Дикий лес - Колин Мэлой

— Спокойной ночи, Фил, — сказал он кому-то в комнате, из которой появился.

— Спокночи! — донеслось оттуда.

Прю застыла на месте. Из-за отсутствия потенциального убежища ей оставалось только стоять, не шевелясь, посреди коридора и молиться, чтобы юноша не повернулся и не увидел ее. К ее огромному облегчению, так и случилось. Молодой человек, очевидно, очень спеша, просто прошел по коридору и исчез за поворотом. По-прежнему не двигаясь, Прю боковым зрением заметила, что дверь он оставил открытой. В комнате за столом сидел, углубившись в работу, еще один человек. Перед ним лежали бумаги, освещенные зеленой настольной лампой. Время от времени он окунал перо в чернильницу.

Девочка поспешно шагнула через квадрат света на полу, едва осмеливаясь дышать, пока не исчезла из поля зрения сидящего в комнате. Ее никто не окликнул, и Прю ускорила шаг.

Ковровая дорожка закончилась массивной деревянной дверью, и Прю, слегка приоткрыв ее, заглянула внутрь. За дверью оказалась лестничная площадка, а под ней — фойе, зловеще безлюдное и тихое после бешеной дневной суеты. Двойные двери в восточное крыло были закрыты, а на стуле перед ними громко посапывал спящий лабрадор в военной форме.

Прю толкнула дверь и выскользнула на площадку.

Дойдя до лестницы, она начала спускаться, считая каждую ступеньку на пути. Внизу девочка быстрым шагом — почти бегом — пустилась по шахматному мраморному полу к входной двери и уже было добралась, как вдруг услышала громкий и укоризненный мужской голос:

— И как ты можешь это объяснить?

Тело Прю застыло на месте всего лишь в нескольких шагах от свободы.

— Сколько раз нужно повторять, что губернатор пьет ромашковый чай со сливками? — продолжал голос.

Прю обернулась туда, откуда доносилась брань: за одной из ведущих в фойе дверей в мерцающем свете лампы мужчина — кажется, дворецкий — строго отчитывал девушку, в которой Прю узнала свою горничную, Пенни. Мужчина держал в руках поднос с чайной чашкой и чайником.

— Простите, сэр, — робко проговорила Пенни. — Это больше не повторится.

Она на мгновение подняла взгляд и заметила в фойе замершую Прю. Глаза ее округлились. Глаза Прю тоже. Секунду они таращились друг на друга, и тут снова раздался голос дворецкого:

— Надеюсь, больше ты этой ошибки не допустишь. Иначе мигом снова окажешься посудомойкой — это устроить проще простого!

Пенни перевела взгляд обратно на него.

— Да, сэр, — сказала она. — Я поняла, сэр. Давайте я заберу чай, сэр, и отнесу его губернатору.

Дворецкий согласно хмыкнул и, вручив ей поднос, вышел через дверь в дальнем конце комнаты, так ни разу и не повернувшись в сторону Прю. Когда он ушел, Пенни снова посмотрела на девочку круглыми от изумления глазами.

— Что ты делаешь? — прошептала она.

Прю поняла, что ей ничего не остается, кроме как сказать правду.

— Мне нужно встретиться с филином Рексом, — прошептала она в ответ. — Он прислал мне записку. Написал, что нам надо поговорить. Сегодня! — она смущенно тронула носком пол. — Еще, там такое дело, я заперла кое-кого у себя в ванной, мастифа, он, по-моему, следил за мной. Кажется, у меня проблемы.

— Что ты сделала? — с ужасом в голосе переспросила Пенни.

— Я… заперла его в ванной. Все нормально, я ему оставила орехи, если он вдруг захочет есть.

Пенни на мгновение потеряла дар речи. Наконец она прошептала:

— Ну так этим путем тебе идти нельзя! За парадной дверью часовые через каждые пятнадцать футов!

Прю посмотрела на двери перед собой, пораженная тем, что ей это даже в голову не пришло.

— Ой.

Пенни закатила глаза.

— И что ты собиралась делать, их тоже в ванную затолкать? Иди сюда.

Прю зашла к Пенни в комнату, которая оказалась чем-то вроде проходной комнатки слуг. Девушка поставила поднос с чаем на стол и открыла маленькую дверь, через которую вышел дворецкий. Высунув голову, она удостоверилась, что за углом никого нет, и жестом поманила Прю за собой.

Пенни провела ее по запутанному лабиринту коридоров, кое-где освещенных мерцающими газовыми светильниками. Некоторые из проходов всего лишь соединяли один широкий коридор с другим, но были и такие, которые, судя по всему, использовались в качестве буфетных или кладовых — вдоль стен тянулись полки с мешками муки и рядами странных овощей в банках.

Прю перестала ориентироваться после пятого перекрестка и теперь просто слепо шла за Пенни, без вопросов повинуясь каждому тихому “сюда” и “за мной”.

Наконец они оказались перед особенно старой на вид дверью, и Пенни распахнула ее, открыв взгляду потертые каменные стены, тонущие в темноте. Из ящика на полу девушка достала две свечи, зажгла их от ближайшей газовой лампы и протянула одну из свечей Прю.

— Что это? — шепотом спросила та.

— Туннели, — ответила Пенни. — Идут во все стороны. По ним можно выйти в город.

— А чай? Разве тебя не ждет губернатор? — удивилась Прю.

Пенни усмехнулась.

— Старик-то? У него бессонница, чай все равно не поможет ему. Потерпит.

В дверном проеме Прю остановилась.

— Спасибо, — прошептала она. — За помощь. У меня даже нет слов.

— Слушай, — ответила Пенни. — Мне сильно попадет, если они узнают. Но я твердо верю: ты знаешь, что делаешь. И если князь хочет тебя видеть, значит, надо идти. Бог свидетель, лучше тебе бежать, чем собирать пыль в гостевой комнате. — Она пристально посмотрела на Прю. — Только я тебя увидела, у меня сердце екнуло. Представить не могу, каково это — брата потерять. — Девушка вздохнула и поднесла свечу к двери, освещая ступени. Из туннеля дунул слабый, холодный ветер, принеся с собой запах затхлости, плесени и сырых камней. — Иди.

Прю шагнула на гладкую каменную лестницу, отполированную, казалось, бесконечным множеством ног. Сырость пробирала до костей, и по телу то и дело пробегала дрожь. Пенни вошла следом и закрыла за собой дверь. Свечи в их руках бросали пляшущие тени на кирпичные стены, пламя дрожало в спертом воздухе.

От подножья лестницы шел коридор и вливался в проход, который тянулся в обе стороны и терялся во тьме. Стены туннеля источали холодную сырость, то там, то здесь встречались ручейки воды, которая капала со сводчатого потолка. Земля под ногами была пепельно-серой и влажной, и Прю чувствовала, как через подошвы пробирается холод.

Они шли, и постепенно туннель менялся: красный кирпич и цемент уступили место грубо обтесанному камню и граниту. Иногда казалось, что проход целиком вырезан в скале; потолок уходил вверх, превращая туннель в пещеру. А порой приходилось приседать и пробираться, скрючившись, под низкими сводами. Казалось, прошла вечность, прежде чем они добрались до перекрестка, где Пенни указала свечой на один из коридоров.