Из огня да в полымя: российская политика после СССР - Владимир Гельман

Сугубо технократический подход к политическому управлению и принятию решений, присущий эпохе Путина, оставлял мало места для партийной политики. Такие характеристики ЕР как доминирующей партии: «внешнее управление», неидеологичность и второстепенная роль в управлении страной – вытекали из самой логики функционирования политического режима в России. По контрасту с советским опытом господства КПСС, который принято обозначать как «партия-государство», доминирование ЕР можно было обозначить как «государство-партия» – «партия власти» неформально служила как бы подразделением президентской администрации, да и вся партийная политика в России в целом играла ту же роль [146] .

Однако Россия 2000-х годов демонстрировала примеры активного участия Кремля не только в строительстве доминирующей партии, но и в создании лояльных и/или фиктивных альтернатив ей. Эти кремлевские «проекты» служили двум не исключающим друг друга целям: (1) страхование «партий власти» путем формирования своего рода «резерва» или суррогатного заменителя по принципу «не класть все яйца в одну корзину» (особенно в условиях неопределенности исхода выборов) и (2) ослабление оппозиции путем разбиения ее голосов партиями-«спойлерами» (не имеющими шансов победить, но оттягивающими на себя часть голосов). Примерами первого рода могут служить отдельные союзники «партии власти» в ходе думских выборов (например, «Народная партия Российской Федерации» в 2003 году). Что до многочисленных примеров второго рода, то здесь Кремль использовал самые разные технологии: от поддержки диссидентских фракций внутри оппозиционных партий с тем, чтобы они формировали собственные партийные списки, до недружественного поглощения ранее автономных от Кремля партий (как «Демократическая партия России», выступавшая на думских выборах 2007 года под лозунгом вступления России в Европейский Союз и стремившаяся раздробить электорат либеральных партий).

В 2000-е годы Кремль, столкнувшись с повышенным предложением среди потенциальных партий-сателлитов, был весьма активен во взращивании «управляемой оппозиции». Под его патронажем накануне думских выборов 2003 года был создан блок «Родина», который объединил мелкие левые и националистические партии и возглавлялся популярными политиками Дмитрием Рогозиным и Сергеем Глазьевым. Агрессивная и щедро финансировавшаяся кампания «Родины» протекала под популистскими и националистическими лозунгами и имела целью уменьшение доли голосов за КПРФ. Но итоги голосования превзошли все ожидания – «Родина» получила 9,1 % голосов, сформировала собственную думскую фракцию и вскоре вышла из-под контроля Кремля. Сперва Глазьев против воли президентской администрации принял участие в президентских выборах 2004 года и вскоре был исключен из рядов партии. Затем агрессивная националистическая кампания «Родины» во главе с Рогозиным повлекла за собой отмену регистрации ее партийных списков на выборах ряда региональных законодательных собраний. В конечном итоге Рогозин был вынужден покинуть пост лидера партии – его заменил полностью лояльный Кремлю бизнесмен Александр Бабаков [147] .

Взлет и падение «Родины» побудили Кремль к запуску нового «проекта», призванного решать две задачи: служить резервом «партии власти» и отнять голоса у коммунистов. В 2006 году по инициативе Кремля было проведено слияние трех ранее созданных партий-сателлитов: «Партии жизни» во главе с председателем Совета Федерации Сергеем Мироновым, пост-рогозинской «Родины» и «Партии пенсионеров» (руководство которой было сменено из-за того, что прежний лидер партии Валерий Гартунг вышел из-под контроля Кремля). Создание новой партии «Справедливая Россия» (СР), которая декларировала левые программные позиции и активно эксплуатировала социалистическую риторику, было воспринято как шаг на пути создания «управляемой» двухпартийной системы в России. Политический стратег президентской администрации Владислав Сурков даже заявлял, что хотя ЕР останется основной опорой Кремля, его «правой ногой», СР должна выступать ее возможной заменой, или «левой ногой», на случай, «если правая нога затечет». Дебют СР на выборах региональных законодательных собраний в 2006–2007 годах оказался относительно успешным в тех регионах, где партия смогла привлечь на свою сторону влиятельные сегменты региональных элит, хотя при этом СР и не завоевала голоса сторонников КПРФ. Накануне думских выборов 2007 года опросы говорили о значительном потенциале поддержки СР, и партия «левой ноги» превратилась в своего рода «Ноев ковчег» для многих политиков, ранее входивших в различные партии от КПРФ до «Яблока».

Среди партий-сателлитов наиболее ценным активом Кремля оставалась ЛДПР. С самого начала своей парламентской деятельности партия успешно сочетала националистическую и популистскую риторику с полной лояльностью Кремлю. Тем самым она одновременно играла две роли. Во-первых, партия поддерживала основные предложения Кремля в Думе, при этом блокируя инициативы оппозиции (такие, как попытка процедуры импичмента президента в 1999 году). Во-вторых, она создавала имидж фиктивной националистической партии, привлекательной для многих избирателей, но не создававшей угрозу нарушения статус-кво. На фоне парламентского доминирования ЕР, Кремль более не нуждался в услугах ЛДПР в Думе. Но присутствие партии на электоральной арене оставалось значимым в силу определенного спроса на национализм среди российских избирателей и возможности использования ЛДПР как инструмента негативных кампаний против избранных Кремлем «мишеней» (будь то «олигархи», коммунисты или кто-либо иной). Помимо ЛДПР (как фиктивных националистов) к услугам Кремля всегда были фиктивные левые, равно как и фиктивные либеральные партии.

Российский опыт строительства партий-сателлитов, впрочем, был не уникален. Помимо некоторых постсоветских государств (в частности, Украины времен Леонида Кучмы) можно вспомнить ряд коммунистических режимов в странах Восточной Европы, создававших лояльные крестьянские, христианские и прочие партии (например, в Польше и ГДР) в качестве каналов политического контроля над теми или иными социальными средами. Да и авторитарный режим в Мексике, сталкиваясь с организованным сопротивлением, предпочитал кооптацию подавлению оппонентов и также использовал различные приемы умножения числа партий-сателлитов с целью разбиения голосов реальной оппозиции, особенно в период упадка доминирующей партии PRI в 1980—1990-е годы. В России упадок партийной конкуренции создавал дополнительные стимулы для партий-сателлитов – партийным политикам, которые не входили в ЕР, предстоял тяжелый выбор между подчинением Кремлю и (относительной) автономией от него, что на деле означало выбор между выживанием и политическим упадком и деградацией. Кризис, который в 2000-е годы пережили либеральные партии: «Союз правых сил» (фактически исчезнувший в 2008 году) и «Яблоко», утратившее свое представительство в Думе и региональных органах власти, служил наиболее ярким тому подтверждением.

Наконец, взаимоотношения государства и бизнеса после достижения «шашлычного соглашения» также претерпели существенные изменения. На первый взгляд, достигнутое в начале 2000-х годов равновесие было взаимовыгодным. С одной стороны, российское государство сделало шаги навстречу «олигархам», создавая благоприятные условия для бизнеса. С другой стороны, Большой Бизнес, хотя и не отказался от лоббирования своих интересов в российском парламенте и в региональных органах власти, все же не мог открыто диктовать свои условия российскому государству, подобно периоду 1996–1998 годов. Он принимал «правила игры», выработанные политиками, активно поддерживал ряд шагов главы государства, в том числе политику рецентрализации государственного управления, разрушавшую локальные барьеры на пути развития бизнеса и направленную на становление единого общероссийского рынка. Президент и правительство страны признали крупнейшие объединения российских предпринимателей в качестве своих официальных младших партнеров. По оценкам некоторых наблюдателей, такой баланс сил оказывал в период 2000–2003 годов благоприятное воздействие на курс экономических реформ и на сохранение в России политического плюрализма.

Однако такое равновесие было обусловлено лишь ситуационной расстановкой сил и не опиралось на формальные «правила игры». Поскольку «шашлычное соглашение» являлось лишь тактической сделкой, постольку его условия легко можно было односторонне пересмотреть при изменении политической и экономической конъюнктуры. К такому пересмотру российские власти подталкивали как политические, так и экономические факторы. В экономическом плане рост мировых цен на нефть и повышение доходов от ресурсной ренты подталкивали российские власти к огосударствлению экономики и к пересмотру «правил игры» во взаимоотношениях с бизнесом, да и в целом к экономическому курсу, в основе которого лежит государственный контроль над экономикой. А в политическом плане идея ревизии итогов приватизации 1990-х и восстановления государственного контроля над экономикой пользовалась значительной поддержкой в российском обществе. Пересмотр прав собственности, прежде всего, в нефтегазовом секторе, в этой связи выглядел весьма логичным решением, особенно в ходе кампании парламентских выборов 2003 года.