Самое темное сердце (ЛП) - Нэнси Коллинз

– Одно можно сказать точно – она была не одна, – нетерпеливо щёлкнул пальцами Нуар. – Где записи с других камер?

Леди Мадонна извлекла первую кассету, в ту же секунду вставив следующую, пока хронометр показывал двадцать минут пополуночи.

На этот раз камера показывала вид со сцены.

– Вот. Вот она, – Нуар поставил паузу, когда в поле зрения камеры попала барная стойка.

Её зацепило самым краем объектива, но всё же она была видна на плёнке. Он заметил беспокойство, появившееся, когда она внезапно остановилась, потом повернулась. Цветные огни сцены плясали в её зеркальных солнцезащитных очках. Было относительно легко проследить линию её взгляда к мужчине, стоявшему у подножия сцены и широко раскрытыми глазами смотревшему на одну из танцовщиц.

Хотя вожделение в глазах мужчины было привычно, он не был типичным представителем клиентуры «Ножика», которая здесь собиралась. Нуара соблазняла мысль приклеить незнакомцу ярлык ренфилда, пока он не заметил на его ремне серебряную пряжку в форме черепа, блеснувшую в огнях сцены. Нет. Кем бы ни был этот мужчина в чёрном, слугой вампира он не являлся. Но всё же, Нуар не мог избавиться от ощущения, что лицо мужчины ему знакомо.

Это было одно из проклятий долгой жизни – после десяти столетий все лица кажутся смутно знакомыми.

Пока мужчина в чёрном смотрел на извивающуюся на сцене танцовщицу, вожделение в его глазах внезапно сменилось ужасом узнавания. Мужчина в чёрном отвернулся и выбежал за дверь, а следом за ним по пятам гналась и «проблема».

Очень любопытно.

– Кто в ту смену был на сцене?

Леди Мадонна сверилась со своими записями.

– С полуночи до пятнадцати минут второго работала Глория.

Минуту или две Нуар вспоминал, кто она такая. Он обзавёлся таким количеством невест, что спустя век их имена и лица слились в одно пятно. Он больше помнил о её предыдущем хозяине, чем о ней самой. В то время – это был распространённый случай – подавляющее большинство его невест принадлежало его бывшим бизнес-партнёрам, которые имели глупость предать его. Кто-то мог бы сказать, что он нескончаемо повторяет финальный акт Эдипова комплекса между ним и его отцом, но сам Нуар считал это неотъемлемой частью своей жизни.

– Пришли её ко мне. Этой ночью её узнали – я хочу знать, кто именно.

– Как прикажете, милорд.

Нуар забрал пульт управления у леди Мадонны и перемотал на тот момент, когда «проблема» повернулась лицом к сцене. По какой-то причине он почувствовал дрожь возбуждения, которую испытал, когда был в бегах от Инквизиции.

Что-то подсказывало ему, что нечто интересное произойдёт снова.

Глава 10

Презирая городское подобие жизни расползающейся столицы, аромат жимолости каким-то образом распространял благоухающее тепло в ночном воздухе. Со своего места на балконе отеля Соня наблюдала за светлячками, стайками облепившими деревья в близлежащем парке, словно китайские фонарики. Вообще она не имела обыкновения наслаждаться видами природы во время работы, обычно сидя на корточках на заброшенном складе в не самой приятной части города.

Она запустила руку в карман куртки и вытащила бутыль, которую дала ей ВиВи, зажав её между большим и указательным пальцем. Сосуд напоминал тёмную мерцающую каплю, оставаясь прохладным на ощупь. Зрелище пленённой души Джадда, горящей со всей силой чистоты, приводило всё её существо в отчаяние такое же глубокое и сильное, как первая любовь.

Она поднесла бутыль к своему уху и услышала почти незаметное жужжание, напоминающее пчелу, закрытую в мейсоновской банке[45]. Она почти приблизилась к тому, чтобы разгадать, что именно мог означать этот звук. Знал ли он, что она так близко?

Знал ли он, что теперь свободен от Мальфеиса? Или то, что он мёртв? Осознавал ли он хотя бы что-нибудь из этого? Или же он пребывал в месте, которое нельзя назвать словами, даже если бы мысли вдруг материализовались в слова?

Она любила Джадда так, как не любила никого на протяжении всей своей жизни. В отличие от Чаза и Палмера Джадд не был ни психически чувствительным, ни одним из поклонников смерти, тянущихся к вампирам. Просто он был красивым юношей, который нашёл её привлекательной и наслаждался её обществом. Конечно, это было общеизвестно, что такая, как Соня, не была хорошей парой для такого, как Джадд. Она пыталась держаться от него подальше, но часть её радовалась тому, что её ошибочно посчитали нормальной; она не в силах была заставить себя рассказать ему правду о вещах, на которые она была способна, и Другая обернула её слабость против неё.

Джадд заботился о ней, а Другая отплатила за его привязанность тем, что свела его с ума и использовала его тело, чтобы удовлетворить свою похоть. Другая изнасиловала и его тело, и душу, и когда это произошло, его разум превратился в сломанную игрушку, поспешно склеенную заново. Несмотря на всю свою духовную приспособляемость, психика людей была так же хрупка, как рождественские украшения.

Для них не существовало возможности увидеть Реальный Мир без последствий, даже мельком. В случае Джадда суровое испытание скрутило его, когда он возжелал быть духовно порабощённым Другой. Поэтому она убила его, расчленила его тело и скормила аллигаторам. Это было единственное гуманное решение проблемы.

В течение долгих лет она носила в себе вину за грехопадение Джадда. Она была уверена, что когда Другая сломила его дух и тело, это нанесло урон и его душе. Но только сейчас ей стало ясно, что разыскивая её, Джадд обратился за помощью к Мальфеису. И спросив у демона, где он может найти её, он невинно и неосознанно продал свою душу. То, что она убила, было лишь оболочкой. Всё, что на самом деле делало Джадда тем, кем он был: его доброта, способность сопереживать, чувство юмора – лежало сейчас на её ладони.

Она пристально всматривалась в запертый внутри маленького пузырька свет и размышляла, что случится, если она вытащит пробку. Вылетит ли душа прочь, словно маленькая ракета или просочится подобно ледяной дымке? Может быть, ничего этого не произойдёт, ведь между положением внутри и снаружи была разница – как выращенный в неволе тигр, который продолжает сидеть в клетке даже после того, как откроют дверцу. Её пальцы легли на пробку, потом соскользнули снова. Ей пока ещё не хватало мужества, чтобы отпустить его – по крайней мере, сейчас.

Соня слышала, как Эстес мечется в своей комнате. Она ушла с балкона и обнаружила дверцу бара распахнутой настежь. По поверхности стола были разбросаны маленькие бутылочки из-под бурбона, текилы и джина.