Новый Библейский Комментарий Часть 1 (Ветхий Завет) - Дональд Карсон

Консервативный ответ

Что можно сказать о происхождении Пятикнижия, учитывая современную критическую разноголосицу? Заслуживает ли доверия все то, что говорится в нем о временах Моисея и патриархов? Или эти истории и законы были сочинены пленниками, чтобы выразить свои надежды на будущее? Образует ли Пятикнижие единое целое, или оно составлено из множества противоречивых источников?

Один из ответов на нынешние споры по поводу Пятикнижия может быть таким: «Критики настолько расходятся во мнениях, что не могут ничего доказать. Поэтому давайте вернемся к тому, что само Пятикнижие говорит о себе, и признаем, что Моисей был его основным автором». Однако такой ответ не отдает должное серьезности этих споров и поднятым в них реальным проблемам. Пытаясь составить обоснованное консервативное мнение об этих спорах, необходимо справиться с четырьмя вопросами. Во–первых, сколько источников можно обнаружить в Пятикнижии? Насколько убедительны традиционные критерии различения источников? Во–вторых, к какому периоду относится J — к вавилонскому плену (550 г. до н. э.), раннему царству (950 г. до н. э.) или к эпохе Моисея (1250 г. до н. э.)? В частности, имеются ли в рассказах о патриархах какие–либо исторические факты и когда были написаны первые главы Бытия? В–третьих, насколько точно можно разграничить Р и J? Когда был составлен священнический кодекс? И, наконец, действительно ли Второзаконие было написано для того, чтобы стимулировать или оправдать реформы Иосии в 622 г. до н. э.? Разумеется, эти вопросы чрезвычайно сложны — недаром им посвящено бесчисленное множество книг, — поэтому здесь можно наметить только одно направление рассуждения.

Во–первых, анализ источников. В свое время Астрюк предположил, что чередование слов «Бог» и «Господь» (Элогим/Яхве) свидетельствует о различных источниках. В наши дни считается общепризнанным, что этот критерий не может быть достаточно надежным при разграничении источников J и Е, поэтому многие пришли к выводу, что источника Е не существует. Однако различие между источниками Р и J часто устанавливают исходя из употребления божественных имен и предполагаемого стилистического различия этих источников. На этом основании рассказ о потопе (Быт. 6 — 9) часто разбивают на версии J и Р. Но и здесь некоторые современные авторы сходятся на том, что доказательств этому нет. Многие отмечают, что другие древние тексты тоже используют множество имен для одного и того же Бога, так почему этот феномен в Еврейской Библии должен указывать на несколько источников? Чередование имен в Бытие явно богословески обусловлено. Там, где Бог выступает в роли творца вселенной, Бога не только Израиля, но и всех народов, предпочтение отдается слову «Бог» (Элогим). Но там, где Он выступает в качестве участника завета с Израилем, — «Господь» (Яхве) используется чаще.

Таким образом, критерий Божественных имен — это сомнительный указатель на различные источники. Отсюда не следует, что Бытие — это некое целое, явившееся в готовом виде от одного автора. Несомненно, что, создавая свое произведение, автор использовал множество источников, родословий, песен и преданий, но именования Бога сами по себе — это ненадежный принцип разделения источников.

Второй важный вопрос — объем и время создания J. Для упрощения обсуждения здесь можно ограничиться Книгой Бытие. Фрагментарный характер источника J в более поздних книгах ставит под сомнение его существование в них. Но в Бытие, согласно традиционной документальной теории, он охватывает около 50% текста; около 85%, если не признавать вместе с новейшими авторами Е отдельным источником; и почти 100%, если материалы Р были написаны ранее J и введены в его состав.

Итак, рамки источника J, равно как и его датировка, остаются предметом споров. Документальная теория исходит из того, что J отражает идеалы раннего царства, которые касаются, в частности, границ обетованной земли (Быт. 15:18—21), предполагаемого возвышения Давидова царства (Быт. 38; 49:10) и т. д. Более радикальные современные критики, вроде Ван Сетерса, утверждают, что J отражает интересы пленников, стремящихся вернуться в Ханаан, в результате чего внимание в Бытие сосредоточено на Божьих обетованиях земли Аврааму и его потомкам. Замечания о том, чьи интересы выражены в J, несомненно, проясняют его связь с различными эпохами, но не обязательно доказывают, что источник создан именно в это время.

Фактически каждая из трех основных частей Бытия — «протоистория» (гл. 1 — 11), рассказ о патриархах (гл. 12 — 35) и история Иосифа (гл. 37 — 50) — может иметь древнее происхождение. Ближайшие аналоги Бытия 1 — 11 на древнем Ближнем Востоке — эпос об Атрахасисе, эпос о Гильгамеше, Шумерский рассказ о потопе и Шумерский царский список — датируются началом второго тысячелетия. Образ жизни и религия патриархов, изображенные в Бытие 12–25, не похожи на образ жизни и религию периода Моисея и последующих времен. Имена, религиозные обычаи и правовые нормы, засвидетельствованные в этих главах, находят параллели во втором тысячелетии. Наконец, в истории Иосифа имеются особенности, которые дают возможность отнести эти события к эпохе Рамессидов, т. е. примерно ко временам Моисея.

Тем не менее текст Бытия изобилует намеками на то, что даже если эта книга была создана значительно раньше, в царский период она, по меньшей мере, была переработана. Такие понятия, как «Дан» (14:14), «Халдейский» (15:7), «Филистимская» (21:32,34) или титул Иосифа «господин во всем доме его» (45:8) производят впечатление модернизации, осуществленной ради большей доступности этих историй читателям периода царств. Патриархальная религия тоже описывается с точки зрения более поздней эпохи. Впервые имя «Яхве» (Господь) было открыто Моисею: патриархи почитали Бога под именем «Эл–Шаддай» (Бог Всемогущий; Исх. 3:13—14; 6:3). Но Бытие, осведомленное в том, что Бог, который говорил с Моисеем, — это Бог, которого знали патриархи, чередует имена. В речах Бога заметна тенденция к использованию древних имен (Эл–Шаддай, Эл или Элогим), тогда как повествователь часто говорит о Боге, используя позднейшую терминологию: «Господь» (Яхве).

Традиционная документальная теория и новейшие радикалы относят источник Р к эпохе вавилонского плена, не ранее. Мы не будем рассматривать утверждение, что некоторые фрагменты Бытия (напр., гл. 17, 23) принадлежат источнику Р; вопреки критическому соглашению, эти отрывки действительно выглядят более поздними частями Бытия. Нас интересует огромное количество постановлений о богослужении между Исх. 25 и Чис. 36. Язык и содержание этих разделов доказывают, что материалы Р значительно древнее периода плена. Милгром убежден, что они отражают богослужение в первом, т. е. Соломоновом, Храме. А Харан обнаружил здесь даже некоторые элементы богослужения в скинии. Следовательно, эти материалы вполне могли быть созданы в эпоху Моисея. Тщательное изучение Второзакония Милгромом и Макконвилом показало, что оно имеет отношение к источнику Р. Вопреки утверждениям Велльгаузена и его документальной теории, Второзаконие было написано позднее Р, о чем говорит и порядок библейских книг.

Это подводит нас к последнему вопросу — о дате создания Второзакония. Более ста лет эта дата считается точкой отсчета в критических дебатах; все остальные части Пятикнижия датируются относительно Второзакония. Современная критическая дискуссия даже не проверяет эту предпосылку. Одни подвергают сомнению анализ источников, другие могут заново датировать J и Р, но в том, что Второзаконие возникло в конце VII века, почти никто не сомневается. Считается, что сходство стиля Второзакония со стилем Иеремии и книг Царств, а также наличие в нем программы реформ Иосии доказывает его происхождение в эту эпоху.

К сожалению, здесь невозможно обсудить эти аргументы надлежащим образом. Но необходимо указать на отсутствие в них ясности и определенности. Во–первых, сходство литературного стиля не доказывает, что Второзаконие, Книга Пророка Иеремии и книги Царств были созданы в одно время. На древнем Ближнем Востоке литературный стиль менялся довольно медленно. Более вероятно, что Иеремия и автор книг Царств цитировали или ссылались на более раннее Второзаконие, чтобы придать своим высказываниям большую убедительность. Похоже, что Иеремия ссылается на все части Второзакония, но никогда — на так называемую «деуторономическую историю» (т. е. Нав. — 4 Цар.). Во–вторых, Второзаконие не содействует реформе Иосии; оно не призывает сосредоточить богослужения в Иерусалиме, напротив, оно настаивает на том, чтобы жертвы приносились на алтаре, сооруженном в том месте, которое Иосия позже назовет «высотой», а именно на горе Гевал (Втор. 27:5—7). Это не позволяет считать Второзаконие программой или оправданием реформ Иосии. В–третьих, Второзаконие, по–видимому, не знает о больших религиозно–политических проблемах конца периода царств. Ему неведомо разделение народа на два царства. Оно не дает подробного описания культа Ваала и других хананейских богов, а лишь порицает их в общих выражениях. С другой стороны, оно требует истребления хананеев, которые к VII веку давно перестали существовать как самостоятельная народность.