Неизвестный 1941. Остановленный блицкриг. - Алексей Исаев

Фактически направленные фронтом в полосу 4-й армии, резервы шли прямиком в пасть тигра маршевыми колоннами. «Изящное решение» из плана прикрытия ЗапОВО с перевозкой дивизии к границе автотранспортом показало себя в условиях июня 1941 г. неожиданным образом. Разумеется, перевозка столкнулась с серьезными трудностями. Сандалов пишет: «В 6 часов [24 июня] на новый командный пункт армии был вызван командир 55-й стрелковой дивизии полковник Д.И. Иванюк, который доложил, что перевозка дивизии автотранспортом еще не закончена. Не прибыли еще в район сосредоточения большая часть тылов дивизии, часть 128-го стрелкового полка и артиллерия на конной тяге (84-й артиллерийский полк и артиллерия 111-го и 128-го стрелковых полков, а также 79-й отдельный разведывательный батальон). Командир дивизии также доложил, что горючее во фронтовом автомобильном полку, который перевозил дивизию, на исходе, а запасы бензина в Слуцке исчерпаны»[112].

Тем не менее 55-я стрелковая дивизия прибыла на автомашинах как раз вовремя, чтобы ввязаться во встречный бой с 3-й танковой дивизией. По последнему предвоенному донесению, она насчитывала 10 089 человек и даже не в полном составе могла дорого продать свою жизнь. Она действительно оказала танкистам Моделя ожесточенное сопротивление в излучине Щары, продержавшись почти сутки. Только 25 июня 3-й танковой дивизией был захвачен второй плацдарм на Щаре, на другой стороне излучины. Сопротивление дивизии полковника Иванюка (он погиб в бою как раз 24.6) заперло на шоссе сразу две немецкие дивизии. Кроме того, последовали атаки оставленных немцами в своем тылу разрозненных подразделений разбитых дивизий армии Коробкова. 4-я танковая дивизия 24 июня получила приказ на «отражение вражеских ударов между Березой-Картузской и Кобрином». Ускорившееся было наступление вновь замедлилось.

Наступление XXXXVII моторизованного корпуса началось утром 24 июня достаточно энергично и многообещающе. Уже утром обе его дивизии выходят на рубеж Шары, к городу Слониму. Как записано в журнале боевых действий корпуса, «танки 17-й тд, находящиеся северо-западнее Слонима, отразили с 6.00 до 8.00 танковую атаку противника. Вместе с 18-й тд они в 7.30 захватывают Слоним. 18-я тд продвигается через Слоним и захватывает около 11.00 юго-западные переправы через Щару в неповрежденном состоянии. К 12.20 она, преодолевая сопротивление врага, создает плацдарм в восточном направлении»[113].

В связи с этим довольно странно выглядит утверждение Сандалова о действиях противника: «В период с 8 до 14 часов [24 июня] танковые дивизии 47-го моторизованного корпуса противника атаковали наши войска в районе Слонима. Однако, несмотря на настойчивость атак, противник не смог добиться успеха. Атаки в первой половине дня закончились для него потерями в людях и танках»[114]. В действительности для двух немецких танковых дивизий в это время обстановка складывалась достаточно благоприятно. Более того, с 18.00 18-я танковая дивизия продолжила свое наступление восточнее Щары в направлении на Барановичи и остановилась только примерно в 20 км восточнее Слонима.

Практически одновременно с выходом на Щару немцев на этот же рубеж вышли в маршевых колоннах части 155-й и 121-й стрелковых дивизий. Сюда же прибывала 143-я стрелковая дивизия. Поскольку управление 47-го стрелкового корпуса пока задерживалось, эти несколько дивизий поступили в распоряжение помощника командующего фронтом по вузам генерал-майора И.Н. Хабарова. Как позднее вспоминал Павлов уже на допросе, он направил генерала Хабарова на Брестское направление после известия о потере Кобрина.

Вступив в бой с противником, прибывшие стрелковые дивизии естественным образом выбрали рубеж реки Щары для занятия на нем обороны. Несмотря на внезапное столкновение с немецкими танковыми частями, они быстро пришли в себя. Вскоре был организован ряд контратак. Во второй половине дня советские контратаки делают положение передовых немецких частей в Слониме критическим. В журнале боевых действий XXXXVII корпуса мы находим такие слова: «Противнику удается неоднократно прорваться на шоссе юго-западнее Слонима. Около 15.30 одна из этих проводимых при поддержке многочисленных танков вражеских атак, сила и упорство которых все время увеличиваются, приводит к прорыву, сопровождающемуся уничтожением множества машин с горючим, которые двигались по шоссе для пополнения запасов топлива у танковых полков. В 15.30 противник пересек шоссе в восточном и юго-восточном направлениях. Тем самым частично обездвиженные и испытывающие недостаток боеприпасов части обоих танковых полков отрезаны в Слониме»[115].

Из-за советских контратак и нехватки горючего принятое ранее решение о продолжении продвижения из Слонима на Барановичи приходится отменить. Фактически передовые подразделения двух дивизий группы Гудериана оказываются изолированы в Слониме.

Надо сказать, что сам командующий 2-й танковой группой в своих воспоминаниях превращает этот эпизод в случайность и демонстрацию своей личной храбрости. Гудериан пишет: «Затем я поехал обратно на командный пункт группы и вдруг наскочил на русскую пехоту, которая на грузовых автомашинах была переброшена к Слониму; солдаты как раз намеревались сойти с машин. Сидевший рядом со мной водитель получил приказ «Полный газ», и мы пролетели мимо изумленных русских; ошеломленные такой неожиданной встречей, они не успели даже открыть огонь»[116]. Не знаю уж, чем были изумлены эти «русские», но советским частям удалось не только прорваться на шоссе, но и какое-то время контролировать его. Немцам не удается восстановить сообщение со своими частями в Слониме по шоссе. Напротив, вечером обстановка все больше и больше накаляется. До полуночи в штаб корпуса потоком идут радиограммы из 18-й танковой дивизии: «Тревога», «Прошу помощи», «Прорыв вражеских танков». В конце концов: даже радиосвязь с дивизией прерывается, и поток панических радиограмм иссякает. В журнале боевых действий корпуса Лемельзена появляется запись: «Приходится предположить, что русским удалось уничтожить штаб 18-й тд».

Неудачи второй половины дня в штабе Лемельзена гармонично дополняются известиями из тыла. Находящаяся на марше 29-я моторизованная дивизия утром 24 июня вышла в район северо-восточнее Бреста. В 10.00 движение было нарушено авиаударом советских бомбардировщиков по шоссе в 15 км юго-западнее Ружан. Кроме того, в Ружанах рухнул мост. Необходимый наступающему XXXXVII корпусу резерв безнадежно задерживался.

Вскоре была разгадана загадка с мольбами о помощи из 18-й танковой дивизии: «Отправленный в З.00 для выяснения ситуации в направлении Слонима офицер установил следующее: фактически накануне с 21.00 происходили мощные вражеские атаки на позиции 17-й и особенно 18-й тд, включая КП 18-й тд. Тем не менее противник не смог во второй половине дня расширить свой прорыв, атаки были повсюду отбиты с большими потерями. Наши потери тоже велики»[117]. Скорее всего, эти контратаки были организованы частями прибывших в район Слонима 155, 121 и 143-й стрелковых дивизий.

В вечерней оперсводке штаба Западного фронта мы находим такие слова: «4-я армия потеряла средства управления. Данных о положении частей армии в течении 24.6.41 г. не поступало, высланные делегаты связи из армии еще не вернулись». Тем самым были потеряны еще сутки на выяснение сил противника на фронте 4-й армии.

Однако в этот момент штаб Западного фронта получает неожиданный удар, словно обухом по голове. Началось все в 4.00 утра 24 июня в районе 5–6 км юго-западнее Слонима. Здесь частями 155-й стрелковой дивизии (разведбатом и стрелковым полком) был рассеян немецкий моторизованный отряд. В ходе борьбы взяты трофеи. Как доносил командир дивизии генерал-майор Александров в 8.30 24 июня: «Подобрано в машине две польских карты. Одна из них с нанесенной обстановкой, другая — фуражка».

Под «польских», видимо, следует понимать происхождение самой карты — немцы могли использовать трофейные карты. Но наносили на нее обстановку уже, разумеется, немецкие офицеры. Поначалу захваченной карте не придали значения. Действительно, трудно ожидать от взятого на передовой трофея каких-то откровений. Кроме того, именно в это время, в 3.00—4.00 24 июня, штаб фронта выехал из Минска в Боровую (6–8 км севернее Минска) и на какое-то время утратил связь с войсками. В силу всех этих обстоятельств только через несколько часов после захвата трофей отправили в вышестоящие инстанции. Там немецкая карта произвела впечатление разорвавшейся бомбы. Она сразу давала картину на достаточно высоком уровне, не на уровне полка и даже дивизии. Из нее следовало, цитируя оперсводку штаба фронта: «В районе Клещели действует 48 Пц. К. В направлении Пружаны, Слоним наступает 47 Пц. К., в направлении Кобрин, Бытень — 24 Пц. К и 12-й армейский корпус, южнее Влодава действует АОК 6». «48 Пц. К» — это, скорее всего, опечатка уже в советское документе. Правильнее «46 Пц. К» — резервный моторизованный корпус 2-й танковой группы. Немецкий 48-й корпус действовал на Украине. Номера корпусов у немцев писались римскими цифрами, спутать на карте написание XXXXVIII и XXXXVI, прямо скажем, затруднительно. «АОК 6» — это немецкое сокращение от Armeeoberkommando 6 — 6-я армия Рейхенау из соседней группы армий «Юг».