Я – Распутин. Сожженные мосты - Алексей Викторович Вязовский

Вся эта ситуация казалась мне весьма странной. В темном пустом коридоре я притиснул ахнувшую Агнешку к стенке, схватил ее пальцами за горло. Сжал посильнее.

– Кто таковая?! Говори правду, иначе удавлю как клопа!

Шлюшка подергалась, начала синеть. Я ее не отпускал, поглядывая по сторонам. Наконец, в глазах у нее появилось понимание ситуации, она кивнула.

– Закричишь – кончу.

Я отпустил горло, полька втянула в себя воздух, закашлялась.

– Ну!

– Сюрте Политик, – прошептала женщина, закрывая рот руками. – Майор приказал, чтобы мы втерлись к вам в доверие, остались в ваших номерах на ночь.

– В вещах копаться?

– Письма, доводы…

– Документы, что ли?

– Да, да, документы. Потребуется особым валиком снять копии на рисовую бумагу.

В карих глазах Агнешки стоял страх.

– Что теперь с нами будет?

Сюрте Политик – это французская охранка. Политическая полиция, призванная… а черт ее знает, к чему призванная. Тут в раскладах Третьей Республики сам черт ногу сломит.

– А ничего не будет. Скажешь, что в этот раз не вышло, но Распутин с друзьями еще раз придет в «Мулен-Руж» и уже позвал вас на встречу.

– То е правда? – удивилась брюнетка.

– Ну, конечно, дорогая! Мечтаю тебя еще раз увидеть… – Я поцеловал агентшу в ушко, шлепнул по заднице и вернулся в зал.

– Мы уходим! Все, баста! Сворачивайте кутеж!

– Гриша, да мы только начали… – Рука пьяного Распопова уже залезла в декольте блондинки.

– Домой, я сказал!

* * *

После загула пришлось вводить казарменную дисциплину. Подъем, построение, до пения «Боже, царя храни» пока не дошли, но все шло к этому…

Каждое утро Дрюня, Стольников и сибиряки отправлялись поднимать авиапромышленность Франции, а юристы – искать, где можно до кучи купить завод телефонных или телеграфных аппаратов, а лучше два в одном. Конечно, круче всех в этом деле Сименс, но что-то мне подсказывает, что любезный друг Вильгельм не обрадуется, причем так, что может и первое разрешение отозвать.

С французами проще, тем более никто пока об авиационных двигателях не думает, как о стратегическом товаре, так что и лицензию, и оснастку у Сегена можно будет купить спокойно. А бензольно-тротиловое производство уже у англичан. Немцы спохватятся, не дураки же, но – будет поздно.

А я с Леной либо шатался по Парижу, либо… летал. Прямо с утра Вуазены телефонировали в отель и сообщали, готов ли аппарат, годится ли погода, то есть состоится сегодня полет или нет.

В нелетную погоду я тоже летал, но по-пешему – принудил братов-аэробатов проводить занятия на земле. Сидел, дергал рычаги, привыкал к управлению.

Первый полет впечатления не произвел, да и называть его полетом как-то странно – от винта, разбег, ручку на себя, подскок, метров пятьдесят в воздухе на высоте шкафа, посадка. И так несколько раз подряд, к удивлению Вуазенов – а я же помню, что главное в обучении именно «взлет-посадка»! Мне же в идеале надо по прямой пролететь, никаких фигур пилотажа (да и нет их еще). Когда этажерка проседала в воздухе, вскрикивала Лена, а я потихоньку и пробовал то одно, то другое.

Тем временем Габриэль с Шарлем при помощи Распопова с Ароновым достраивали аэроплан правильной схемы, а Дрюня и Стольников возились с движками.

– Три двигателя запороли уже, – докладывал Андрей. – Сеген поначалу скандалил, но потом мы ему вдолбили, что он за чужой счет свои моторы проверяет, где еще так получится? А он жадноватый, прикинул, посчитал и теперь чуть ли не насовывает еще один запороть.

– А у него еще есть?

– Один почти готов, второй начал.

– Не, тогда не нать. Нам они оба потребуются.

– Оба-то зачем?

– На первом новый аэроплан проверим, на втором полетим. Ты расскажи лучше, как моторы угробили.

– Да все просто. Первый два часа отработал и клина дал. Сеген его разобрал, возился, возился, сказал, что понял, в чем дело. Второй крутился три часа, потом тяга упала, час еще крутился, пока масло из него просто не полилось. Тоже разобрали, посмотрели, кое-что подправили. А третий так вообще взорвался.

– Как это?

– Да закись азота подключили. Поначалу хорошо пошло, тяговито, а минут через двадцать – брык, и все. Хорошо хоть рядом никого не было, поршнями весь сарай закидало, окно выбило…

Господи, во что я ввязался… Чистой воды авантюра. Зато какой масштаб! Нет, отступать нельзя. Три часа работы двигателя – достаточно, там весь перелет час от силы, даже первая вуазеновская «утка» выдавала шестьдесят километров за такое время. А уж по новой схеме, с улучшенным движком, можно поручиться за восемьдесят. Там лететь тридцать пять километров, сорока минут с лихвой хватит. Даже закись не нужна. Или нет, пусть будет, как «оружие последнего шанса», мало ли… хотя бы пять минут усиления мощности – это запас скорости и высоты, пусть небольшой, но и то слава богу.

Теперь одежда. Там, наверху, несмотря на лето, звиздец как холодно, за полчаса околею, потому свитер, шлем с очками само собой, и нужно что-то непродуваемое. Надо посмотреть, что легче – кожа, макинтош или пыльник с пропиткой. Штаны тоже, чтобы хозяйство по ветру не пустить, ботинки… И чтобы все это быстро расстегивалось и снималось, на случай если в воду упаду. Документы, деньги, нож… Практически как НЗ у космонавтов, не зря я Гагарина поминал!

Свитер мне добыл Стольников – рыбацкий, крупной вязки. Он же притащил и штормовой костюм, но тот оказался тяжеловат, пришлось сделать выбор в пользу прорезиненного макинтоша. Вот в магазине приказчики офигели, когда мы одежду взвешивали… Но ничего, зато слухи о перелете пошли гулять по Парижу, так что, когда я собрал в отеле пресс-конференцию, щелкоперов набежало изрядно.

В основном поржать над диким мужиком из Сибири, вознамерившимся летать, аки птица. Вуазены и Сеген в такой обстановочке чувствовали себя, мягко говоря, неуютно, один я пер как танк, высокий и стройный.

Изложил план полета, рассказал через переводчика, как мы сильно продвинулись с мотором. Но прессуха шла не очень гладко. Шумно, все журналисты дымили как паровозы.

В задних рядах, где все время раздавались взрывы хохота, я наконец углядел их инициатора. Упитанный французик с напомаженным пробором весело комментировал мои ответы, не оставляя ни одного без внимания. Я пригляделся – ба! знакомые все лица! Мсье Симон Вильнев собственной персоной. Тот самый мошенник, который пытался выцыганить у меня денег на производство настолок в Европе.

Вот же сука злопамятная, приперся поглумиться, но ничего, есть у нас методы.

– Коля, – склонился я к Распопову, – вон там, говорливого видишь?

– Лягушатника?

– Тише ты! Да они все тут лягушатники. Который