Страсть с повинной - Жаклин Бэрд

- Ребекка... О Боже! Я думал...

На мгновение у нее защемило сердце от той неприкрытой беззащитности, какую она увидела в его глазах, и, не дав ему договорить, она зачастила:

- Молчи, побереги свои силы, кстати, как раз время принимать лекарство. Тебе надо побольше пить. А теперь отдохни, - проговорила она тихим голосом.

Губы Бенедикта скривило нечто подобное улыбке:

- Моя собственная Флоренс Найтингейл. Отвернувшись от него, Ребекка налила сок в кружку. Она его любит, но теперь, когда он пришел в сознание, незачем ему это показывать... Напустив на себя бесстрастность, она протянула ему стакан.

- Выпей соку, а вот твоя таблетка. - Она держала таблетку в другой руке, но, к ее огорчению, Бенедикт был не в силах взять стакан; руки его тряслись, и Ребекка помогла ему поднести стакан к сухим, потрескавшимся губам.

Его голова снова упала на подушку.

- Спасибо... - Он глубоко вздохнул и под ее взглядом погрузился в беспокойный сон.

Ребекка вздрогнула и подняла голову. Она лежала, неловко притулившись на краю постели; шумное дыхание Бенедикта было единственным, что нарушало тишину темной комнаты. Она осторожно протянула руку и зажгла ночник. Был час ночи, и ей стало холодно. Она посмотрела с любовью на больного, лежащего в постели. Видимо, кризис прошел, черты его лица обрели обычное выражение, и казалось, он просто крепко спит. Она поежилась - ее летнее платье не защищало от ночной прохлады.

Бенедикт повернулся, бормоча что-то во сне. Рядом с ним освободилась узкая полоска кровати. Она может осторожно лечь к нему под бок и накрыться одеялом, не потревожив его. Она сбросила платье и туфли, скользнула под одеяло и закрыла глаза. Надо немного передохнуть. Бенедикту явно стало лучше, у него уже нет такого жара, а она очень устала...

Ребекка уютно устроилась, прислонившись щекой к его спине. Ей казалось, что она плывет между сном и бодрствованием. Вдруг она почувствовала прикосновение к своим губам. Бенедикт! Она открыла глаза и попыталась сесть.

Посмеиваясь, он придержал ее возле себя с силой, невероятной для тяжелобольного.

- Добрый день, Ребекка.

- День? - Хороша же из нее сиделка!

- Половина второго. Пятница. - Он опирался на локоть и смотрел на нее ясными глазами, и лишь изможденное лицо и небритый подбородок свидетельствовали о болезни. - Я вернулся к жизни благодаря тебе.

- Лекарство! - в панике вспомнила она.

- С лекарством я могу подождать, но с тобой ждать не могу, - проговорил он, обнимая ее за талию.

- Но врач сказал...

- Я знаю, что он сказал.

- Откуда? Ты был без сознания, когда он приходил. - Она с удивлением уставилась на него. Какая-то бессмыслица, может быть, у него еще жар...

- Неужели? - сказал он сухо. - Мужчина наиболее уязвим, когда болен. Правда, у меня был жар, но я слышал все, что говорилось. А не открывал глаза потому, что не смог бы перенести, если б ты отказалась за мной ухаживать. Я помню, я просил тебя не уходить...

- Ты бредил и не можешь помнить, что говорил. - Его слова ошеломили Ребекку, она не могла поверить своим ушам - он признается ей в своем притворстве.

- Твое благородство смущает меня, Ребекка. - Глаза его потемнели, словно от боли.

- Бенедикт... - Она положила руку ему на грудь, как бы желая его успокоить, и внезапно его живое тепло напомнило ей об их близости. - Я лучше...

- Нет, разреши мне сказать. - Он взял ее за подбородок так, что она волей-неволей глядела ему в лицо. - Я проснулся два часа назад и обнаружил, что ты меня обнимаешь. Ты пристроилась к моей спине, как котенок. Мне даже почудилось, что я умер и нахожусь на небесах.

Она почувствовала, что краснеет под его взглядом. А вдруг он ее любит? Нет, этого не может быть, ответила она сама себе.

- Но ты жив, - заметила она нарочито прозаическим тоном.

Бенедикт не обратил внимания на ее реплику и продолжал:

- Потом вернулось чувство реальности. Мне казалось, что я лежу уже целую вечность, смотрю, как ты спишь, и думаю: что же я тебе скажу?

- Не надо объяснять... - Мысль о том, что он смотрел на нее, когда она спала, беспокоила ее.

- Ребекка, а вдруг я никогда больше не осмелюсь? - Он улыбнулся сухими губами. - Или опять ослабею, так что уж лучше послушай теперь. Я люблю тебя. Я всегда тебя любил и всегда буду...

Глава 9

Ребекка не могла и предположить, что услышит такие слова. Она онемела, сердце у нее бешено заколотилось. В затянувшемся молчании повисло напряжение, которое она не смела разрядить. Можно ли этому... Но как бы она желала, чтобы это было правдой! И где-то в глубине души впервые засветились огоньки надежды.

- Ребекка! - Бенедикт смотрел на нее умоляющим взглядом, какого она не видела прежде. - Я не прошу тебя любить. Я этого не заслужил, я знаю, но.., я думал... - Для такого гордеца он казался сейчас странно неуверенным в себе. Я помню, я говорил, что отправлю тебя с Даниэлем в деревню, но... Может быть, мы решили бы этот вопрос по-другому... Прошлой ночью я был жестоким, но клянусь, этого никогда больше не случится. Мы могли бы стать хорошей супружеской парой. - Он замолчал, и - вот уж совсем невероятно! - лицо его вспыхнуло. Потом суровая решимость вдруг золотистым огнем озарила его глаза. Мне так показалось потому, что ты ухаживала за мной, сменила белье, умыла меня... Ни за что не поверю, чтобы ты все это делала, если меня ненавидишь...

- Бенедикт! - перебила она его. - Ведь это ты возненавидел меня за то, что я скрыла от тебя Даниэля. Ты ведь сам это говорил прошлой ночью...

- Ты что, рехнулась? - ужаснулся он. - То, что я бормотал, было совсем другое. Я пытался объяснить тебе о Гордоне. Я помню, что спрашивал тебя, понимаешь ли ты, и ты ответила - "да".

- Я пошутила. Ведь у тебя был бред.

- Что за черт! Ребекка, ты самая несносная, упрямая женщина, какую я когда-либо встречал в жизни.

Вот такого Бенедикта она знает и любит, мелькнуло у нее в голове, когда он приподнялся на локтях.

- Я думаю, что у тебя все еще жар, - пробормотала она скорее про себя, но он услышал.

- Проклятье, женщина, я не в бреду! Я пытаюсь все объяснить тебе. Я пытался это сделать пять лет тому назад, и на прошлой неделе во Франции, и вновь вчера. Но на этот раз я не выпущу тебя из постели, пока ты не выслушаешь и не уразумеешь глупой своей башкой. Тебе понятно? - взревел он.

- Да, Бенедикт, - ответила она осторожно. Один Бог знает, сколько неясного и ранящего душу лежит между ними! Давно пора поговорить, как это делают цивилизованные люди, подумала она, к тому же не следует забывать о Даниэле. Хотя бы ради него она должна выслушать Бенедикта.

- Во-первых, я должен знать, поверила ли ты мне, когда я на прошлой неделе говорил, что писал тебе?

- Да, конечно, и, даже если бы не поверила, твой дядя Жерар все рассказал мне во время свадебного банкета. Он считает, что частично виновен в том, что ты заблуждался насчет смерти Гордона.

- Спасибо Жерару! Но я должен кое в чем тебе признаться. В том письме я тебе сообщил не всю правду.

Она устало оглядела его печальное лицо, уже не желая слушать продолжения.

- Я, пожалуй, начну сначала, с того момента, когда я увидел тебя в первом ряду на лекции... - Он глубоко вздохнул. - Я загорелся. Маленькая, бесподобно сложенная девушка с кукольной фигуркой, ангельским личиком и огромными глазами, полными жизни, - все в тебе пленило меня, а затем я увидел Руперта. Я знал, что ты не можешь быть его женой, и тут же сделал неверное заключение. Потом, когда нас представили друг другу, я не посмел взглянуть на тебя боялся выставить себя дураком. Ни одна женщина не захватила меня так глубоко. Позднее я не смог отказаться, когда Руперт предложил познакомить нас снова. Когда же он назвал полностью твое имя и фамилию, я был потрясен тем, что судьба сыграла со мной такую злую шутку. Девушка, в которую я влюбился с первого взгляда, принадлежала моему брату.

В душе у Ребекки затеплилась надежда от искренности его тона. Казалось, Бенедикт исповедовался перед самим собой.

- Моя мать рассказала мне о смерти Гордона свою версию, и, как тебе известно, я по глупости поверил ей, хотя Жерар, не входя в подробности, сказал мне, что это был несчастный случай. Так или иначе, прошлого не воротишь, Гордона уже не было на свете четыре года. Но когда я узнал, кто ты такая, я ощутил вину перед ним. Я пожелал возлюбленную моего покойного брата. Я был в замешательстве: мне показалось, что ты и вправду та дьявольская соблазнительница, о которой говорила моя мать. Я использовал Гордона как защиту от своих чувств... Но ты меня околдовала. Я хотел обладать твоим телом и душой. Я пытался избегать тебя, но не смог. У меня не было сомнений, что Гордон попался в твою ловушку: ведь мне самому достаточно было один раз взглянуть на тебя и я был покорен.

Ребекка слушала затаив дыхание, его слова и искренность были убедительными. И ведь то же самое произошло с ней: разве не с первого взгляда она влюбилась? Значит, Бенедикт тоже мог полюбить ее с первого взгляда.