Курильский десант - Василий Акшинский

Следует высоко оценить четкие и решительные действия командно-политического и всего личного состава вышеназванных резервных частей. Особенно сложной была задача 7-го отдельного стрелкового батальона — его подразделениям вначале пришлось грузиться на борт парохода «Коккинаки», затем перемещать людей, орудия и все батальонное имущество на десантное судно и лишь после этого и дополнительного перехода морем высаживаться на скалистый, необорудованный берег в северо-западной части острова Парамушир. При высадке его бойцы и командиры использовали не только табельные средства (надувные лодки), но и все подручные — самодельные плоты, бревна, доски. Завьюченных лошадей по трапу сводили к воде и пускали вплавь. При этом одна из них споткнулась, упала в воду, но затем поплыла к берегу. Однако привьюченный к ее седлу миномет, оторвавшись, ушел на дно. Наводчик этого миномета младший сержант П. П. Струков засек место падения лошади и, раздевшись, поплыл туда. Он нырял около часа, до тех пор, пока не достал со дна моря вверенное ему оружие. За смелость и находчивость отважный воин был награжден орденом Отечественной войны II степени.

А мы тем временем выясняли истинные намерения противника. В 5 часов утра 21 августа командующий десантной операцией через своего представителя вручил командиру 91-й японской пехотной дивизии приказ о капитуляции, устанавливающий порядок и сроки сдачи оружия и место пленения японских войск на Шумшу и в северной части Парамушира.

В 11 часов начальник штаба КОР подполковник Р. Б. Воронов, по моему указанию, с группой офицеров выехал на броневике для встречи на нейтральной полосе с представителем японского командования. В нее входили: капитан 3 ранга В. С. Денисов, начальник штаба Камчатского морпогранотряда майор П. Д. Ковтун, представитель Петропавловской военно-морской базы помощник начальника политотдела ПВМБ по комсомольской работе лейтенант В. В. Стрельцов. Они встретились с начальником штаба 91-й дивизии японских войск полковником Яниока Токедзи, который передал им положительный ответ японской стороны па мой приказ о капитуляции.

Надо было закрепить этот успех в переговорах, и я направил эту же группу на военно-морские базы Катаока и Касивабара (в состав группы был включен дополнительно редактор многотиражной газеты ПВМБ «За Родину» капитан H. М. Лихобабин). На катере «Морской охотник» (командир — лейтенант Шеховнин) наши посланцы направились в расположение японских войск и их командования. Предварительно я назначил капитана 3 ранга Денисова командиром военно-морскай базы Катаока, а его заместителем по политической части — лейтенанта Стрельцова. Добавлю, к слову, что возглавить береговую оборону этой базы командир вы садки поручил тогда уже упомянутому выше капитан-лейтенанту А. А. Волчанскому.

Первым пунктом захода и высадки группы подполковника Воронова была военно-морская база Катаока. Так на мачте здания морской комендатуры был вывешен белый флаг. Об этом и обо всем дальнейшем, мне докладывалось по рации.

На пирсе представителей советского командования встретил командир базы капитан-лейтенант Сато с дежурным офицером. Сато доложил, что он уполномочен вести переговоры с подполковником Вороновым. Проверив его полномочия, Воронов потребовал представить карты расположения батарей, складов, других военных объектов, а также схему их минирования. Стремясь уйти от ответа и затянуть переговоры, Сато прикинулся непонимающим. Он заявил, что японская сторона не готова к переговорам, поскольку советские офицеры прибыли раньше обусловленного времени. Пришлось разъяснить ему, что его часы показывают токийское время, а встреча назначена на 10 часов по местному. Сато был строго предупрежден за попытку уклониться от честного ведения переговоров. Только после этого бывший командир представляемой им базы, уже переставшей быть японской, стал более сговорчивым и более или менее правдиво отвечать на вопросы.

После этого наш катер направился через Второй Курильский пролив в военно-морскую базу Касивабара, где размещались резиденция и штаб командующего северной группой японских войск на Курильских островах генерал-лейтенанта Цуцуми Фусаки. На встрече с ним подполковник Воронов потребовал четкого ответа на мой приказ о капитуляции. Генерал-лейтенант пытался втянуть советских представителей в обсуждение второстепенных вопросов, но Воронов уклонился от этого и вновь задал прямой вопрос: «Да или нет, господин генерал?» Пришлось отвечать однозначно. У Цуцуми Фусаки едва поворачивался язык, когда он вынужден был сказать, что согласен на выполнение приказа командующего советской десантной операцией и лично подпишет акт о разоружении японских войск при встрече со мной. Он всячески избегал даже произносить слово «капитуляция».

Таким образом, завершились все проволочки японской стороны — попытки негодными средствами предотвратить неизбежное. Общая обстановка, сложившаяся на Дальнем Востоке после разгрома Советскими Вооруженными Силами японской Квантунской армии в Маньчжурии и Корее, освобождение Южного Сахалина означали полный крах завоевательских планов японского империализма, и это, наконец-то, дошло до сознания японской военщины на Курилах. Она была вынуждена подписать акт о капитуляции японских войск на островах северной части Курильской гряды. Именно для этого через некоторое время прибыл на наш командный пункт японский генерал-лейтенант Цуцуми Фусаки.

— Интересно знать, — спросил я, — как проходила эта церемония?

— Для нас это был торжественный момент, хотя и состоялся он в суровых, будничных условиях, — ответил Алексей Романович. — А для противника он имел совершенно противоположное значение. На редкость высокий и еще крепкий, 53-летний Цуцуми Фусаки прибыл к флагманскому кораблю-тральщику «ТЩ-344», на котором я держал свой командный пункт, на обыкновенной десантной барже; над нею развевался белый флаг. Одет он был в отлично отутюженное обмундирование, при всех регалиях. Его сопровождала молодая женщина-адъютант в форме лейтенанта японской армии и целая свита старших офицеров. Когда они поднялись на палубу, один из них нес все тот жебелый флаг — символ позорного конца. Приблизившись к указанному ему месту, Цуцуми Фусаки пытался изобразить на своем лице приветливую улыбку, но она была скорее похожа на гримасу.

Взгляд японского генерала выражал злобу и ненависть, и именно тогда он спросил меня о силах нашего передового отряда, о чем я уже упоминал. Я, в свою очередь, потребовал от него объяснения причин затягивания капитуляции японских войск, открытия огня японскими батареями, а также налета японского самолета-торпедоносца на наши корабли во Втором Курильском проливе. Цуцуми Фусаки ссутулился, с него слетела вся бравада, и он начал лепетать что-то невнятное. Смысл его ответа заключался в том., что виноват не он, а начальник штаба его дивизии, который якобы не был согласен с решением своего командира и лично вел переговоры со ставкой японского главного командования, где имел родственников из, состава императорской семьи. Другой, версией его оправданий было высказанное несколько позднее заявление о том, что в зоне нарушения японцами перемирия якобы произошло недоразумение: до сведения артиллеристов-береговиков не был своевременно доведен командирами приказ императора о капитуляции Японии.

Так, состоялась моя встреча с матерым представителем самурайской касты. С первых же минут переговоров его лоск и напыщенность заметно поблекли. Он с тупой покорностью подписал акт о капитуляции. Одновременно он подтвердил свое согласие дать личные указания о капитуляции гарнизонов других островов, где дислоцировались его войска.

Учитывая это, я приказал командиру 101-й стрелковой дивизии генерал-майору П. И. Дьякову обеспечить переход его войск от передовой линии на юг, в район Катаока, и произвести там разоружение и пленение японского гарнизона острова Шумшу. Марш дивизии с частями усиления при соблюдении полной боеготовности и мер боевого обеспечения начался в 5 часов утра 23 августа. В пути то и дело попадались столбики с надписями: «Мин нет. Кочкин». Это наши разведчики и саперы под руководством дивизионного инженера-майора Кочкина обеспечивали безопасность движения частей и подразделений.

В полдень генерал Дьяков доложил, что японские войска стянуты в район аэродрома у Катаока и начали складывать оружие, сдаваться в плен. Спущен японский флаг с мачты административного здания и водружен Государственный флаг Советского Союза.

К исходу 23 августа на острове Шумшу было разоружено и пленено: генералов—1, офицеров — 525, солдат— 11 700. Принято в качестве трофеев: лошадей —55, винтовок — 7420, легких пулеметов — 214, тяжелых — 123, зенитных пулеметов — 30, пушек—40, гаубиц — 17, зенитных орудий — 9, большое количество складов с боеприпасами, снаряжением и продовольствием.