Броненосный крейсер "Баян"(1897-1904) - Рафаил Мельников

Наши миноносцы прошли опасное место и были уже под прикрытием береговых батарей, а “Баян”, получив приказание адмирала, повернул и пошел на соединение с эскадрой.

Всеобщий восторг перед героическим поведением “Баяна” достиг в те минуты апогея. Даже пережив вскоре произошедшую катастрофу “Петропавловска” и весть о гибели С.О. Макарова, люди продолжали вспоминать, как отчаянно кружил на месте “Баян”, спасая людей с погибшего “Страшного”: “Молодец “Баян”, право молодец. Душа радуется, на него глядя”. “Да, он поддерживает честь русского флота”, промолвил какой-то седовласый полковник. ”Ну еще бы! Он да “Новик” всегда впереди, всегда наскакивают и никого и ничего не боятся. Другие говорили: “Баян” — чудное судно! Говорили, что его броня приводит всех в восторг. Помните бой 26 января. Ведь он тогда так врезался в самую середину неприятельской эскадры, что его уже считали погибшим. А он ничего. Пробоин на нем, говорят, видимо-невидимо. Кто-то подсчитал их до двух с половиной тысяч. Но все это для пего пустяки. Машина в порядке, серьезной пробоины ни одной, и он всегда готов к бою, всегда впереди, всегда принимает на себя все первые нападения”.

Видимо, так же думали и в Петербурге, когда за бой с шестью японскими крейсерами Р.Н. Вирен был удостоен знака отличия военного ордена 4-й степени — георгиевской награды. Награды получили и офицеры, и матросы. “Баян”, конечно, мог гордиться своим подвигом и заслуженными наградами. Но нельзя не видеть, как это было и с “Варягом”, что в шуме чествований и оваций всегда можно было оставить невыясненными те обстоятельства, по вине которых люди и корабли вынуждены были совершать свои подвиги.

В результате совсем забытые уроки той войны и доныне, спустя сто лет, тяжелыми потерями отражаются в судьбе нашего отечества. Оставаясь и сегодня исторически невежественной, власть произошедшую в наши дни гибель в горах Чечни восьмидесяти четырех десантников, брошенных в окружении без поддержки и связи с командованием, может, не моргнув, объяснить необходимостью “предотвращения развала России”. Сто лет назад “развал России” еще не грозил, и в официальной истории и в воспоминаниях участников войны кое-какая правда о происходящих событиях была достоянием гласности.

В гонке к месту гибели “Страшного” “Баян” подтвердил свои скоростные качества и выучку машинной команды — он сразу же обогнал вышедший раньше его “Сердитый”. Миноносец, как оказалось, не мог развивать свою проектную, и будто бы подтвержденную на испытаниях 1903 г. 27-уз скорость. Командир Клюйфель признавал, что “Баян”, вероятно, шел очень большим ходом, так как быстро меня нагнал (так в тексте — P.M.) и обогнал”. Для корабля, как докладывал позднее (2 апреля) командир, даже 20-уз скорость достижима с трудом, так как трубки холодильников текут, а кочегары при их крайне недостаточном штате не могут справиться с требующимся для 20-уз скорости расходом 4 т угля в час. (“Действия флота”, кн. 1, с. 565).

В таком же состоянии был. наверное, и “Страшный”, только в марте 1904 г. прошедший испытания. Подход “Баяна” заставил японские миноносцы разбежаться, по за ними показались крейсера. Спустив вельбот, шестивесельный ял, открыв огонь всем бортом, крейсер успел подобрать четверых матросов. Пятого подняли со среза корабля. Подошедшие шесть японских крейсеров: “Асама, “Токива” и четыре легких открыли по кораблю сосредоточенный огонь. Снаряды взрывались все ближе, а последний залп лег почти вплотную под корму “Баяна”. Как свидетельствовал Е.В. Клюнфель, кораблю грозила неминуемая гибель, но Р.Н. Вирен вовремя дал полный ход и даже успел подобрать обе шлюпки, подхватив их талями шлюпбалок.

Корабль, наверное, мог бы какое-то время маневрировать под огнем, но трудно было рассчитывать на успех боя, имея против 14 8-дм пушек японских крейсеров лишь два (да и то, наверное, вынужденных стрелять поодиночке) орудия такого калибра. Поэтому не велик оказался и расход боеприпасов “Баяна” — 8 8-дм и 23 6-дм. Потерь в людях и повреждений корабль не имел.

Спасти людей, которых “Баян” при спешном отходе оставил в воде, могли бы (под его прикрытием) державшийся при нем “Сердитый” и “Смелый”. Но произошла какая-то путаница: вместо сигнала “приблизиться” на “Баяне” в горячке боя подняли сигнал “возвратиться из погони”, который на миноносцах поняли как приказ вернуться в Порт-Артур (версия Е.В. Клюнфеля). Вместе они вернулись на внешний рейд, где Р.Н. Вирен доложил С.О. Макарову (он уже выходил из гавани на “Петропавловске” во главе флота) об обстоятельствах боя.

По приказанию адмирала “Баян” занял место во главе отряда вышедших кораблей, чтобы вести его к месту гибели “Страшного”. С командой “Баяна”, проходившего мимо флагманского “Петропавловска”, адмирал по обычаям тех лет здоровался и благодарил за отличную службу. Все это означало, что миноносец “Сердитый”, как носитель тайны японской минной постановки, имел возможность успеть предупредить флот об опасности. Для этого командир мог сам поднять установленный сигнал или, переговорив с выходящими тогда миноносцами, предложить кому-либо из них перейти к опасному району и своим присутствием остановить именно к нему направившуюся эскадру.

Вероятно, можно было дать знать об этом “Баяну”, на мачтах которого сигнал об опасности выглядел бы для флота гораздо более убедительным. Сомнительно, однако, чтобы Р.Н. Вирен решился на такой, грозивший карьере, подвиг гражданского мужества. Все эти предположения приходится признать не более чем литературными мечтаниями автора.

Тем временем, как писал А.П. Штер, показавшиеся за крейсерами японские броненосцы (с ними впервые явились под Порт-Артур “Ниссин” и “Кассуга” — P.M.) своим маневрированием явно заманивали русскую эскадру к заминированному участку моря.

В 9 ч 39 мин чудовищный по силе взрыв разорвал корпус “Петропавловска” надвое.

В 9 ч 41 мин корабля на поверхности моря уже не было. Погибших матросов насчитали 620 человек. Спасено было только 73. С адмиралом, штабом и офицерами погиб и участвовавший в походе прославленный художник-баталист В.В. Верещагин (1842–1904). В 10 ч 10 мин, делая перестроение, подорвался на мине броненосец “Победа”. И тогда, не выдержав нервного напряжения, комендоры на кораблях открыли неуправляемую стрельбу по всем тем выплывавшим с “Петропавловска” подозрительным предметам, которые можно было принять за перископ подводной лодки. Несмотря на сбившийся строй эскадры, японцы, как и в момент ожидания подхода русских к поставленной минной банке, огня в этот день больше не открывали и, не входя в 7-10-мильную зону береговых батарей, они прекратили преследование, позволив русским кораблям под командованием князя Ухтомского, последовательно войти в гавань.

В полдень весь флот занял там свои привычные стоянки. В проходе, как и сутки назад, остался один “Баян”, но и он спустя три часа также вошел на внутренний рейд. Всем приходилось признавать, что японцы, которых Николай II называл “макаками”, во второй раз жестоко переиграли русских.

Теперь только с отчаянной мобилизацией всех усилий можно было попытаться исправить положение. И “Баян”, который все прошедшие два месяца войны судьба продолжала оберегать от гибели, должен был особенно проявить себя.

12. Заложник “пещерных адмиралов”

Катастрофа 31 марта 1904 г. покончила с продолжавшимися лишь немногим более месяца напряженными попытками С.О. Макарова преодолеть последствия 20-летнего застоя, которым наградил флот его высочество генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович. Не оставалось и надежд на то, чтобы нашелся последователь погибшего командующего флотом который столь же титаническими усилиями добился бы всеми ожидаемого перелома.

“Помазанник” не захотел прислать взамен погибшего С.О. Макарова из числа близких к нему по авторитету адмиралов: Т.П. Чухнина, Ф.В. Дубасова или Я.А. Гильтебрандта. Назначен был наиболее сомнительный претендент, к тому же находившийся (как об этом говорилось и в письме лейтенанта С.В. Шереметева) в натянутых отношениях с наместником — Н.И. Скрыдлов. Он предпочел не спешить в Порт-Артур и дождался, когда его отрезали от России. Так во главе флота остались случайно оказавшиеся там и совсем не обладавшие талантами флотоводцев контр-адмиралы В.К. Витгефт, М.Ф. Лощинский (только что прибыл с Черного моря, где за ним тянулись “неправильности” с казенными деньгами), князь П.П. Ухтомский (характеристику, данную в письме лейтенанта Шереметева адмирал вскоре сполна подтвердил), ничем себя не успевшие проявить новоиспеченные (с 28 марта 1904 г.) контр-адмиралы И.К. Григорович и Н.А. Матусевич. Все они, исключая, может быть Н.А. Матусевича и М.Ф. Лощинского, оставались воспитанными цензом и угождением перед Е.И. Алексеевым, приспособленцами его “школы”. Они с гримасами отвращения и спустя рукава вели войну, не прилагая усилий и стремлений к достижению победы. С легкостью сдавали они позицию за позицией, обманывая надежды и ожидания флота, жителей Порт-Артура и его защитников.