Другая сторона Эвереста - Мэтт Дикинсон

Половина стены гладкая и скруглённая, как взбитые сливки, сформированная тибетскими ветрами и разрушительным действием солнца и мороза. Оставшаяся часть на пути схода лавин состоит из разрушенных пиков и зияющих трещин. Неподалеку от того места, где стояли мы с Роджером, можно было видеть свежие следы лавины.

— Боишься? — спросил я его.

— Конечно. Чем скорее мы проскочим это место, тем лучше.

Следующие полчаса мы потратили на одевание кошек и обвязок, и это занятие оказалось на удивление утомительным. Я зацепился зубом кошки за нейлоновый гетр, на секунду потерял равновесие и повалился в снег. Я отцепил кошку от порванного гетера и немного полежал, пока утихла боль. Оглянувшись, я увидел, что Саймон и Барни заняты своим снаряжением и не заметили моей оплошности. Боль исчезла через несколько минут, но моё недовольство собой за допущенный промах длилось гораздо дольше.

Ал догнал нас немного раньше, и мы ушли вперед остальной группы, чтобы заснять Брайана и других в начале подъёма. Первым был эпизод подъёма по одному из самых крутых участков разрушенного льда, требующий изрядных физических усилий, по которому были прорублены глубокие ступени. Я впервые шёл по перилам, по неопытности нагружая только руки. Через несколько минут я обессилил и сорвал дыхание.

Постепенно набираясь опыта, я стал больше полагаться при подъёме на ноги и меньше грузить руки.

По сравнению с моими неэффективными корявыми действиями у Ала всё шло быстро и чётко. На льду Ал чувствовал себя как у себя дома. Он был единственным из всей команды, кто не использовал перила, а шёл рядом с остальными, полностью полагаясь на свою снежную и ледовую технику. Я же был рад дополнительной страховке, которую давали перила. Скоро мы оторвались от основной группы на сотню вертикальных метров.

— Как ты хочешь здесь снимать? — окликнул меня сверху Ал. Он уже готовил камеру к съемке.

— Посмотри, сможешь ли ты отойти в сторону и дать крупный план, когда они подойдут.

Я должен был несколько раз перевести дыхание, чтобы ответить.

— Хорошо, — Ал привязал рюкзак к одному из перильных ледовых крючьев и легко отошел по крутому склону, не оставляя следов от кошек на твердом как железо отполированном льду. Он выбрал место в пятидесяти метрах по склону и проворно вырубил ледорубом для себя площадку.

Ал снимал участников, бредущих по крутой первой части ледового склона, ежеминутно спрашивая моего совета и докладывая, что он отснял. Брайан передвигался медленно, часто останавливаясь, чтобы отдышаться. В одном месте он картинно повалился на колени. Идущие сзади него терпеливо ждали, радуясь возможности немного отдохнуть.

— Сними Брайана поближе, — крикнул я Алу.

— Он как раз на пределе увеличения. Камера немного трясется, — у Ала не было штатива, чтобы стабилизировать камеру, и он держал её в руках.

— Попробуй хоть как-нибудь.

— Хорошо.

Через двадцать минут Брайан и все остальные подошли ко мне. Брайан принес извинения за свою медлительность.

— Простите, дорогие, — он задыхался, — немного вымотался, всё. Но я взойду, чёрт меня побери!

Выглядел он отвратительно. Слюни застыли на его бороде, а его лицо было призрачно белым от солнцезащитного крема. Я стоял рядом, пока Барни пристегивал его к крюку, чтобы дать ему немного отдохнуть. Без сомнения, ему было труднее, чем любому из нас. Его возраст сам по себе лишал его преимущества, и хотя с начала экспедиции он изрядно сбросил вес, он все ещё был тяжелее остальных.

Ал и я нашли рюкзаки и пошли вперед искать следующее место для съемки. Вскоре ритм подъёма снова стал ровным: шаг вверх, подъём зажима в новое положение, пауза, перевод дыхания, шаг вверх и т. д. После десяти — пятнадцати шагов я должен был отдыхать подольше, на большее я был неспособен. Я был потрясен своей медлительностью, но идти быстрее не хватало сил. Лазать на высоте чуть больше 7000 метров — то же самое, что ехать с нажатыми тормозами.

Ал шёл мощно, как силовая машина, останавливаясь только, чтобы подождать меня.

Перила извивались между двумя ледовыми выступами и исчезали где-то слева над нами у подножья крутой трехсотметровой стены. Когда мы наблюдали в бинокль за другими группами, проходящими этот участок маршрута, мы даже удивлялись их медленному темпу. Я видел, как одна группа потратила почти час на преодоление пятидесяти метров перил. Теперь, испытав на себе в полной мере влияние высоты, я тоже продвигался очень медленно, желанные пятнадцать шагов без отдыха превратились в десять, потом в пять.

Через три часа восхождения по ледовому склону мой темп снизился до двух-, трехминутного перерыва между каждым шагом. Я стал часто опираться на ледоруб, удлиняя отдых. Часто кусая шоколад, я поддерживал уровень сахара в своем организме, но на жаре я почти допил два литра апельсинового сока.

На половине маршрута мы перешли через заполненную снегом трещину, а затем склон стал положе, образовав ровную полку, достаточную, чтобы на ней могли отдохнуть десять-пятнадцать человек. Я повалился на эту полку и допил оставшуюся жидкость.

С этого места во всем своем величии открывался ледник Восточный Ронгбук, изящно вытекающий, подобно реке, из объятий Эвереста, устремляясь на север. Слева, под северо-восточным гребнем Чангцзе, виднелись едва различимые цветные точки палаток передового базового лагеря.

Когда Брайан добрался до полки, ему было плохо. Он повалился на бок, кашляя, и потом зашелся в приступах рвоты. Барни помог ему снять рюкзак и протянул ему бутылку с водой.

— Возьмите кто-нибудь мой рюкзак, — голос Брайана звучал, как жалобный хрип.

Барни и Саймон обсудили положение и пришли к выводу, что только без рюкзака Брайан сможет достичь седла. Но кто понесёт его рюкзак? Чтобы помочь Брайану, они решили вызвать одного из шерпов из лагеря 4, и вскоре к нам спустился Кипа Шерпа. Он уже поднимался на седло сегодня, и я был поражён, с какой безотказностью он принял поручение, которое вынуждало его работать намного дольше, чем он ожидал. Он взвалил на плечи рюкзак и пошёл вверх по перилам с феноменальной скоростью.

Брайан отдохнул, восстановил дыхание и продолжил подъём значительно быстрее и веселее, чем с грузом на спине.

До лагеря 4 мы сняли ещё только одни эпизод — пятнадцатиметровый ледовый участок, который, несомненно, является самым трудным на всем переходе. Я знал, что у нас получится хороший метраж, если нам удастся снимать альпинистов сверху на фоне простирающейся под ними долины. Я также предполагал, что для многих альпинистов этот участок потребует большого физического напряжения, и им будет не до камеры, что даст возможность получить неотразимый эффект.