Фантом - Сергей Дубянский

Ничего интересного по телевизору не показывали. Он положил программу на место, еще раз с сожалением взглянув на фотографии, но звонить не решился. Вместо этого вернулся к дедовым дневникам – разложив тетради по номерам, он удобно уселся за стол и начал читать. Ничего интересного не попадалось. Все было сухо и информативно – такой-то полк выдвинулся на такую-то позицию; такой-то батальон занял такое-то село; такой-то полковник доложил то-то… Но Дима все равно решил дочитать до конца, чтоб окончательно удостовериться, что тратить время на эти заметки не стоит – лучше передать их в какой-нибудь архив или музей.

Знакомясь с содержанием уже «из угла в угол», он дошел до конца войны. Несколько страниц было посвящено анализу возможных назначений, причем, варианты отличались разнообразием – от преподавания в Академии до командира дивизии на советско-монгольской границе. Потом был переезд в этот город, знакомства с людьми, но и здесь не попадалось ничего интересного – фамилия, должность, звание, время встречи, и никаких подробностей, никаких впечатлений.

Следующая тетрадь называлась «Строительство дома», где перечислялись все расходы, суммы, даты, исполнители. …Господи, для кого он составлял отчеты? – подумал Дима, – неужели ему самому было интересно перечитывать все это?.. и тут с последней страницы выпал сложенный вчетверо листок в клетку. Он был исписан совсем другим, крупным угловатым почерком: «Тов. генерал! Чтоб приступить к восстановлению фундамента, необходимо убрать трупы румынских фашистов в количестве двадцати шести штук. Ваше решение сообщите полковнику Ивлеву». Подпись была неразборчива: «Младший лейтенант…» то ли «Красавин», то ли «Крапивин».

Дима достал альбом. Вот самый первый снимок!.. Значит, это румыны, – Дима задумчиво смотрел на фотографию. И оттого, что он теперь знал об этих людях хоть что-то конкретное, они невольно переходили в разряд знакомых, – румыны…

Он слышал, что на Дону стояли и румынские части, но почему-то никогда не думал об этом, как, впрочем, и вообще о прошедшей большой войне. Для него она являлась такой же историей, как и война 1812 года. Даже реальные живые люди с орденскими планками, переполнявшие город 9-го Мая, казались атрибутами современной жизни, не воспринимаясь, как солдаты той, далекой войны – вроде, всегда они были такими старыми и дряхлыми, и всегда на груди у них блестели железки орденов, которые достались им непонятно каким образом. Будто не было у них молодости; не было атак и отступлений; не было Великой Победы, а все всегда существовало так, как оно есть сейчас.

Дима попытался разглядеть лицо офицера, лежащего на переднем плане, и не смог. …Куда же они, в конечном итоге, дели трупы? – вопрос заинтересовал его потому, что это оказалось единственным живым впечатлением от прочитанного, – младший лейтенант… значит, тогда он был совсем мальчишкой. Может, он жив до сих пор? И, скорее всего, если он строил для генералов, то и себе прихватил, хоть маленький кусочек земли. Или это только в наше время исполнители подбирают крохи от пирога хозяев, а тогда было по-другому?.. Красавин… Крапивин…. Нет, такой фамилии я никогда не слышал. Вот, Ивлев… (Какие-то Ивлевы жили в районе сельхозинститута. Он не был знаком с ними, но фамилию знал). Можно, конечно, попытаться найти их, но если Ивлев был полковником, то, наверное, уже давно умер… да и зачем мне это? Какая разница, где похоронили тех несчастных румын?.. Он снова попытался окунуться в сметы, но сознание отказывалось воспринимать бессмысленную информацию, и Дима вышел на крыльцо.

Небо оставалось серым, но ясным, и мелкий холодный дождь сеял, казалось, ниоткуда. Капли убаюкивающе шелестели в ветвях. Мокрые листья опадали, чаще и увереннее пикируя на набухшие грязью дорожки. На улице уже вспыхнули фонари – их свет матово расплывался за марлей дождя.

Дима поежился, и когда случайная капля погасила сигарету, не стал прикуривать новую, а вернулся в дом, плотно прикрыв дверь – в доме всегда тепло и сухо. Включил полный свет. От контраста, как по мановению волшебной палочки, на улице наступила ночь. Дима вернулся к столу. Тетради его уже не интересовали. Он даже не стал досматривать их до конца, а лишь небрежно пролистал и убрал обратно в шкаф. На столе осталась только записка младшего лейтенанта с неразборчивой фамилией и альбом, открытый на первой странице. Дима смотрел на них, пытаясь мысленно соединить воедино, и понять, что же происходило дальше, будто это могло иметь для него значение.

Чем дольше он смотрел, тем сильнее возникало желание что-то предпринять – сейчас, немедленно. Скорее всего, это желание являлось плодом скуки и одиночества. Он прекрасно понимал, что даже если и выяснит место захоронения румын, то не воздвигнет там братской могилы и не станет откапывать останки, чтоб вернуть родственникам, хотя уже это стало модным – направлять целые экспедиции из Германии, Италии, Венгрии на поиски костей своих неудачливых соотечественников. Дима сам не знал, зачем ему это нужно, но твердо решил, что просто так свое расследование не бросит.

Взглянул на часы. Только семь. Задумчиво прошелся по комнате, готовясь озвучить решение, которое внутренне уже принял; потом решительно вышел в коридор, обулся и взяв зонтик, вышел на улицу.

Ноги расползались на раскисшем черноземе садовой дорожки. Он представил, как пойдет дальше по не асфальтированной обочине улицы; как будет месить грязь и, в конце концов, выйдет на проезжую часть, чтоб шлепать по лужам, уворачиваясь от несущихся мимо машин. На мгновение захотелось вернуться, спрятаться под защиту дома; он даже оглянулся, но почему-то не почувствовал привычного притяжения, выражающегося в раздумьях – а стоит ли ему куда-то выходить?.. Дом не удерживал его, и, наверное, поэтому впервые показался старым, возможно, действительно, нуждающимся в ремонте.

Голые деревья не спасали от холодных капель, а раскрыть зонтик под низко нависшими ветками было невозможно. Дима быстро шел по траве, и пока добрался до дорожки, ноги его совсем промокли, но это не смущало, даже наоборот – он подумал, что теперь может идти, не разбирая дороги, не лавируя среди луж, и мокрее уже не станет. Правда, он и сам не мог объяснить, куда так уверенно стремится.

Миновал станцию техобслуживания, прилепившуюся на опушке широкой лесополосы. Впереди уже виднелся желтый корпус сельхозинститута, всегда удивлявший его своей архитектурной несуразностью. Дима вдруг остановился, сообразив, что не знает ни номера дома, который ищет, ни даже названия улицы. Закурил, предварительно спрятавшись под козырек остановки, и подумал, что нет никакой необходимости идти именно сейчас, даже не выяснив точного адреса, ведь все можно было решить гораздо проще, взяв телефонный справочник. Но теперь, промокнув, выпачкав джинсы по самые колени и не добившись никакого результата, возвращаться домой будет совсем позорно.