или сунуть в ящик из-под «кока-колы»… Нет, он там, — уверенно сказал Луиджи.

— Скажите, Луиджи… Вы, похоже, человек опытный… Если бы вас попросили взять этот домик штурмом, тихо и быстро. Что бы вы сделали? Он ответил сразу, не размышляя. Значит, уже думал над этим. Вот, оказывается, почему он так воспринял мое появление. Ревнует, дурачок.

— Полувзвод хорошо обученных парней, два десантных вертолета, вертолет огневой поддержки и прикрытие со стороны парка.

— То есть — маленькое Ватерлоо… С грохотом орудий, адъютантами и аксельбантами… Да. Примерно этого они и ожидают… — пробормотал я. — Хорошо, Луиджи. Достаточно. Поедемте обратно. Жарковато здесь…

Мы расстались там, где он оставлял свою машину. Передав мне большой пакет с бумагами, он молча кивнул головой на прощание и, оседлав «Citroen», скрылся в наливающихся красноватыми закатными тонами далях. Вот уж совсем не жалко.

Оставив машину возле отеля, я направился в свой номер. Спрашивать у портье о мадемуазель Моран не стал. И так было видно, что ключ от ее номера лежит в своей ячейке. Несносная девчонка решила проявить самостоятельность. Нельзя сказать, что меня это сильно расстроило. Даша — чудная девушка, но если кушать много сладкого… В данный момент ее отсутствие устраивало меня гораздо больше, чем присутствие.

Внимание на эти следы я обратил совершенно случайно. На ковровом покрытии, устилавшем пол в коридоре, они были едва заметны. Но если приглядеться, то все же можно было различить две длинные параллельные полосы. Такие остаются от колес небольшой тележки. Или от ног человека, которого волоком тащили по коридору. Следы заканчивались возле двери без номера, ведущей в подсобное помещение. Обычно она была открыта только по утрам, горничные держали там свои тележки и прочий инвентарь. Но сейчас… Я осторожно толкнул дверь, и она легко поддалась. В небольшой комнатушке, привалившись к стене, полусидел, полулежал совершенно незнакомый мне человек. В тот момент, когда луч света из приоткрывшейся двери упал на его лицо, он пошевелился и застонал. Я выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, быстро осмотрел незнакомца. Крови на нем не было, только на затылке вспухла огромная шишка. Видимо, его чем-то здорово шарахнули по голове. Других ранений я не нашел. Неотложная медицинская помощь синьору, похоже, не требовалась. Сотрясение мозга — штука достаточно неприятная, но в большинстве случаев отнюдь не смертельная. Если будет вести здоровый образ жизни и вовремя кушать спагетти, то через пару месяцев в голове все утрясется. Главное, не перевозбуждаться. Подтащив его поближе к выходу и оставив дверь широко распахнутой, я поспешил удалиться. Реклама такого рода всегда была мне противна. Что я, в конце концов, доктор, что ли?

Из своего номера я позвонил портье и попросил принести мне вечерние газеты. Минут через десять в коридоре поднялся шум, забегали люди, слышно было, как кто-то громовым голосом требовал врача… Все получилось именно так, как я и рассчитывал. Только в одном пункте я промахнулся. Когда через час вся эта суета прекратилась, в мою дверь постучали, и я с изумлением увидел стоявшего на пороге портье с кипой заказанных мною газет. На это я даже и не рассчитывал. Все, правда, быстро разъяснилось. Портье не был итальянцем, он оказался австрийцем. А то я уж было удивился. Растроганный полученными чаевыми, он заодно изложил мне последние новости. Оказывается, вызванная администрацией отеля полиция нашла на пожарной лестнице еще одного «больного», с теми же самыми симптомами, что и у первого. Здоровенная шишка на голове и временная амнезия. Поскольку оба пострадавших среди постояльцев гостиницы не числились, а все попытки поговорить с ними не увенчались успехом, в итоге полицейские увезли их с собой. Чем, собственно говоря, все и закончилось.

Проводив портье, я налил в стакан на два пальца «Glenfiddich» пятнадцатилетней выдержки, закидал всю эту радость кубиками льда и, закурив, плюхнулся на кровать. Чтобы дать представление о характере крутившихся в моей голове мыслей, скажу лишь, что идея достать из-под подушки «Беретту» и расстрелять грудастую девицу в телевизоре оказалась далеко не самой бредовой. Были и покруче.

Вокруг творилась какая-то белиберда. Получалось, что полуфинал нашей игры уже вовсю идет, только я участвую в нем с намертво завязанными глазами. Веселенькое ощущение. Под конец меня посетила одна особенно здравая мысль. А взглянув на часы, я решил, что сейчас самое время ее проверить. Заткнув пистолет за пояс, я подошел к дверям, и осторожно выглянул в коридор. Тишина стояла оглушительная.

Тогда я переместился к дверям Дашиного номера и совершил абсолютно противозаконное деяние, а именно — вскрыл простенький замок. И проник внутрь. Обстановка вполне отвечала творческой натуре и характеру мадемуазель Софи. Полный бардак и гордо стоящий посреди комнаты разрисованный горшок, приобретенный ею утром.

«Стыдно, стыдно, стыдно», — твердил я сам себе, перерывая вещи моей странной напарницы. Вещей было много, но среди них не оказалось главного. Отсутствовала небольшая сумка, которая была у Даши помимо чемодана, все ее документы, Деньги и, самое главное, косметичка. Эта штука, в которой Даша держала все свои туши, помады, тени и прочую ерунду, по размеру напоминала небольшой рюкзак. И была совершенно не приспособлена для вечерних прогулок по городу. Следовательно, девица скрылась. И достаточно далеко и надолго. Очень интересно. В свете последних событий я был склонен усомниться, что подобная идея принадлежала самой Даше. Нет, уходила она добровольно и не слишком спеша, но кто-то ведь вложил эту мысль в ее бестолковую голову? А затем слегка помог, оглушив двух оболтусов, которые, по всей видимости, за ней «присматривали». По поручению ужасно крутого синьора «Луиджи». За неимением лучшего мне безумно захотелось дать в морду хотя бы ему. Профессионал, мать его… Нет, Италия плохо действует даже на англичан. Жаркое солнце, спагетти, сплошные итальянцы вокруг — и результат налицо. У человека вместо мозга сплошная «pasta». Si?

Вне себя от ярости я вернулся в свой номер. Чудная итальянская ночь, серенады под окном, гондольеры, флибустьеры, итальянские дымчатые очки без стекол — мне ужасно хотелось крови и зрелищ. Очень похоже на солнечный удар. Килоджоулей эдак на триста.

У меня был номер сотового телефона Паолы Бономи. И плевать на то, что уже поздно. Жаль только, что трубку свою я расколотил. Звонить из номера я побоялся даже в таком состоянии. Эмоции — эмоциями, а дело — делом. Лучше спуститься и прогуляться до ближайшего автомата. Запихнув все материалы по «усадьбе» Давида в небольшой портфель и надев под пиджак плечевую кобуру с пистолетом, я поспешно выскочил из номера.

Молодой итальянец за стойкой портье ничего, естественно, о синьорине Моран не знал. Равно как и том, с кем, когда и куда она могла бы выйти. По-английски он говорил отвратительно и вообще вел себя как законченный кретин, усердно тыча пальцем в ячейку с ее ключами и пробуждая во мне самые кровожадные инстинкты. Чтобы не довести дело до греха, я поспешил уйти. Хотя на стойке был телефон.

Дойти я успел только до угла. На Corso Italia рядом со мной притормозил лимузин, до того двигавшийся вдоль ярко освещенной улицы тихо и неторопливо, словно крадучись. Затененное стекло опустилось, и я увидел очень знакомую физиономию. Ее владелец добродушно улыбался, приветливо глядя на меня своими глазами-буравчиками.