Волшебный локон Ампары - Надежда Шарова

Его втянули в освещенный прямоугольник гондекового тамбура. Туман был настолько плотен, что не имело смысла закрывать глаза. Аэромашину трясло и швыряло из стороны в сторону. Опять раздался звонкий «стеклянистый» взрыв — закраину люка лизнуло мутно-белое пламя. «Визуальная метка, — понял Кир-Кор. — Теперь пиратская шхуна будет прелестно светиться во мраке». Две пары сильных сноровистых рук выхватили его из короба и с маху воткнули головой в раструб эластичного труболифта. «Умпф-ф…» — утробно вздохнул труболифт, проглотил пленника, приподнял на уровень твиндека и выплюнул, как обглоданную кость, в приемную кювету. Но еще при подъеме пленник услышал характерные звуки вакуумно-ударных разрядов: бумум-бумум-бумум. Заговорило самое мощное бортовое оружие — пират огрызался разрядами из арабайнеров. Это уже серьезно…

В твиндековом тамбуре отворилась щель горизонтального бокса. Кювету накрыла прозрачная крышка в виде панцирного полускафандра — прижатыми оказались плечи и бедра. На полушлеме — овальный вырез для лица. Ноги и руки свободны.

«Саркофаг» въехал в синий полумрак бокса, щель сомкнулась, и что-то ритмично защелкало над головой. Размеренная, четкая работа автоматики совершенно не вязалась с бешеными рывками мечущейся в вихре воздушного боя аэромашины… Шверцфайтер вдруг содрогнулся и начал стремительно набирать высоту. Кир-Кор обомлел. Арабайнеры смолкли, рывки прекратились, перегрузка росла. Все это могло означать лишь одно: пират уходил от «финистов» в стратосферу, сбросив вагон… «Ничего у них не меняется, — с тоскливым омерзением подумал Кир-Кор. — Земляне в своем обычном репертуаре». Он сделал попытку высвободиться. Крышка «саркофага» пробному натиску не поддавалась.

«За время воздушного боя они могли успеть выхватить из вагона еще одного человека, не больше, — прикинул Кир-Кор. — Остальных — в океан… Клянусь Новастрой, я узнаю имя командира банды. Хладнокровно отправить на смерть своих же товарищей — это сродни людоедству… Клянусь, я сделаю все, чтобы людоед в полной мере прочувствовал, кто он такой».

«И будет повод нашим недоброжелателям лишний раз поговорить о грубом вмешательстве грагалов в земные дела», — несколько охладил жгучую клятву внутренний голос.

«Но речь идет о преступлении против человечности!»

«Вне всякого сомнения. Однако сегодняшняя акция пейсмейкеров спровоцирована твоим… как бы это помягче… твоим поведением».

«Я знаю о своей вине перед механиком экзархата: промедлил, каюсь, с броском — не успел помешать отравителям. А вот чем я провинился перед пейсмейкерами, что-то не припоминаю».

«Неужели… А кто нарушил программу транзита? Кто усыпил их соглядатая? Память у тебя, что ли, дырявая… Кто сошел с трассы на Лавонгай и оказался в конце концов на Камчатке? Если Лавонгайский экзархат подконтролен ордену — а это скорее всего так и есть, — нетрудно вообразить, какой величины фитиль ты вставил пейсмейкерам».

«Накал эмоций никого не оправдывает».

«Да. Но кое-что объясняет».

«Не стал бы я поздравлять с таким объяснением ни их, ни себя. У меня на глазах и при моем невольном участии губят людей! И ради чего?! Всего лишь ради водворения блудного грагала в предписанный ему пейсмейкерами загон!»

«Судя по гекатомбе, этому придают необычайно важное значение… Напористость, наглость беспрецедентные. Словно твой арест для них — чуть ли не вопрос жизни и смерти…»

«Видимо, им важно добиться полной моей изоляции. Любой ценой».

«Ясно, что все это напрямую связано с открытием Планара. Но вот отчего это твое открытие вызвало такую ажиотацию — совершенно неясно. В других орденах, девидерах и куриях философской школы Ампары чрезмерной суеты не наблюдается. Не кажется ли тебе, что за фасадом почти любого крупного события последнего времени торчат пейсмейкерские уши?»

«Тогда зачем они промедлили на Театральном после выстрела по катамарану? Там я был у них фактически в руках».

«Их сбило с толку экстренное прибытие аэрозвена камчатского подразделения МАКОДа. Они почему-то решили, что „финисты“ принесли санкционированный директором МАКОДа ордер на арест».

«Должно быть, им очень хотелось, чтобы ордер на мой арест действительно существовал. Тогда они могли бы на вполне законных основаниях силой доставить меня по месту назначения, в Лавонгайский экзархат. Но — осечка, ордера не было, и я, согласно четырнадцатой статье МАКОДа, волен был выбирать любой экзархат по своему вкусу… Что ж, ситуация в общих чертах теперь мне понятна».

«Пейсмейкеры знали, какой экзархат тебе больше по вкусу, и оперативно это использовали».

«Но они не знают другого. Они еще не знают того, что со мной случилась ренатурация. И это незнание, я полагаю, дорого им обойдется…»

«О, не будь настолько самонадеян! Пусть гибель Олу Фада послужит для тебя полезным предостережением».

Кир-Кор навел ментадинамический мост между собой и управляющим блоком местной автоматики. Прислушался, оценил обстановку. Ни тряски, ни перегрузок от ускорений и перемены курса не ощущалось. Значит, аэромашина шла высоко, ровно, заданным курсом и с крейсерской скоростью. Особая спешка пирату теперь ни к чему. Шверцфайтер без груза — король в стратосфере. Тут юрким, но маломощным «финистам» его не достать — их «потолок» низковат…

Беззащитная перед ментакинезом автоматика легко уступала. Щелкнули фиксаторы — крышка «саркофага» перестала давить на плечи и бедра. Кир-Кор определил, что его бокс — третий по счету и снизу, и сверху. Оба «саркофага» внизу были обитаемы (Лирий Голубь? Федор Шкворец?). Вверху — обитаем был только один. «Саркофаги» могли выдвигаться из секции боксов и по одному, и все разом, и влево (в твиндековый тамбур), и вправо (неизвестно куда). Пока он раздумывал, какой вариант направления лучше задать автоматике, щель бокса самопроизвольно открылась с правой стороны — в глаза хлынул свет. Кир-Кор на всякий случай зажмурился.

Он чувствовал через мнемодим: все обитаемые «саркофаги» покинули секцию и «расползлись» по светлому отсеку, занимая предназначенные для них места. И еще он чувствовал: в отсеке хозяйничает всего один человек. На первых порах это было очень даже удобно… Человек, беспрестанно покашливая, словно у него першило в горле, передвигался между «саркофагами», а когда останавливался — звучало разнотональное, тонкое, как острие иглы, попискивание портативного универсал-медиметра.

— Кхм-кхм, — услышал у себя над головой Кир-Кор, сбросил крышку, точным движением ухватил незнакомца за ворот. И — палец к губам:

— Тсс!..

Выпученные водянисто-серые глаза испуганно глядели на него поверх черных квадратов экранных очков медиметра.

Незнакомец был низкоросл, плешив и тщедушен. Кир-Кор отпустил ворот его белого с зеленоватым отливом костюма, кивнув в сторону кресла, опутанного сложной системой привязных и амортизационных ремней. Понятливый незнакомец безропотно сел. Кашель перестал его мучить, медиметр нелепо болтался на раздвижных дужках у подбородка. Пальцы все еще судорожно сплетались и расплетались, но испуг на угрюмом длинном лице сменился выражением отрешенной усталости. «Медик, — понял Кир-Кор, занятый поиском и отключением переговорного устройства между отсеками. — Что ж, одним боевиком на этой пиратской посудине меньше». Он вынул изо рта и опустил в карман кольцо Марсаны.

Федор Шкворец лежал в «саркофаге» бледный и неподвижный — как восковая скульптура. Лирий Голубь самым бессовестным образом спал. Он не проснулся, даже когда Кир-Кор со скрежетом разогнул фиксаторы и сбросил с него прозрачную крышку, — лишь безмятежно почмокал губами.

Обитателем четвертого «саркофага» оказалась рыжеволосая. У нее было окаменелое лицо человека, усыпленного сильным снотворным. Из-под крышки свисали пустые ножны для небольшого кинжала и ремень перерезанной портупеи.

Кир-Кор сделал медику знак подойти.

— Здесь можно говорить не таясь, — сообщил тот странную новость.

— Почему? — осведомился Кир-Кор.

— Мой кашель им надоел, отсек перестали прослушивать. На мои запросы не отвечают, всякое общение со мной прервано.

— Мне кажется, я сумею заполнить досадный пробел. Кирилл Корнеев, грагал.

— Дейр Магнес, медик.

— Очень приятно. Меня интригует ситуация с женщиной-боевиком. Вы знаете имя своей пациентки?

— Я слышал, эту женщину называли — Рэмма. — Дейр Магнес зачем-то потрогал обрезок ремня ее портупеи. — Но учтите, я здесь ни при чем. Я врач. Просто врач и ничего более! Можете мне поверить.

— Я верю. Скажите, эвандр… кодовое название операции вам известно?

— Да. Операция «Каннибал».

— Не слабо! Совсем не слабо!.. Может быть, «Ганнибал»?

— Нет… по-моему, все-таки «Каннибал». Но больше я ничего не знаю. Я не имею к этой олигофренической акции никакого отношения!..