На заре самурайской вольницы - Александр Альшевский

Пятнадцатое января 1153 г. У постели смертельно больного Тадамори собрались ближайшие родственники. «Итак, похоже, все здесь», промолвил он заплетающимся языком. «Чтобы вам не твердили врачи и монахи, знайте, что пришел мой час. Я чувствую это. Силы покидают меня, и мы видимся в последний раз. Но разум мой пока не помутнился, поэтому попытайтесь усвоить, что я скажу. Вас ждут нелегкие времена. Наверняка найдутся охотники стравить дома Гэндзи и Хэйси ради собственной выгоды. Пока жив император-инок Тоба, этого не произойдет. Но как только его не станет, нам придется делать выбор. Нет, не нам, а вам, поскольку я уже не жилец на этом свете. От данного выбора будет зависеть судьба дома Тайра. Или он станет процветать во благо всей страны или же бесследно исчезнет, оставив лишь проклятия в памяти людской. После моей смерти дом возглавит Киёмори. Он достоин этого и такова моя последняя воля. Во всем следуйте за ним. Только так можно сохранить единство и избежать внутреннего раскола. Киёмори, помни, что и глава Гэндзи Тамэёси, и Ёситомо, и Ёсиката, тем более Тамэтомо, способны на безрассудные выходки по наущению вельможных покровителей. Сыны дома Хэйкэ всегда должны быть готовы достойно ответить на эти безрассудства. И вот что еще», голос Тадамори слабел. «Чтобы ты ни делал, как бы высоко не вознесся, помни о простых людях. Как ни искусен ты будешь в бою, против людской молвы устоять невозможно. Ее не зарубишь мечом, ее не пронзишь стрелой, но, главное, никогда не знаешь, откуда и куда нанесет она удар. Усвой это, и тогда проживешь долго и счастливо», с трудом прохрипел Тадамори. Изо рта у него хлынула кровь, и через мгновенье он затих навечно.

Вскоре по столице разнеслась молва о том, что Ёритомо смертная казнь заменена дальней ссылкой в Идзу под надзор местных властей. Многие облегченно вздохнули. Молодому главе Гэндзи даже полезно будет пожить вдали от Киото. Пройдет время, все забудется и он сможет, если захочет, вернуться в столицу, а пока пусть молится и благодарит богов, смягчивших сердце Тайра Киёмори. Без вмешательства высших сил он вряд ли бы решился на подобный, прямо сказать, неожиданный поступок.

Перед тем, как покинуть Рокухару, Ёритомо встретился с Икэнодзэнни. Выслушав слова благодарности, монахиня проникновенно заговорила: «Заполните свои дни в изгнании неустанными молитвами за упокой души отца и братьев. Эти сутры скрасят ваше одиночество и облегчат мучительные поиски истины». Икэнодзэнни протянула Ёритомо свиток и нефритовые четки. «Примите и этот небесный камень, олицетворяющий такие добродетели, как ум, гуманность, правдивость, преданность. Всегда помните по чьей воле вам дарована жизнь», напутствовала она молодого Ёритомо. «Не позволяйте злонамеренным наветам затуманить вашу память. Живите в мире со своей совестью. И вот что еще. В хорошие времена – не роскошествуйте, в плохие – склоните голову и терпите. Терпение поможет вам пережить многие невзгоды». Ёритомо с трудом сдерживал слезы. «Я никогда не забуду вашу доброту», только и смог вымолвить он и быстро вышел из комнаты.

Ёритомо тепло попрощался и с Тайра Мунэкиё, взяв его за руки. Со стороны казалось, что расстаются не враги, а давнишние приятели. Одиннадцатого марта 1160 г. в шапке и одежде, подаренных Мунэкиё, Ёритом сел на лошадь и отправился в Идзу. Его сопровождало несколько самураев Хэйкэ. Скромная процессия медленно продвигалась на восток по тракту Токайдо, по которому не раз проносился, сметая все на своем пути, Минамото Ёситомо. Мог ли он тогда подумать, что по Токайдо в жалком виде последует в ссылку его любимец Ёритомо!? И не один из его вассалов, которых было полным полно в этих местах, даже не повернет голову в сторону удалявшейся фигуры сироты, который должен быть стать их господином. Самураи строго блюли свой основной принцип бытия – хорошенько осмотрись и примкни к более сильному. А таковым являлся Тайра Киёмори. Поэтому мало кого удивило, что Ёритомо сослали в Канто, цитадель Гэндзи. Времена изменились. Многие их вассалы не могли или не хотели ссориться с Хэйси, находящимися в расцвете сил.

Великодушие Киёмори не ограничилось одним лишь Ёритомо. Он пощадил всех детей Ёситомо за исключением Ёсихиры, рискнувшего напасть на Киёмори в Киото. Ёсихиру схватили и доставили в Рокухару. Взглянув на него, Киёмори почувствовал, что тот не смирится. Никогда. «Будь у него в руках меч, он бросился бы на меня прямо здесь», Киёмори даже несколько опешил, представив эту картину. «Такого остановит только смерть. К тому же он давно уже не ребенок…». В тот же день голова Ёсихиры валялась на песчаном берегу в Рокудзё Каваре.

Выслав одних Минамото, кто постарше, подальше от столицы, раскидав других, кто помоложе, по монастырям, Киёмори и думать о них перестал. До мальчишек ли этих ему было?! Наступал золотой век Тайра, когда все можно, все доступно, если ты из Тайра, разумеется.

– Не о двухлетнем ли наследном принце Ясуакире ты ведешь речь?

– Не только о нем, приятель. Были еще и двухлетний Санэхито и трехлетний Ёсиёри. Эти бедняги так и не короновались, скончавшись до взошествия на престол. А вот однолетние наследные принцы избежали сей печальной участи и с благословения небес воссели на яшмовый трон. Взять хотя бы тех же императоров Сэйва и Тоба.

– Ты хочешь сказать, Киёмори настолько пропитан суеверием, что верит в эту чепуху?

– Кто знает? Может это и не чепуха совсем. Он, приятель, вынужден действовать наверняка, и учитывать даже, как ты говоришь, чепуху. Да и времени ждать, пока внуку исполнится четыре года, у него нет. Он как зверь учуял приближение опасности и хочет оскалить клыки.

– По какому же праву?

– А ты что, сам не догадываешься? У него на это лишь одно право – право деда наследного принца, будущего императора Японии!

Время и впрямь поджимало. Церемонию введения в сан наследного принца требовалось провести до конца декабря, иначе, если считать по-японски, в следующем году принцу стукнет два года – опасный возраст! (В каком бы месяце 1178 г. ни родился ребенок с первого января 1179 г. ему будет два года). Киёмори удалось настоять на своем, и пятнадцатого декабря вожделенная церемония свершилась, вызвав массу нареканий. Мало того, что он буквально заставил Госиракаву смириться со столь странной поспешностью, так вдобавок к этому провел церемонию не в усадьбе императора-инока, а у себя в Рокухаре. Неслыханное самоуправство! Учрежденная канцелярия наследного принца и его охрана сплошь состояла из людей Хэйси, изолировавших Токихито от дурного влияния извне.

Введение внука в ранг наследного принца придало дополнительный заряд энергии Киёмори, на радостях вознамерившегося отправиться в паломничество на Фудзияму в провинции Суруга сразу же после Нового года. С древнейших времен японцы с трепетным благоговением относились к этой горе, искренне считая священной. На ее вершине располагался синтоистский храм Сэнгэн дзиндзя, где поклонялись божеству, воплощением которого являлась сама гора, поэтому храм слыл самым почитаемым в Суруге. Киёмори прекрасно помнил, как в усадьбе императора-инока Тобы по совету преподобного Фудзи Сёнина, сотни раз восходившего на Фудзияму, усердно переписывались священные сутры, закопанные впоследствии на ее вершине. А Тоба ничего не делал просто так! Паломничество несомненно поспособствовало бы росту популярности Киёмори на востоке. Опираясь на авторитет Ицукусимы и Сэнгэн дзиндзя, он приведет в покорность моря запада и горы востока, и страна замрет под тяжкой дланью Хэйси. Что-то иное Киёмори уже не устраивало. Один за другим проходили Великое пиршество двух покоев, праздник Зеленых коней, мужское песенное шествие, а ему никак не удавалось выполнить задуманное. Сможет ли он благополучно взобраться на гору в ненастную зимнюю погоду? Как уберечь жизнь среди восточных варваров, способных на что угодно? К тому же владетель Суруги, Мунэмори, настоятельно призывал отца отказаться от рискованной затеи. В общем, Киёмори отложил на потом паломничество, так и не увидев двух красавиц в белых одеяниях, появлявшихся, если верить людской молве, на вершине Фудзиямы и грациозно исполнявших чудесный танец. Лицезревшему это действо небо даровало долгую и спокойную жизнь. Слава и почет ожидали потомство счастливца…

Киёмори не раз, наверное, пожалел о несодеянном. Божество горы Фудзи обиделось не на шутку. Иначе, чем объяснить несчастья, обрушившиеся на правителя-инока? В июне скоропостижно покидает этот мир его дочь, Сиракава доно, любимая Морико. Какая-то напасть поразила ее желудок, она не могла есть и в миг угасла. Не успели просохнуть слезы скорби, а Киёмори ждало новое испытание. Точно от такой же болезни в конце июля скончался Тайра Сигэмори. Ушел из жизни не только старший сын, но и человек, умевший как никто другой улаживать ссоры, вспыхивающие между отцом и Госиракавой. Подавленный и удрученный Киёмори, бросив дела на Мунэмори, по привычке уединился в Фукухаре в надежде восстановить там душевное равновесие. Однако сообщения с мест не способствовали этому. В стране наблюдались какие-то удивительные явления, нагонявшие страх на людей.