Красный дракон. Китай и Россия в XXI веке - Андрей Девятов

Если Россия самая холодная страна в мире, то Китай — самая многонаселенная. Огромное количество и преимущественно сельский состав населения определяют китайскую специфику в том, что касается экономики китайского пути (внутренних источников накопления и способов распределения национального богатства). Источник стартового, без внешних займов, накопления капитала народного хозяйства страны в Китае кроется, по сути, в добровольной (мобилизованной интересами семьи) интенсификации труда громадного сельского населения, а также в климате, дающем до трех урожаев в год.

В России состав источников накопления другой. — Во всяком случае, дополнительный налог "на климат и расстояния" для финансирования экономического чуда в городе с куда менее продуктивной и совсем теперь малолюдной русской деревни явно взять не удастся.

Китайское руководство каждый раз, когда примеряло на себя "городские" иностранные идеи; конечно, видело всю реальность своего огромного сельского населения, а потому, когда было разумно и не поддавалось на иностранные соблазны универсальных, якобы применимых для всех времен и народов принципов, шло своим собственным, китайским путем.

[Другой резон состоит в том, что Китай — это национальный монолит. 95 % населения — китайцы (хань), тогда как Россия — конгломерат народов, где русских хотя и 80 % от численности населения, но правящей доминанты по крови нет. В Китае именно ханьская национально-культурная доминанта определяет китайскую специфику в политике, а именно: сплошную вертикаль власти единой ханьской бюрократии. В России же принципиальный характер имеет национально-культурное разнообразие, что в конструкции власти определяет аристократический принцип отбора и удержания людей в составе правящей знати. В Китае аристократии нет, и бюрократия всегда остается бюрократией, поднимается по прямой лестнице рангов и должностей, дисциплинированно служит государству, деспотично в лоб продавливает исполнение приказов, и даже взятка подталкивает процесс к назначенной высшим начальством цели. ^В России же державный прогресс делают, как правило, обходным маневром подвижники-аристократы, опирающиеся на ближний круг свояков и ставленников. А от командной вертикали бюрократов для ускорения общего дела большого толка нет. Созидание всегда обременительно. И на местах российские бюрократы либо гасят порыв благого приказа статьями, пунктами, параграфами других нормативных актов, либо, завидуя успехам аристократически "лично годных", уравниваются с ними за счет взяток. Работая на себя, разрешают или запрещают все, отклоняющееся от вектора, заданного приказом сверху. И так не столько мобилизуют и концентрируют, сколько распыляют, поглощают и тормозят деловую активность.

Важную особенность китайского пути всегда составляла демонстрация силы, серьезности намерений действовать, как фактора и острастки направленной вовне и духовной мобилизации внутри китайского общества, его сплочения вокруг власти. Собственно действия с применением силы — вторичны. "Винтовка рождает власть", — любимый лозунг Мао Цзэдуна. Китайский "контрудар в целях самообороны" по Вьетнаму 17 февраля 1979 года — врт с чего начались на практике реформы Дэн Сяопина.

В России же меры не знают, и сила не столько демонстрируется, сколько применяется, причем, как правило, чрезмерно и лишь после очень долгого сосредоточения.

Мао Цзэдун, сам выходец из горной деревни, должно быть, хорошо понимал крестьян и в своей деятельности был прежде всего китайцем, а уж потом марксистом. Мао расширил европейское, западное учение Маркса, добавив концепцию построения социализма в полуколониальной и полуфеодальной стране. Свою теорию "демократической революции" и "диктатуры народа" (а по сути, диктатуры компартии) он построил на четком понимании национальных реалий и традиции аграрного Китая, что привело к успеху на практике.

Китайский путь "реформ и открытости" Дэн Сяопина в 1979 году тоже начинался с деревни. Начало предусматривало самодостаточность, "опору на собственные силы". Ни государство, ни частные инвесторы ничего по началу никуда не вкладывали. Лишь идея и практика коммун-монстров с "железной чашкой риса" для всех, введенные Мао Цзэдуном, были заменены в деревне на идею и практику "семейного подряда" с результатами для своих. Бережно, с сохранением всех возможных привилегий и синекур, заменили и руководящие кадры "революционеров старшего поколения" в партии и армии на подошедшее по возрасту активное и желавшее перемен поколение участников уже не героического "Великого похода", но бесславного "Большого скачка". После "трех лет упорного труда" обещанных Мао Цзэдуном "десяти тысяч лет счастья" не наступило. Дэн Сяопин же обратился к конфуцианскому понятию "малое изобилие" ("сяокан": мира в государстве и безбедной жизни народа). Так от безграничного смыслового ореола коммунистических символов был осуществлен переход к конкретному образу накопления в видимой перспективе. Отдали "железным винтикам" желанную команду: накапливать (а китайцы склонны копить "на черный день", "бережно сберегать бережно сбереженное") — и, что называется, "процесс пошел".

Реформы начинались с того, что в деревне китайская крестьянская семья (живущие вместе поколения кровных родственников) на основе коллективного (малый клан), реже индивидуального, подряда получала в хозяйственное использование сроком на 50 лет землю, и очень часто в виде горы (80 % территории Китая — горы). Если на горе есть хоть какая-то почва, то ее можно уступами террасировать, сооружать горизонтальные площадки полей и выращивать зерновые. По законам геологии, на склонах гор часто бывают источники питьевой воды, необходимые для людей и домашнего скота (монастыри в горах везде устроены при таких источниках). Полив полей — естественными осадками, которых хватает. Если почвы мало, одни камни, то террасы засаживаются плодовыми деревьями. Если с почвой совсем плохо, то террасы не делаются, а склон засаживается лесом. Поскольку деревья вырастают до возможности их хозяйственной заготовки примерно за 20 лет, то пятидесятилетний срок подряда открывал крестьянам перспективу даже в самом худшем горном варианте двум поколениям семьи, получившей землю в-подряд, достичь хоть каких-то, но гарантированных результатов от хозяйственной разработки горы. Все китайцы еще при Мао Цзэдуне на политзанятиях в ходе "Большого скачка" и "культурной революции" учили наизусть его работу "Юй-гун передвинул горы" с идеей не бояться трудностей и возможности достижения результата кропотливым трудом нескольких поколений семьи. При Дэн Сяопине были созданы условия семейного (именно в нескольких поколениях кровных родственников) хозяйства. Дело реформ в сельском хозяйстве пошло, так как у массы крестьян появился интерес работать интенсивнее с видами на будущее. Был включен и "административный ресурс" китайской бюрократии, силой загонявшей крестьян в подряд наподобие советской коллективизации.

Сначала действительно только интенсивный и рачительный личный, ручной труд семисот миллионов китайских крестьян, получивших перспективу улучшения своей жизни и жизни своих детей, без оборотных денег, без механизмов, без химических удобрений, без помощи науки, примерно к середине 80-х годов позволил деревне накормить и себя, и городов китайской деревне появились хоть какие-то тощие накопления для потребления современных городских промышленных товаров.

В результате реформ коммуны распустили, но земля в Китае осталась государственной и лишь была отдана в семейный подряд на 50, а под некоторые цели даже на 70 лет] В благодатном теплом и влажном климате, где живет большинство китайцев, подряд стал почти повсеместным. Где местные условия умеренного климата, бедных почв и низкой плотности населения требовали широких коллективных усилий для товарного производства, там были сохранены большие производственные бригады. А в холодных, малолюдных и малопродуктивных степях Внутренней Монголии и Синьцзяна сохранили крупные госхозы с машинной обработкой полей и производством зерна в государственные резервы (мобилизационный запас на случай стихийных бедствий, беспорядков, войны и т. д.).

В 1997 году я участвовал в переговорах российского завода "Ростсельмаш" с китайцами на предмет продажи в Китай зерновых комбайнов. Российские комбайны рассчитаны на обширные поля и имеют ширину жатки 8,5 и даже 11 метров. Развернуться с такой жаткой в Китае почти негде. Так вот, покупали их китайцы, и то очень мало, только для степей Внутренней Монголии и Синьцзяна. На зажатых горами полях северного и центрального Китая, в конце 90-х годов, кроме ручного труда стали использовать маленькие зерновые комбайны собственного китайского производства с шириной жатки 2–3 метра. Такие комбайны я видел регулярно, дважды в год на шоссе Пекин — Бэйдайхэ, когда их срочно перегоняли своим ходом для быстрой уборки первого урожая из одной производственной бригады в другую. Использовали комбайны группами, по несколько машин, на принципе передачи техники полеводческим хозяйствам во временную аренду. В относительно равнинном и самом урожайном восточном и южном Китае в рисовых чеках я видел только буйволов, малую механизацию и сверхинтенсивный ручной труд. Этот пример показывает, что чем суровее климат, тем меньше урожайность, меньше численность населения, больше обобществления средств производства и больше техники на полях, а где климат самый мягкий, там самая высокая урожайность, больше всего населения, там нет госхозов, меньше используется техника. Справедливости ради нужно заметить, что рост урожайности в Китае даже при ручной обработке полей допотопными орудиями труда в ходе реформ во многом (до 30 % прибавки урожая) был достигнут за счет селекции высокопродуктивного семенного материала и массового внедрения на поля лучших в мире по продуктивности сортов риса и других злаковых культур. Огромную роль сыграло и почти повсеместное, регулярное повышение плодородия истощенной китайской почвы минеральными удобрениями. При этом по мочевине Китаю за 20 лет удалось на иностранном оборудовании создать достаточные мощности собственного производства и к 1998 году почти полностью свернуть импорт. А по хлористому калию провести геологоразведку и обнаружить скромные запасы на своей территории, позволяющие говорить о какой-то степени независимости от российского (и другого зарубежного) импорта в перспективе. В перемещениях по стране я наблюдал, как редкие и скудные, чернеющие то тут, то там, кучки навоза и другой органики на полях постепенно были заменены внушительными штабелями мешков, откуда растекались белые ручейки минеральных удобрений (к поставкам которых в Китай и я прилагал руку).