Поцелуй койота (ЛП) - Криста Фауст

? «Хот-Топик» – американская сеть розничных магазинов, которая специализируется на одежде и аксессуарах, связанных с музыкой и поп-культурой.

? Странная Эмили – вымышленный персонаж, созданный Робом Регером и его компанией «Cosmic Debris Etc. Inc.»; представляет из себя бледную готическую девочку, одетую в черное.ГЛАВА 23

«ХэндиМарт» оказался большим полуподвальным товарным складом с грудами клееной фанеры и полихлорвиниловых труб, возвышающихся до далекого потолка. С одной стороны примыкал обнесенный оградой отдел садоводства, уставленный длинными тонкими цитрусовыми деревцами и колючей красно-розовой бугенвиллеей. Ряд за рядом ломились от инвентаря для ванных, шкафов-купе и отверток всех известных форм и размеров. Пахло горячими опилками и свежей краской.

Чтобы найти Поркайо, пришлось обыскивать ряды добрых двадцать минут. Наконец, Винчестеры обнаружили его в отделе осветительной арматуры, где Поркайо стоял, отвернувшись и положив ладонь на полку. У него были густые волнистые волосы и темно-коричневая кожа. Рост под сто семьдесят, плотный и мускулистый. Носил он аккуратно выглаженные штаны-хаки и зеленую фирменную рубашку-поло, а еще веселенький желтый фартук с его именем и значком-смайликом с надписью: «Рад помочь вам!»

– Простите, – окликнул Дин.

Поркайо, вздрогнув, обернулся. Дин понял, что тот плачет: красивое лицо было уродливо искажено горем, темные глаза мокрые и налитые кровью. Он прижал трясущуюся ладонь к губам, и Дин внезапно почувствовал себя неловко.

– Добро пожаловать в «ХэндиМарт», – голос слегка срывался. – Чем могу помочь?

Дин растерялся, пораженный силой эмоций на измученном лице, но тут невозмутимо вступил Сэм.

– Мистер Поркайо, – он показал значок. – Я специальный агент Колчак[1], мой напарник – агент Саммерс[2]. Можем мы где-нибудь поговорить наедине?

– Вы насчет Клаудии? – спросил Поркайо. – Она хорошая девочка, правда. Просто ей через столько пришлось пройти. Потерять мать…

Винчестеры обменялись взглядами.

– Ну, – проговорил Дин. – И да, и нет. Но нам, в самом деле, нужно поговорить наедине.

Поркайо сделал длинный дрожащий вдох и снова вытер губы.

– Да, хорошо.

Он отвел братьев в маленькую запущенную комнату отдыха около общественных туалетов: пыльный подвесной потолок и обшарпанный линолеум, дешевый карточный стол с побитыми металлическими складными стульями. У дальней стены стояли два торговых автомата: один с немарочными безалкогольными напитками, второй с неаппетитными засохшими закусками. Не вполне исправный телевизор, привинченный к стене, показывал какое-то шоу про животных: полутемные домашние видео-ролики с кошками и собаками, сбивающими с ног маленьких детей. У Дина зародились смутные подозрения, что хозяева «ХэндиМарта» предпочли, чтобы работники вообще не брали перерывов.

– Почему вы решили, что мы пришли насчет вашей дочери? – поинтересовался Сэм.

– Ну, – Поркайо перевел взгляд с экрана на носы потрепанных рабочих ботинок. – Прогулы, мелкие кражи в магазинах, потом, уничтожение общественной собственности две недели назад. Моя жена… – он тяжело сглотнул. – Когда она снова заболела… Клаудия начала вести себя вызывающе. Ирма, моя жена, она всегда говорила, что я чересчур мягок с Клаудией, что я недостаточно ее воспитываю. Она была права, я знаю. Но теперь, когда Ирмы больше нет… – он развел руками. – Я просто не знаю, что мне делать.

Дину показалось, что парень снова собирается расклеиться. Он просто не мог не посочувствовать, и пришлось напоминать себе, что Поркайо и его дружки сотворили с настоящей матерью Клаудии. Сэму, впрочем, напоминать не пришлось.

– Дело не в мелких кражах, – сказал он. – Мы насчет изнасилования. Изнасилования и убийства.

Поркайо дернулся, будто Сэм его ударил. Он схватился за спинку ближайшего стула, чтобы удержаться на ногах, и медленно опустился на сиденье.

– Я видел новости, – проговорил Поркайо. – Они все мертвы. Кин, Химес и Брюер, – он посмотрел на свои мозолистые ладони, будто на них осталась кровь. – Это она, да?

– Да, – сказал Сэм.

– А теперь она придет за мной?

– Боюсь, да.

Поркайо спрятал лицо в ладонях.

Дин был несказанно рад, что Сэм взялся за дело сам. Он понимал, что нельзя быть таким жалостливым, но не мог удержаться. С другой стороны, если Поркайо в самом деле был одержим и не контролировал свои действия, его едва ли можно винить за случившееся той ночью. Плюс он так старался загладить вину, взяв себе ребенка и воспитав его, как собственного. Видя его каждый день, как живое напоминание о невообразимом преступлении. Если б не он, кто знает, что бы случилось с ребенком.

– Послушайте, мистер Поркайо, – начал Сэм. – Мы можем помочь вам, но…

Поркайо выхватил из кармана фартука оранжевый резак и выдвинул лезвие.

– Эй! – Дин перехватил его запястье прежде, чем тот успел полоснуть себя по внутренней стороне предплечья. – Ладно! Полегче!

– Пустите! – прошипел Поркайо, вырываясь и опрокинув стул.

– Потише, Хосе. Можно называть вас Хосе? – Дин мягко назвал Поркайо по имени, чтобы успокоить его. – Пожалуйста, Хосе, просто послушайте. Мы здесь, чтобы помочь вам. Вам и Клаудии, понимаете?

Миниатюрная латиноамериканка с непропорционально пышной прической и большими золотыми сережками-кольцами толкнула дверь плечом, набирая что-то в телефоне. Она носила ту же униформу: хаки, рубашку и фирменный передник, но как-то умудрилась заставить эту одежду выглядеть провокационно и исключительно женственно. Она помедлила, молниеносно набивая текст большими пальцами на крохотной клавиатуре и глядя на экран. Когда она подняла глаза и увидела Дина и Поркайо, замерших с поднятым высоко над головами резаком, то смешно отшатнулась, врезавшись спиной в дверь.

Сэм показал значок:

– Служебное дело. Я вынужден попросить вас выйти, мэм.

Секунду она таращилась на Сэма, приоткрыв сильно накрашенный блеском рот, потом, наконец, проговорила:

– Э… Да, хорошо. Я… загляну попозже.

Она попятилась на выход, не отрывая ошеломленного взгляда от Дина и Поркайо.

Когда женщина скрылась, Поркайо выпустил резак, и тот с громким стуком упал на линолеум. Сэм поднял опрокинутый стул, а Дин ослабил хватку и усадил Поркайо на место. Поркайо сел сгорбившись, отчаявшийся и побежденный. Он не плакал – просто сидел, глядя в пустоту.