Насмешница - Джулия Тиммон

Мне безумно больно. Больнее, чем когда бы то ни было. Я чувствую себя так, как, наверное, чувствует себя приговоренный к смертной казни, которому по ошибке решили даровать жизнь, а теперь объявляют, что приговор остается в силе.

— Никто и не думал над тобой смеяться, — в жутком волнении говорит Терри. — Все, наоборот, чуть не плакали, потому что видели, как мы оба мучаемся. Ты же сама не хочешь меня бросать! Ведь правда, Джесси?

Высвобождаю руку. Столь любимое мною тепло его ладони в эти минуты жжет и терзает. Качаю головой.

— Не хочу. И правда сделала бы все, что в моих силах, чтобы мы снова были вдвоем и чтобы зажили более мирно, более счастливо. — Мгновение-другое молчу. — Если бы это случилось само собой, — договариваю я едва различимо, потому что горло сжимает ком слез. — Только по твоей и моей воле. Если бы я не чувствовала себя такой дурой… — Зажимаю рот ладонью, чтобы не плакать.

Терри порывисто хватает меня за руки, чуть выше локтей, и легонько трясет.

— Кто это сделал?! Кто проболтался?! Твои подружки?! Каролина?! Рейчел?!

Качаю головой.

— Джесси, умоляю! Все и так происходит по нашей воле! Это же нужно только нам двоим! Самое главное — будем ли мы вместе. Остальное не имеет значения!

С трудом вырываюсь и насилу подавляю в себе позыв разреветься.

— Терри, пожалуйста… Мне ужасно плохо. Я хочу домой, отдохнуть.

— Но не можем же мы на этом расстаться?! — опять кричит он.

— Поговорим в другой раз. — Я чувствую жуткую слабость и правда мечтаю возможно скорее очутиться в защищенности отцовского дома.

— Когда? — требует Терри.

— Пока не знаю.

— Подумай, прикинь! Мне важно знать!

— Не сейчас, позднее, — шепчу я, делая шаг в сторону автостоянки.

— Я отвезу тебя! — не желая терять последнюю надежду, восклицает Терри.

Качаю головой.

— Нет.

Отец встречает меня с испуганным видом.

— Ты не сказала, что куда-то собираешься, не позвонила, не оставила записки.

Проходим в кухню. Я тяжело опускаюсь на стул у окна и смотрю на настенные часы.

— Время еще детское.

Отец хмыкает.

— Ничего себе, детское! Первый час ночи! Дети видят десятый сон! Кофе будешь?

— Да, — не задумываясь отвечаю я. Мне в голову приходит ужасающая мысль. А что, если все-все, даже папа, Джимми, Дин и все его семейство… Вдруг все кругом были в курсе и только я одна, самая недогадливая, пребывала в неведении? Что, если выяснится, что так оно и есть? Тогда я, честное слово, не знаю, как дальше жить…

Перед моими глазами, как будто нарочно, мелькает папино лицо, каким оно было вечером после нашего с Терри развода. Он очень странно себя вел. Неужели же?..

Вскакиваю со стула, подлетаю к отцу, убираю из его руки пакетик с молотым кофе и мертвой хваткой вцепляюсь в его запястья.

— Скажи мне правду, папа! Умоляю! Если мое счастье для тебя не пустой звук, если ты хоть немного меня любишь, пожалуйста, скажи…

Отец смотрит на меня испуганно.

— Что с тобой? Ты случайно не заболела?

— Ответь же! — настойчиво прошу я, слегка тряся его руки.

Папино лицо напрягается, на лбу углубляются складки. Я неотрывно смотрю в его глаза, стараясь определить по ним, как по детектору лжи, честен ли он.

— Твое счастье для меня важнее всего на свете. Твое и Дина, — быстро добавляет он, хоть мы все давно знаем, что ко мне отец относится с большим трепетом, нежели к моему старшему брату.

Дин, насколько я могу судить, не обижается и смотрит на отцовскую бескрайнюю любовь ко мне где-то даже с юмором. Когда умерла мама, Дину было шестнадцать лет. Мама, хоть я об этом не подозревала, поскольку к тому времени еще не успела повзрослеть, наоборот, любила чуть больше его, Дина. Так что родительского обожания нам в детстве досталось в одинаковой мере.

— Но какую правду ты хочешь услышать, клянусь, не пойму, — договаривает отец.

— Обо мне, Терри, нашем разводе, Каролине, Рейчел, Тайборе, Фредди и дедовом празднике! — выпаливаю я.

Отец сильнее морщится и немного наклоняет голову вперед.

— Рейчел? Дедовом празднике? Как они связаны с вашим разводом?

Я пристальнее всматриваюсь в его глаза. И постепенно успокаиваюсь. Кого-кого, а родного отца я знаю как свои пять пальцев. И фальшь, даже если бы он очень постарался не выдать себя, наверняка бы почувствовала.

Отпускаю его запястья и вижу, что на них остались красные следы. Прижимаю ладонь к губам.

— Ой, пожалуйста, прости. Наверное, было больно? Я не хотела…

Папа улыбаясь потирает руки.

— Ерунда.

Порывисто обнимаю его и прижимаюсь щекой к его щеке.

— Значит, ты ничего-ничего не знаешь?

— С Рейчел и остальными знаком, — полушутливым тоном отвечает папа. — Но вот о дедовом празднике слышу впервые. Это что? Какой-то особенный день? Когда поздравляют всех дедов?

Я хихикая отстраняюсь. На сердце чуть-чуть легчает.

— Нет. Это день рождения одного деда, конкретного. Бэзилу, дедушке… гм… — Спотыкаюсь. Все это время я ни полусловом не обмолвилась отцу об отношениях с бывшим мужем. — Дедушке Терри недавно стукнуло семьдесят пять… — Умолкаю.

Папа окидывает меня быстрым внимательным взглядом и кивает на стул.

— Скорее рассказывай, что там у вас стряслось. Но сначала сядь и расслабься.

Послушно выполняю указание, а отец продолжает заниматься кофе.

— Понимаешь… — Выкладываю все без утайки. Рассказываю даже о том, что в ту ночь оставалась не у Каролины, а в своем прежнем доме, под боком у мужа, отделиться от которого мне все не судьба.

Когда кофеварка начинает булькать, отец, не прерывая моего рассказа, достает две чашки, наполняет их кофе, немного придвигает ко мне стол и ставит передо мной одну из чашек. Я лишь едва заметно киваю в знак признательности и взахлеб продолжаю. А заканчиваю свой невеселый рассказ слезами, которые в себе больше не могу удержать.

— Ну-ну. — Отец обнимает меня и похлопывает по спине. — Плачем делу не поможешь.

— Хотела бы я иметь железную волю и нечеловеческую выдержку. Но ведь их нельзя ни купить, ни даже украсть. — Несчастно всхлипываю.

Папа, тихо смеясь, еще раз обнимает меня и возвращается на свое место.

— Совершенно верно. Но человеку дано развиваться, воспитывать себя.

Мрачно киваю.

— Я и воспитываю. В противном случае лила бы слезы всю дорогу. После развода и после вчерашнего визита к деду. — Вздыхаю, вытирая щеки. — Все, больше не буду.

— Вот и правильно. — Отец заглядывает в свою пустую чашку. — Кофе еще хочешь?

— Я и этот-то не выпила.

— Этот уже холодный и невкусный.