От племени к империи. Возникновение русского государства и права - Павел Владимирович Крашенинников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Подданные всех чинов и сословий должны все называть себя холопами великого государя. Они также должны проявлять холопство и подписывать свои челобитные уменьшительными именами: Федька, Ивашка, Пашка, Васька… И если какой-нибудь боярин провинится, ему назначают варварские и холопские наказания»149.
«Все делается втайне, со страхом, с трепетом, с обманом, везде приходится укрываться от множества „оправников“ (чиновников), обдирателей, доносчиков или, лучше сказать, палачей. Привыкши всякое дело делать скрытно, потакать ворам, всегда находиться под страхом и обманом, русские забывают всякую честь, делаются трусами на войне и отличаются всяческой невежливостью, нескромностью и неопрятностью…»150.
Крижанич резко протестует против практики широко распространенных доносов – так называемых «слова и дела»: «Злобно толкуют (подслушанные) чужие слова и обвиняют человека в хуле на государя, когда на самом деле не было никакой хулы; за невинные слова людей тащат к допросам, к пыткам, замучивают их беспощадным образом. Судьи же стараются угодить царю, а при этом и в свою пользу выжимают деньги с обиженных»151.
Базовый вывод этой работы – необходимо осознать, что при существующей системе управления страна сильно отстала в своем развитии от передовых стран и находится в тупике. Чтобы выйти из него следует осуществить критическое освоение достижений Западной Европы. «Теперь пришло время для нашего народа учиться; Бог возвысил на Руси такое славянское государство, какому подобного не было в нашем народе в прежних веках; а мы видим и у других народов: когда государство возрастет до высокой степени величия, тогда и науки начинают процветать в народе»152.
Конечно, в сторону Западной Европы и раньше заглядывались такие правители Московского царства, как Борис Годунов, Дмитрий (Лжедмитрий I), дети Алексея Михайловича (Федор, Софья и Петр), воспитанные Симеоном Полоцким, яростным обличителем православного фундаментализма. Только правление этих царей, за исключением Петра I, было очень коротким.
Крижанич мыслил стратегически. Он не подвергал сомнению основу Русского государства – самодержавие: «В России полное самодержавие, повелением царским можно все исправить и завести все полезное»; «Государь созовет всех нас, и все мы „ядрено“ будем помогать ему, всякий по своей силе, как устроить и обособить то, что полезно и добро для общества и всего народа». Другими двумя столпами государства он считал православие и сословность.
Впрочем, романтические представления, что все указания самодержца исполняются по одному щелчку, у Крижанича быстро рассеялись в Тобольске. Тем не менее, как ни странно, оптимизма он не потерял, скорее стал смотреть на вещи более объективно.
В то же время он подверг сомнению постоянное желание Московского царства бесконечно осуществлять территориальную экспансию: «Во многих случаях государству совсем не полезно, даже вредно расширять свои пределы»; «Царь Иван намного расширил русскую державу. Но до сих пор не могу понять, какие же он ввел благие законы. Вижу лишь, что после его смерти королевство погрузилось в великие смуты и напасти, из которых оно до сих пор еще не вырвалось. И не вырвется, пока не будет упрочено благими законами»153; «Где законы хорошие – там и подданные довольны, и чужеземцы хотят туда прийти. А где законы жестокие – там свои собственные подданные жаждут перемены правления и часто изменяют, если могут, а чужеземцы боятся приходить. О государь, управляй людьми так, чтоб они не хотели перемен»154.
Порицал тиранство: «Некоторые люди думают, что тиранство в том состоит, чтобы мучить невинных людей лютыми муками, а не в дурных, отяготительных для народа уставах, но дурные законы на самом деле еще хуже лютых мук. Если какой-нибудь государь установит дурные тяжелые для народа законы, наложит неправедные дани, поборы, монополии, кабаки, тот и сам будет тираном и преемников своих сделает тиранами. Если кто из преемников его будет щедр, милосерд, любитель правды, но не отменит прежних отяготительных законов, тот все-таки тиран. Мы видим этому пример и на Руси. Царь Иван Васильевич был нещадный „людодерец и безбожный мясник, кровопийца и мучитель“»155; «Крутое правление – причина того, что Русь редко населена и малолюдна. Могло бы на Руси жить вдвое больше людей, если бы правление было помягче»156.
Он подробно поясняет, чем плохи действующие законы: «В прелютых, тиранских законах царя Ивана все приказные, начальствующие и должностные лица должны присягать государю, всеми способами приносить государевой казне прибыль и не опускать никакого способа к умножению ее. Вот беззаконный закон! Вот проклятая присяга! Из этого необходимо вытекает, что приказные от царского имени, как для царя, так и для самих себя, всяким возможным способом томят, мучат, обдирают несчастных подданных. А вот другой тиранский закон: высокие советники, связанные вышесказанной клятвой, приказным людям в уездах не дают никакого жалованья или дают малое, а между тем велят носить им цветное и дорогое платье и крепко запрещают им брать посулы. Какой же промысел остается бедным людям на прожитье? Одно воровство. <…> Бедный подьячий сидит в приказе по целым дням, а иногда и ночам, а ему дают алтын в день или двенадцать рублей в год, а в праздники велят ему показываться в цветном платье, которое одно стоит более двенадцати рублей. Чем же ему кормить и себя, и жену, и челядь? Чем же они живут? Легко понять: продажей правды»157.
Именно «благие законы» – те, которые на вопрос «страна для власти или власть для страны» утвердительно отвечают на второй вариант, – он считал основным направлением прорыва из средневековой отсталости.
«Честь, слава, долг и обязанность короля – сделать свой народ счастливым. Ведь не королевства для королей, а короли для королевства созданы»158. А это уже прямая инвектива в адрес устройства вотчинного государства и провозглашение лозунга самодержавия.
Царь должен укротить своих алчных чиновников: «Пусть царь даст людям всех сословий пристойную, умеренную, сообразную со всякою правдою свободу, чтобы на царских чиновников всегда была надета узда, чтоб они не
