Спасай и женись - Саша Майская

Тело женщины светится в темноте, отсвечивает лунными розблесками, манит окунуться в прохладную глубину ночи.

Она такая маленькая и стройная, что действительно напоминает скрипку. И он играет на этой скрипке музыку небесных сфер, что бы это ни было на самом деле.

Его пальцы скользят по нежнейшей коже, и ему страшно поцарапать ее, потому что нельзя водить наждаком по лепесткам роз.

А потом нежные руки обнимают его за шею, золотистая головка доверчиво прижимается к его груди, и мир вдруг становится удивительно полным и насыщенным. Всем сразу — звуками, ароматами, воспоминаниями о будущем, которого еще не было, но обязательно будет…

Он и она на веранде собственного дома. Их дети носятся по изумрудной траве, преследуя бабочек. Лохматый щенок с интересом жует хвост разморенной кошки, она фыркает и лениво машет на него лапой.

Этого еще не произошло, этого еще ждать года три, а то и все пять — судя по возрасту их детей — но это будет, обязательно будет, не может не быть.

А значит, будет и лунный блеск обнаженного тела, и золотые пряди, разметавшиеся по подушке, и цветами расцветающие на нежной груди следы его поцелуев…

Лиза…

В один прекрасный день он все-таки решил открыть глаза и прийти в себя окончательно. Выяснилось, что кругом знакомые, в принципе, стены палаты военного госпиталя, чистота, стерильность, а за окнами белый день. Медсестра тоже была вполне удовлетворительная, рыжая такая красуля, пренебрегавшая лифчиками и уважавшая батистовые белые халаты. Больше всего Жоре нравилось, как она наклоняется над ним, чтобы поставить градусник, — ландшафты при этом открывались абсолютно космические. В смысле, полный улет.

В скором времени объявился и врач, хороший дядька, жесткий и ехидный. Выяснилось, что он три года прослужил хирургом на передовой, так что глупости типа «больного нельзя волновать» не признавал. Жоре было со всей пролетарской прямотой поведано, что ранение у него получилось очень серьезное, что пуля была со смещенным центром, и еще хорошо, что малого калибра. Попала она Жоре в позвоночник, и вот тут уже начинались чудеса, к которым фронтовой хирург относился совершенно нормально. Чтобы не вникать в совсем уж медицинскую терминологию — сантиметром выше или ниже пуля сделала бы из Жоры бессловесный овощ в колясочке до конца жизни. А так — обошлось.

— Лежал ты долго, парень. Но лично я всегда приветствую крепкий и здоровый сон. Теперь все пойдет быстрее, а через пару дней начнем лечебную физкультуру.

Жора лежал и страдал. Он не знал, как бы половчее спросить у врача, когда придет Лиза. Врач задумчиво посмотрел на заросшую физиономию пациента и негромко сказал:

— Тут к тебе прорывались, но я не пускал… Сейчас, в принципе, можно, но… В общем, как сам решишь.

— Ох… Я — да. В смысле, конечно. Если можно, то я…

Доктор посмотрел на него с непонятным выражением и ушел. А Жора вызвал медсестру и потребовал бриться и мыть голову. Медсестра никаких возражений не имела, и уже через каких-то три часа Жора напоминал слегка изможденную, но все ж фотомодель.

Посещения разрешались после обеда и тихого часа, и Жора весь извелся, ожидая, когда кончится и то, и другое. Потом он лежал и ждал, когда откроется дверь в палату и войдет Лиза, но дверь не открывалась.

Дверь не открывалась и завтра, и послезавтра, после чего Жора совсем уж было впал в депрессию, но призвал на помощь здравый смысл и убедил себя в том, что раз Лизу столько времени не пускали к нему, то теперь она может просто и не знать, что уже можно. Значит, надо ей сказать. Для этого нужен телефон. Хорошо бы мобильный, но раз мобильного нет, будем прорываться к обычному, больничному автомату.

Надо сказать, что ни одна лечебная гимнастика, ни одна физиотерапия не смогла бы помочь эффективнее. Жора Волков, высунув язык и шипя от боли в спине, плелся, перехватываясь руками, вдоль длинного коридора, чтобы позвонить Лизе Волынской и сказать, что он живой и здоровый.

К телефону подошла баба Шура — и эфир наполнился воплями, проклятьями и бессвязными обещаниями скорого и болезненного конца кому-то, у кого нет ни совести, ни сердца. Ошеломленный Жора выслушал всю эту галиматью, а потом аккуратно поинтересовался:

— Баб Шур… а ты с кем это разговариваешь?

— Жорик! Ангел ты мой! Я ить знала, что брешуть они, ироды! И потом: как в церкву пойду свечку ставить — меня ровно кто отводит. То кошелек забуду, то ишшо чего…

— Баба Шура! Сконцентрируйся. Вернись в цивилизацию и позови мне Лизавету.

— А Лизы нет, Георгий. И не будет пока что. Но я ей обязательно передам, что ты звонил. Выздоравливай. Всего доброго.

Жора обалдело таращился на пищавшую у него в руках трубку и вообще ничего не понимал.

Скорее всего, у бабы Шуры раздвоение личности. Это просто немыслимо, чтобы человек одновременно одинаково комфортно чувствовал себя и в обличье Бабы Яги, и в облике учительницы словесности на пенсии. И что, твою мать, она говорила про свечки, церкви и то, что она так и знала?! И где эта Лизавета?

Уже в палате Жора пришел к выводу, что пора восполнять информационный вакуум. В конце концов, для него история со спасением Лизы Волынской закончилась в момент, когда главный злодей был все еще на свободе и вооружен…

Однажды утром Жора проснулся, потому что ему приснилось, что на него кто-то смотрит. Открыл глаза — и выяснил, что смотрит на него Игорь Васильевич Волынский, его бывший босс и пока еще несостоявшийся тесть. Сидел и печально смотрел на Жору Волкова через стильные очки в золотой оправе. Жора поспешно выполз из-под одеяла и постарался выглядеть как можно более презентабельно и независимо.

— С добрым утром, Игорь Васильевич. Спасибо, что навестили.

— Здравствуй, Георгий. Честно говоря, я здесь уже не впервые. Сначала… когда ты был еще совсем плох, мы с Витей приезжали. И ребята тоже. Никто толком никаких гарантий не давал.

— Игорь Васильевич, а как там…

— Да, ведь ты же ничего не знаешь, конечно… Полянского взял Зайцев. Тот смог прорваться почти до ворот, сломал Валерию ключицу, но Витя его догнал и… я не очень понял, что он такое сделал, но Полянский упал и больше не поднимался. Витю даже долго допрашивали, искали какое-то оружие, но потом приехали ваши ребята, из спецназа, и все выяснилось. Представляешь, Георгий, а я даже толком не знал, что вы с Виктором вместе служили…

— Да, было дело… Так как там…

— Эдика послали на освидетельствование психиатрам, его отец прилетел, был у меня. Ужасное горе. Эдик — прекрасный молодой человек… То есть он производил впечатление прекрасного молодого человека.