Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы - Николай Гнидюк

— Нет, господа, — сказал Миллер, — он не сын князя. Но он не обычный ефрейтор, и его собака не обычная. Тут не раз уже из-за него поднимали шум, особенно фронтовики… Откуда им знать, что это — сам дрессировщик собак герра гаулейтера.

— Разве герр гаулейтер так любит собак, что даже держит специального дрессировщика? — удивилась Зося.

— Да, наш гаулейтер — большой любитель собак, У него в Кенигсберге — собственная псарня, где выводят разные породы собак. К тому же он — заядлый охотник.

— Не понимаю этих мужчин, — снова высказала удивление Зося. — Какая нужда в том, чтобы держать псарню и выводить разные породы псов? Это же столько хлопот. И стоит, наверное, дорого.

— Гаулейтер, вероятно, держит псарню из чисто коммерческих соображений, — произнес пан Зеленко, рассматривающий все с точки зрения коммерческой выгоды.

Меня заинтересовал рассказ Миллера о пристрастии Коха к собакам. «Недаром Николай Иванович в поисках путей к Коху завязывает все новые и новые знакомства среди немецких чиновников и офицеров, — подумал я. — Нет, разговор надо продлить. За эту ниточку надо цепко держаться».

Между тем Миллер продолжал:

— Гаулейтер держит псарню из соображений не коммерческих, а… — он посмотрел, какое впечатление произведут на нас его слова, — государственных. У нас, в Германии, собаки несут большую службу. Нет такого объекта, требующего охраны, где не было бы наряду с вооруженной охраной собак. Гаулейтер говорит: «Охранника-человека можно подкупить, а охранника-пса, да еще дрессированного, — никогда… Я больше верю псам…» Золотые слова! Даже самого герра Коха охраняют собаки и на квартире, и в…

Гестаповец замолчал, очевидно опомнившись, что говорит лишнее. «Надо его чем-то натолкнуть на разговор, чтобы он рассказывал», — мелькнула у меня мысль, но Зося, терзаемая любопытством, опередила меня:

— Неужели гаулейтер держит собак в своем кабинете?

— Я там не был, но говорят, что да, — ответил Миллер.

Чтобы не прервать разговора, я еще раз высказал свое возмущение по поводу того, что фронтовиков из-за какого-то дрессировщика не пустили в ресторан.

— Как ни говорите, герр Миллер, — сказал я, — но, по-моему, в таком первоклассном ресторане собакам не место.

— Возможно, вы правы, но Шмидт — так фамилия обер-ефрейтора — ходит сюда не по собственной инициативе. Он мог бы зайти сам, без овчарки, и съесть ту порцию солянки и гуляша, которую он получает здесь бесплатно. Но он водит сюда овчарку для тренировки. Гаулейтер утверждает, что его личная собака должна быть все время среди арийцев, тогда она лучше будет отличать немцев от остальных. Вот в чем весь секрет дрессировки собак! Я, правда, мало в это верю. Животное остается животным. Но гаулейтер в этом убежден. К тому же для собаки тут готовят специальные блюда…

Мне так и не удалось познакомить Кузнецова с Миллером — гестаповца неожиданно перевели в Белоруссию, и его след затерялся. Но благодаря его протекции я стал постоянным посетителем ресторана «Дойчер гоф». Ресторан был подходящим местом для получения всевозможной информации о моральном духе гитлеровской армии. Тут можно было услышать ультрапатриотические тосты преданных фюреру офицеров и быть свидетелем скандальных сцен среди фронтовиков, которые, выпив, посылали проклятия в адрес гестаповцев, эсэсовцев и других тыловиков. После очередной катастрофы немецких войск на Восточном фронте тут все громче слышались выкрики: «Гитлер капут!» и «Кайне криг!» А все это вместе свидетельствовало о падении морального духа гитлеровской армии, о приближавшейся победе над врагом.

ОТ ЕФРЕЙТОРА ДО ГАУЛЕЙТЕРА

Вероятно, Кох учуял неладное и поэтому не принимал парада. Последнее время он все реже бывал в ровенской резиденции, а если и приезжал в город, то ненадолго.

Между тем наша деятельность в Ровно становилась все активнее. Расширялись связи с местным населением, появлялись все новые и новые знакомые среди немецких офицеров, гестаповцев. Эти знакомства были особенно полезны для обер-лейтенанта Пауля Зиберта, который стал в Ровно одним из самых популярных офицеров. Дважды награжденный Железным крестом первой степени и другими знаками отличия, раненный на Волге, он пользовался неоспоримым авторитетом среди своих «коллег». А «друзей» у Пауля Зиберта с каждым днем становилось все больше. Особенно выросло их число, когда в Ровно появилась Валя Довгер.

Николай Иванович и Валя стали хорошими друзьями как разведчики и неразлучными «влюбленными» — как немецкий обер-лейтенант и хорошенькая «фрейлейн».

Последнее время обер-лейтенант Пауль Зиберт начал постоянно посещать ресторан «Дойчер гоф». Он приходил туда каждый день в одно и то же время и садился за один и тот же столик. И, как всегда, через несколько минут после прихода Пауля в дверях ресторана появлялась серебристо-серая овчарка, а за ней — неуклюжий обер-ефрейтор. Они направлялись к тому же столику, за которым сидел Пауль Зиберт, а тот любезно предлагал обер-ефрейтору поддержать его компанию. Так с каждым днем они все больше сходились друг с другом.

Обер-ефрейтор хотя и служил у самого Коха, но никогда не высказывал удовлетворения своей судьбой.

— У меня редкая специальность, — хвалился он. — Дрессировка собак — дело тонкое, и не каждый может овладеть этим искусством. Гаулейтер очень доволен моей работой, но платит мне буквально гроши… А впрочем, разве в деньгах дело? Мне, возможно, хватило бы их, но как надоедает торчать в этой проклятой псарне, хочется побыть среди людей, поговорить с ними, как вот с вами… Даже легче становится, когда отведу душу.

— Сочувствую вам, господин Шмидт, — с этими словами Пауль Зиберт приложил ладонь к сердцу, — но лично мне очень нравятся овчарки. И я давно уже мечтаю об умной, обученной собаке. Собираюсь ехать в Кенигсберг и хочу привезти домой подарок с Востока. Если вы окажете мне такую услугу, я не пожалею для вас ничего. Вот, возьмите аванс.

И на стол перед Шмидтом легли несколько новеньких хрустящих купюр. У собаковода загорелись глаза.

— О, герр обер-лейтенант! — поднялся он. — Я вам очень благодарен. Увидите: через месяц вы получите такого щенка, что сможете даже в цирке с ним выступать. Если хотите — берите этого. Он из последней партии. Очень умное животное. Чрезвычайно умное.

Через Шмидта Кузнецов познакомился с адъютантом гаулейтера майором фон Бабахом и с другими подчиненными «наместника фюрера» на Украине. Николай Иванович всегда очень тонко вел себя с новыми знакомыми, каждый шаг у него был рассчитан и продуман во всех деталях. Он умел завоевывать симпатии тех, кто мог ему быть полезен, причем не был настойчивым, не надоедал им, а действовал очень осторожно, не вызывая ни малейшего подозрения. И всегда не Кузнецов высказывал нужную ему идею, а тот, кто мог и должен был воплотить ее в жизнь.

Нет, не обер-лейтенант Пауль Зиберт, а сам майор фон Бабах почти каждый вечер назначал свидания, сам адъютант гаулейтера знакомил советского партизана все с новыми и новыми представителями рейхскомиссариатской аристократии. Эти встречи происходили и в ресторане «Дойчер гоф», и в офицерских казино, и на квартире фон Бабаха, и даже в домике, где жила наша разведчица Валя Довгер.

Собаковод гаулейтера Шмидт «по совместительству» стал посыльным между майором фон Бабахом и обер-лейтенантом Зибертом. Он справлялся с новой ролью, вероятно, лучше, чем со своими основными обязанностями, так как после каждой встречи с обер-лейтенантом в его кармане появлялись банкноты.

Навязчивость фон Бабаха вызвала у Николая Ивановича подозрение.

— Возможно, эта хитрая и нахальная бестия что-то замышляет против нас, — говорил Кузнецов. — Может, он догадывается, что имеет дело не с обыкновенным немецким офицером. Он очень опасный человек, недаром Кох держит его при себе.

Как-то фон Бабах неожиданно сказал Кузнецову:

— А я тебя, Пауль, уже давно знаю.

— Это откуда же? — Николай Иванович удивленно посмотрел на майора.

— Боже, какая у тебя короткая память! Еще до войны мы с гаулейтером не раз ездили в леса под Кенигсберг на охоту. Это было, точно не помню, но, кажется, в тридцать четвертом или тридцать пятом году. Там, в имении князя Шлобиттена, мы и познакомились с твоим отцом Отто Зибертом, бывшим управляющим этим чудесным хозяйством. Не так ли, господин обер-лейтенант?

— У вас феноменальная память, господин майор! — восторженно воскликнул Кузнецов. И в то же время, чуть склонив голову, тихо, грустно добавил: — Но моего отца, мир праху его, уже нет. Он умер в тысяча девятьсот тридцать шестом году. Управляющим у князя Шлобиттена после смерти отца стал я… Долго мне не пришлось управлять, так как вскоре я пошел в армию, а там школа офицеров… Фронт… А относительно моей памяти?.. Что же, сдаюсь, — Николай Иванович, улыбаясь, поднял руки, — возможно, мы и встречались. Но к нам, в Эльбинские леса, приезжало так много охотников, так много людей гостило у князя, что у меня в то время даже выработался рефлекс безразличия.