Сонные глазки и пижама в лягушечку - Том Роббинс

– Да уж, – говорит менеджер, – буря надвигается.

Вы охотно кивнули бы в знак согласия, да только стесняетесь в открытую солидаризироваться с представителем столь низкого социального слоя. Ваша голова остается неподвижной, однако перед глазами проносятся жуткие видения: полицейский грузовик, буксирующий красный «порше», перспектива остаться до гробовой доски соседкой Кью-Джо… Конечно, если Кью-Джо еще жива. Вы бросаете виноватый взгляд на Даймондс, который ухмыляется, как тыквенная маска, вырезанная при помощи пилки для ногтей.

– Жаба прикажет конгрессу увеличить налоги, – говорит он со спокойной уверенностью. – Она потребует, чтобы федералы расширили корзину денежной наличности, а потом наложит ограничения на иностранные инвестиции и валютный обмен; возможно, даже перебросит какую-то часть пенсионных вкладов на погашение дефицита. Затем она примется за урезание социальной сферы и уволит всех бюджетников. Так что можете послать пособию по безработице прощальный поцелуй. – Даймонд громко чмокает губами (официантка при этом хихикает, а вы ачобно сверкаете глазами).

Президент же приступает к перечислению мер по ликвидации кризиса, в точности повторяя все, что сказал Даймонд, только в более мягких выражениях, так что воспринимается это чуть ли не как добрая весть. Например, вместо «уволить» он говорит «временно оставить без работы», а вместо «урезать» – «приостановить». Более того, он подчеркивает, что значительная часть этих мер станет необходимой лишь в том случае, если в понедельник рынок не оправится от падения.

Вы, наверное, могли бы посмотреть на Даймонда с восхищением, если бы вас не опередила маленькая профурсетка-официантка.

– Об этих мерах что, слухи ходили? – спрашиваете вы. – Или президентские мысли тоже можно прочитать?

Даймонд усмехается:

– Да они каждому идиоту понятны! Что еще можно предложить в такой ситуации? Проблема в том, что все эти шаги запоздали по крайней мере на несколько лет. А расширять корзину денежной наличности вообще не надо, это только взовьет процентные кредитные ставки. Надеюсь, вы не собираетесь покупать недвижимость?

О боже, вот и новая квартира уходит из вашей жизни, обгоняя обреченный «порше». Если, конечно, можно назвать жизнью то, что начнется после понедельника.

14:35

Президент завершает речь призывом к отваге и бережливости.

– Слабый раствор бойскаутского пафоса, – комментирует Даймонд.

– Крепкий раствор катастрофы, – отзываетесь вы. – Какая-то кошмарная каша!

– Кошмарная? Наоборот, замечательная.

– Концерт только начинается?

– Совершенно верно. С точки зрения тех, кто на особом листке.

Менеджер переключает телевизор на бейсбольный матч, чуть не свалившись при этом со стула. Официантка подвиливает к столу, чтобы узнать, не хочет ли Даймонд еще содовой. Вы буквально чувствуете, как у нее под юбкой сгущается горячая влага. Прямо Майами!

– Вот! – Вы грубо суете ей стаканчик. – Кофе остыл, подогрейте!

Она, наверное, могла бы вскипятить его, засунув себе между ног. Вам хватило бы десяти минут в туалете перед зеркалом, чтобы разом положить конец омерзительному флирту, но вы ни за что до этого не опуститесь. Или просто не рискнете?

– Извините за прямоту, мистер Даймонд, – говорите вы, дождавшись, когда девица отлипнет, – вы сейчас напоминаете лису в винограднике.

– Ах вот как?

– Вы радуетесь кризису, как ребенок, потому что… в общем, вас это больше не касается. Я имею в виду рынок. Вы оступились и выпали из бизнеса, а теперь злорадно торжествуете при виде надвигающихся проблем. По-моему, это голая мстительность. Будь у вас работа, вы бы пели совсем по-другому.

Противная улыбочка Даймонда расползается, делаясь еще противнее:

– Иными словами, страдал бы вместе со всеми?

– Да, можно и так выразиться.

Когда он начинает хохотать, официантка бросает ревнивый взгляд – должно быть, завидует, что вам удалось его развеселить.

– Ох, Гвендолин, – говорит Даймонд, отсмеявшись. – Наблюдать такую наивность в наши дни было бы приятно, если бы она не была столь жалкой.

Вы краснеете, как кардинальская шапочка, и встаете из-за стола, но Даймонд словно не замечает.

– У НАСД не дошли руки, чтобы лишить меня лицензии, – продолжает он. – А если бы и дошли, на Уолл-стрит есть целые фирмы, набранные исключительно из опальных брокеров.

Хм… это интересно. Вы снова присаживаетесь.

– Через каких-нибудь три месяца после увольнения я мог бы получить работу в любой «дискотеке» страны, за исключением, может быть (подчеркиваю: может быть!), той, которая меня уволила. А между тем я подвел под монастырь не только клиентов, но и саму фирму.

Да, это действительно становится интересным.

– В самом деле?

– Конечно! В инвестиционном бизнесе есть только одно правило: выжимай деньги. Вы сами должны понимать. Если это правило выполняется, то никто не смотрит на нарушения других правил. Уолл-стрит любит парней вроде меня странной любовью, как сутенер любит смазливую шлюшку-тугощелку, которая ворует и сидит на игле.

Вы настолько заинтригованы, что пропускаете скабрезное сравнение мимо ушей.

– Позвольте… э-э… задать вам вопрос, – говорите вы. – Строго между нами. Если в понедельник Познер меня уволит, если меня обвинят в мошенничестве и прочих грехах – что еще, кстати, не факт, – вы думаете, я смогу найти работу в другой фирме? Через какое-то время, разумеется. Достаточно короткое.

Даймонд заливается так, что официантка, наверное, принимает вас за внучку Дороти Паркер. В этот дождливый воскресный день вам удалось превратить кафе «Пони экспресс» в ярмарочный балаган.

– Да, наверное, – отвечает он. – Говорят, вы умеете продавать. Я знаю много мелких фирмочек, они возьмут любого, кто умеет продавать. Так что если хотите работать на лилипутов, они от вас не откажутся. Однако крупные ребята вряд ли заинтересуются, даже если у вас будет чистое досье. Вы просто не способны выжимать такие деньги.

– Ну почему же? Может, и способна.

– Сомневаюсь, Гвендолин. Сильно сомневаюсь. У вас есть энтузиазм, однако не хватает таланта. Если говорить откровенно, вы выбрали профессию, в которой при всем старании сможете достичь лишь маргинальных успехов.

Маргинальных?! Да как он смеет! От ярости вы даже забываете, что его надо опасаться.

– Почему? Потому что я совершила пару ошибок – между прочим, не таких грубых, как вы? Потому что я не мужчина? Потому что филиппинка? В этом все дело? У меня есть диплом, есть степень!.. Вообще откуда вам знать о моих способностях?

Чем больше вы говорите, тем писклявее звучит ваш голосок. Официантка смотрит уже совсем другими глазами. Как говорят спортивные комментаторы, удача переместилась на ее половину поля.

– Тише, тише. Успокойтесь. Подумаешь, большое дело! Если бы профессиональная непригодность считалась уголовным преступлением, половина населения этой страны кушала бы тюремную баланду, включая злую жабу, которая только что квакала из Овального кабинета. Я не утверждаю, что вы некомпетентны. Вы просто средненький брокер. Но зачем же унижать свою душу, зачем делать то, в чем вы никогда не достигнете высот? Заурядность – вот какой гадости надо бояться! Заурядность – это комок мокрой кошачьей шерсти на персидском ковре мироздания! – Даймонд жадно глотает содовую. – Откуда я знаю, что вы не достигнете высот? Очень просто. Позавчера, после падения рынка, после окончания рабочего дня я наблюдал за брокерами в ресторане «Бык и медведь»: все как один тряслись, суетились, нервничали. И вы в том числе. Но если бы вы были настоящим игроком, то сидели бы не в баре, а у себя в офисе, спокойно прикидывая, что купить, просчитывая варианты сделок. Поверьте, все звезды брокерского бизнеса в тот вечер занимались именно этим.

– Я не могу ничего купить! – протестуете вы. – Даже по сниженным ценам. У меня нет ликвидных средств!

– Ну, компьютер-то у вас есть? Вовсе не обязательно хранить в матрасе пачки денег, если знаешь, как пользоваться компьютером. Вы и сейчас могли бы слегка погарцевать за клавиатурой и спасти свою задницу, независимо от того, сколько она напакостила. Но для этого надо знать, что делаешь.

Крайне интересно.

– А вы? Вы знаете, что делать? Он пожимает плечами:

– В свое время – да, знал бы.

– Почему же тогда вы… не спаслись от увольнения?

– Просто не хотел. Более того: не понимаю, зачем вы этого хотите? – Даймонд улыбается. – Особенно теперь, когда встретили меня и убедились, что во вселенной есть вещи, по сравнению с которыми рынок ценных бумаг выглядит как смесь групповухи и семейного пикника.

Вы не знаете, да и не хотите знать, что он имеет в виду. Надо попытаться надавить на жалость.

– Вам хорошо. Вы, наверное, из богатой семьи. А для меня самое главное – финансовая стабильность. Я знаю, что такое нищета.