В мире фантастики. Обзор научно-фантастической и фантастической литературы. - Борис Ляпунов

Если в «Возвращении» авторы показывают мир победившего коммунизма XXII в., то действие трилогии разворачивается в конце XX и в XXI в. Капитализм и коммунизм еще сосуществуют на одной планете, хотя капиталистическая система идет к окончательному упадку. Авторы видят опасность в пережитках прошлого, в мещанстве и призывают с ним бороться, потому, что оно живуче и многолико и может стать тормозом прогресса.

«Далекая Радуга» — повесть о людях будущего, ученых, стоящих перед лицом неизбежной катастрофы, которая грозит гибелью всему живому на маленькой планете. Как поведут они себя, как распорядятся своей жизнью, своими открытиями в критических обстоятельствах? Эту проблему социально-психологического плана и пытаются решить авторы.

Что может произойти с обществом, достигшим вершин материального благополучия, но оставшимся в рамках капиталистического строя? Этот вопрос поставлен, в своего рода «антиутопии» — фантастической повести А. и Б. Стругацких «Хищные вещи века»*.

Авторы в сатирической, гротесковой форме показывают несостоятельность идей буржуазных идеологов о возможности «реконструкции» капитализма и создания на его базе общества благоденствия для всех, уничтожения противоречий, органически присущих капиталистическому строю.

Картины жизни будущего (хотя действие происходит на вымышленной планете Гаяна) рисует П. Аматуни в фантастическом романе «Парадокс Глебова»[113]. Это — научно-техническая и социальная утопия, рассказывающая о возможных достижениях науки и техники далекого будущего и совершенном устройстве коммунистического общества.

Далекие космические свершения многие писатели-фантасты соотносят ко времени, когда Земля станет планетой коммунизма. Поэтому в их произведениях мы встречаем отдельные наброски, фрагменты, зарисовки мира коммунистического Завтра.

Фантастика стремится показать будущее не застывшим, а меняющимся, постоянно движущимся вперед, развивающимся в преодолении присущих ему противоречий. Тем самым утверждается преемственность и бесконечность прогресса. Это справедливо как для близкого, так и для очень далекого времени, времени победившего на всей планете коммунизма. Если в довоенные годы и в ряде послевоенных произведений писатели-фантасты ограничивались описанием либо отдельных черт науки, техники, жизни при коммунизме, либо пытались нарисовать его более или менее целостную, но статичную картину, то теперь намечается тенденция показа динамики исторических процессов и в грядущем, причем показа диалектического.

Характерный пример — повесть Г. Гуревича «Мы — из Солнечной системы»*. Главная мысль автора состоит в том, что на каждом этапе будут происходить сдвиги, вызванные появлением новых возможностей, которые вызовут, в свою очередь, иные решения. Прогресс будет заключаться в извечном поиске решений, в преодолении трудностей, без которых нельзя себе представить движение вперед.

Автор берет конкретные проблемы, могущие волновать наших потомков и корнями своими уходящие в настоящее. Наша планета не идеально приспособлена для жизни, ее придется реконструировать. В повести обсуждаются сначала возможности переделки земного шара, изменения климата, освоения новых пространств для заселения. Появляется идея, гораздо более дерзкая — управления архитектурой молекул, создания «всего из атомов». Затрагивается проблема оживления, долголетия, причем в романе развертываются дискуссии о следствиях различных открытий, приводящие к продолжению великой созидательной работы, направленной на улучшение дома человечества — планеты Земля.

Г. Гуревич говорит о претворении в жизнь самых смелых проектов. Однако главное в повести — показ людей, выполняющих столь дерзкие замыслы, труда человека, в распоряжении которого находится совершенная техника. Этот труд является качественно новым по сравнению с той работой, какую описывали фантасты в ранних произведениях, посвященных переделке природы.

В ряде произведений описывается коммунистическое общество других миров или на Земле и иных планетах одновременно. Это тоже прием, позволяющий изобразить мир будущего. Среди таких произведений — романы Г. Мартынова.

В повести Г. Гора «Скиталец Ларвеф»* хотя и не ставится задача всестороннего прогноза общества будущего, но рисуются перспективы, которые откроются перед человечеством в результате грядущих кардинальных открытий. Автора интересует прежде всего влияние этих достижений науки на людей и их духовный мир.

Заглядывая мысленно сквозь время, фантасты пытаются осмыслить те далеко идущие сдвиги в сознании человека, которые вызовет покорение Вселенной.

Их интересуют уже не только драматические ситуации, возникающие во время путешествий на иные планеты. Их волнуют не только поступки, мысли, переживания человека, впервые вступившего на поверхность неведомой планеты. Они хотят показать столь далекое космическое Завтра, когда подвиги первых космонавтов, подвиги тех, кто открывал миры иных солнц, стали легендой.

Слово «подвиг» приобретает в том далеком времени уже и несколько другой смысл. Поэтому не просто приключения и не просто будни космоса, исполненные опасностей, составляют основу романтической фантастики о покоренном Звездном Мире. Авторы стремятся передать атмосферу открытий межзвездного размаха. Оттого и рассказ их взволнован и поэтичен.

«Легенды о звездных капитанах» Г. Альтова (в одноименном авторском сборнике)* представляют собой короткие поэтические новеллы, стилизованные под древние мифы. Такая форма позволила ввести обобщенный образ героя. Это живые символы подвига. Люди, которые совершают невозможное во имя любви к людям. У них поэтому и символические имена Икар, Дедал, Прометей. Фантастическая посылка этих новелл в определенной степени символична. Герои их совершают подвиги в Космосе ради Земли. Здесь и раскрывается психология человека космической эпохи. В какой бы далекий мир он ни попал, какие бы трудности ему ни пришлось преодолеть, он остается сыном родной планеты, и высшая его цель — принести пользу людям.

Подвиг в «Легендах о звездных капитанах» изображен как высшее проявление человечности. Само описание подвига выдержано в суровых эпических тонах, природа неведомых планет изображена как грозная стихия, ставящая человеку преграды и таящая опасности куда более серьезные, чем встречались людям раньше, на заре космической эры.

Тогда происходило как бы первое открытие Большого мира вне Земли, в котором были свои герои и своя романтика, романтика необыкновенных и все же не выходящих за рамки «земной» фантазии приключений. Звездные капитаны — герои второго открытия мира, попадающие в исключительные условия, встречающиеся с совершенно непредвиденными, ни на что не похожими явлениями. Поэтому подвиг их иного порядка, и описан он в несколько иной форме — пафосной, романтически возвышенной.

Возможно, в ту далекую космическую эпоху вырастет новое поколение людей — подлинных детей космоса. Рожденные не на Земле, а на других планетах, они о своей «прародине» будут знать только от родителей, «звездных капитанов». Какие могут возникнуть тогда ситуации?

Одна из них описана в фантастическом рассказе В. Журавлевой«Мы уходим к Аэлле» («Искатель», 1961, № 1; другие названия — «Орленок» и «„Орленок“ не вернется»)*. Автор рисует образ человека, идущего на жертву ради высокой цели и сделавшего исследование неведомого делом всей своей жизни. Но для него это не самоцель; он совершает подвиг ради счастья планеты, роднее и ближе которой нет, — ради Земли.

Форма романа приключений в научной фантастике сохранилась до наших дней, хотя и начала приобретать новые черты. По-прежнему в ней присутствует острый сюжет — то, что Беляев считал главным для такого произведения. По-прежнему в ней присутствует научная посылка, определяющая многие и, во всяком случае, начальные сюжетные повороты.

Однако в отличие от обычного, традиционного научно-фантастического романа эта посылка не занимает большого места. Все объяснения предельно кратки, либо допущение вообще фантастично и потому не объяснено. О подобных произведениях иногда говорят, что это «приключения с элементами фантастики».

Фантастико-приключенческий роман обычно являлся историей открытия, сделанного ученым-одиночкой, но историей не самого творчества, а тех последствий, к которым оно приводило. И можно поэтому сказать, что фактически к приключенческим относилось большинство произведений ранней советской фантастики.

В первые послевоенные годы наметился постепенный отход от привычной схемы: приключения стали связываться с открытиями не только ученых-одиночек, но и коллектива. Все еще изображались события, вызванные борьбой со стихийными силами природы. Ход самого научного поиска изображался более подробно. Тем не менее все эти романы сохранили традиционную приключенческую форму.