Не навреди. Истории о жизни, смерти и нейрохирургии - Генри Марш

Я обменялся парой слов с мужчиной, страдавшим лицевыми болями, чья операция должна была идти первой по списку, а затем с миссис Сигрэйв, которая вместе с дочерью ожидала своей очереди в углу комнаты.

– Прошу прощения за то, что произошло на прошлой неделе, – сказал я. – И также хочу извиниться за то, что вы сегодня не первая в списке, но обещаю, что после обеда мы разделаемся с вашей опухолью.

Они недоверчиво посмотрели на меня.

– Что ж, хочется надеяться, – сурово отрезала ее дочь.

Я повернулся так, чтобы стать лицом ко всем пациентам, теснящимся в комнатушке.

– Прошу прощения за все вот это, – обратился я к ним, обводя крохотное помещение рукой. – Дело в том, что у нас сейчас совсем нет свободных коек.

Я с трудом подавил желание выдать обличительную тираду по поводу правительства и руководства больницы и в очередной раз поразился тому, как редко пациенты в нашей стране открыто выражают недовольство. Вместе с Майком мы направились в операционную.

– Думаешь, достаточно было извинений? – спросил я.

– Думаю, да.

Итак, первой по списку шла операция под названием нейроваскулярная декомпрессия (точно такую же операцию снимали телевизионщики в Киеве). Пациент много лет страдал от невралгии тройничного нерва, и от обычных обезболивающих толку становилось все меньше и меньше. Невралгия тройничного нерва – относительно редкое заболевание, жертвы которого сталкиваются с мучительными спазмами в одной половине лица. По их словам, боль такая, будто от сильного разряда тока или от удара раскаленным докрасна ножом. Достоверно известно, что в прошлом, до того как тригеминальную невралгию научились эффективно лечить, некоторые люди из-за невыносимой боли добровольно уходили из жизни. Когда я продемонстрировал эту операцию в начале 1990-х на Украине, некоторые пациенты признались, что они действительно были на грани того, чтобы покончить с собой, так как не могли позволить себе лекарства.

Суть операции заключается в том, чтобы через небольшое входное отверстие, просверленное в черепе за ушной раковиной, обнажить с одной стороны мозг и аккуратно переместить артерию, давящую на чувствительный тройничный нерв. Именно давление, оказываемое на него артерией, и является причиной чудовищных болей, хотя конкретные механизмы их возникновения изучены не до конца. Работа здесь требуется тонкая, но если точно знать, что нужно делать, то в ней нет ничего сложного. Хотя Майк и правильно поступил, когда запугал пациента формой информированного согласия – да и я перечислил те же самые риски, принимая его в амбулаторном отделении, – из нескольких сотен подобных операций проблемы возникали у меня лишь пару раз, так что я не ждал серьезных осложнений.

Вскрыв череп, я при помощи операционного микроскопа обнаружил, что доступ к тройничному нерву блокирует аномально крупная вена. Когда я начал подбираться к нерву, расположенному глубоко внутри черепа в так называемом мостомозжечковом углу, злополучная вена разорвалась и хлынули потоки темно-фиолетовой крови. Я оперировал на глубине порядка шести-семи сантиметров через входное отверстие диаметром два сантиметра на участке всего в несколько миллиметров шириной, находившемся в непосредственной близости от различных жизненно важных нервов и артерий. Струящаяся кровь полностью загораживает обзор, и приходится действовать вслепую, подобно попавшему в облако пилоту, пока наконец не удастся остановить кровотечение.

– Усилить отсос! – крикнул я дежурной медсестре, пытаясь с помощью микроскопического отсоса убрать кровь и определить, где начинается кровотечение.

Не то чтобы жизнь пациента подверглась серьезной угрозе, но остановить кровотечение оказалось не так-то просто. Нужно было найти источник кровотечения, обложить его крошечными кусочками кровоостанавливающей марли, придавливая их концами микроскопических инструментов, рукоятки которых изогнуты под углом, чтобы не загораживать обзор, а затем дождаться закупоривания вены.

– Нельзя терять хладнокровие, когда имеешь дело с венозным кровотечением, – сказал я Майку, с некоторым беспокойством глядя через микроскоп на бурлящие потоки крови. – Его всегда можно остановить с помощью марли.

Однако после этих слов я начал переживать, как бы все не закончилось смертельным исходом, – это был бы второй случай на несколько сотен аналогичных операций. Более двадцати лет назад я оперировал пожилого мужчину с рецидивирующей невралгией тройничного нерва, который спустя несколько недель умер от инсульта, ставшего следствием операции.

Через двадцать минут, несмотря на все мои усилия, большая емкость, к которой был присоединен отсос, оказалась до краев наполнена темно-красной венозной кровью, и Дженни, дежурной медсестре, пришлось поставить на стол новую, пустую. Пациент потерял четверть всей циркулировавшей в организме крови. Но наконец вена закупорилась и кровотечение прекратилось. Прижимая инструменты к поврежденной вене и стараясь удерживать руки неподвижно, я, конечно, волновался из-за кровотечения, однако точно так же беспокоился о том, что теперь не хватит времени, чтобы прооперировать миссис Сигрэйв. Мне не нравилась мысль о том, что придется второй раз переносить операцию, а потом иметь дело с пожилой пациенткой и ее дочерью. Понимая, что нехватка времени начинает давить на меня, я решил потратить даже больше времени, чем было необходимо, чтобы убедиться, что кровотечение окончательно остановилось. Если кровотечение возобновится после того, как мы зашьем череп, скорее всего оно закончится летальным исходом. К двум часам дня я был вполне доволен тем, как затянулось место кровотечения.

– Давайте пошлем за следующим пациентом, – сказал я анестезиологу. – У вас опытный ординатор, так что она сможет начать подготовку второго пациента, пока мы закончим с этим.

– Боюсь, это невозможно, – ответила она, – так как у нас только один помощник.

– Да черт побери, отправьте вы уже за пациентом, наконец, неужели это так сложно?

– Руководство придумало новое правило, согласно которому нельзя приступать к следующей операции, пока предыдущий пациент еще на столе. Это небезопасно.

Я проворчал, что раньше это никогда не создавало проблем.

– Что ж, придется с этим смириться. И в любом случае вам следует составлять более реалистичный список операций.

Я мог бы объяснить, что никак нельзя было предсказать это нетипичное кровотечение. Я мог бы объяснить, что если бы всегда планировал операции с учетом непредвиденных ситуаций, то вообще мало кому успевал бы помочь. Но я ничего не сказал. Судя по всему, теперь мы вряд ли смогли бы взяться за миссис Сигрэйв раньше чем через час после завершения первой операции. И если я собирался закончить до пяти вечера, то мне следовало оперировать в спешке, а я это ненавидел. В случае если операция затянется после пяти, персоналу, разумеется, придется остаться, но если делать так слишком часто, то в будущем окажется намного сложнее начинать новую операцию ближе к концу дня. Впрочем, мысль о том, чтобы снова отменить операцию, тревожила меня куда сильнее.