First Debt - Pepper Winters
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я был готов исполнить все, что мне приказали. А после всего этого, я желал этого. Меня научили жаждать контроль, который несет данная ситуация. Причинять боль другим.
Но в эту секунду я хотел чего-то отличного от всего этого. Я хотел ощутить жар ее исхлестанной спины, когда моя твердая длина проскользнет в ее узкую плоть, и я трахну ее. Я хотел заставить ее кричать по другой причине.
Черт возьми, что творится со мной!?
Я ударил ее вновь, вскидывая флоггер в воздухе. Мягкая кожа хвостов флоггера одарила ее спину укусом боли.
— Считай! — рявкнул я, надеясь, что ее собственная боль немного облегчит мою. Эта женщина обладала властью, которая могла разрушить меня до основания. Я никогда не позволю ей этого! Я разрушу ее первой!
Она вскрикнула опять:
— Два!
Мои мышцы уже начали ныть оттого, что так долго находились в напряжении и на пределе возможности. Мои яйца практически втянусь в тело от такого сильного желания освобождения.
Как, бл*дь, я пройду через все это!?
Два удара.
Осталось девятнадцать.
Количество ударов было записано смотрящим человеком, который наблюдал за ходом исполнения наказания, в дневник, который принадлежал нашему графству. Двадцать один удар был положен Франку Хоук за воровство. Его сын, Беннетт Хоук, был подручным конюха, который записал порядок снятия Первого Долга.
Франк истекал кровью и был оставлен замерзать. Двадцать одно рассечение, которое обратилось в кровоточащую корку, прежде чем его посчитали достаточно раскаявшимся для того, чтобы он вновь мог обеспечивать семью.
Один в один.
Долг за долг.
Это была моя цель.
В этом заключалось сумасшествие моей семьи. Даже не из-за принципов или воздания должного нашим предкам, которые претерпевали такие чудовищные лишения, а, скорее всего, чтобы насладиться властью, в которой мы испытывали недостаток в прошлом. Властью, которой на данный момент мы владели сполна. Уивер не являлись нашей целью — просто это исключительное преимущество было предоставлено нашей родословной, позволяя нам мучить и подвергать пыткам, вонзать клыки и сохранять остроту когтей.
Я поднял руку, вскидывая кожаные хвосты флоггера, на которых были связанные узлы, с силой ударяя по спине Нилы.
— А!
Ее тело содрогнулось от ужасной боли.
Мой член дернулся в болезненном возбуждении у пряжки ремня, когда Нила выгнула спину у столба. Опуская руку, я схватил твердую эрекцию, поправляя в более удобное положение, чтобы не упиралась в боксеры и брюки.
— Я не слышу того, как ты считаешь, — прорычал я.
— Три, — прокричала она.
Еще один хлесткий удар.
— Четыре.
Еще один.
Пять.
С каждым следующим ударом кожа покрывалась волдырями, превращаясь из нетронутого плеткой совершенства в покрытую влагой израненную плоть. Влага, которая царила в оранжерее, насквозь промочила мою рубашку, пока моя кожа не покрылась бисеринками соленого пота. Каждый удар вызывал голодную волну внутри меня, пресыщая Нилу до отказа болью и насыщая меня неудержимым желанием.
Мой рот наполнился слюной, настолько я испытал сильное желание прижаться к ее спине в поцелуе, слизать языком всю ту боль, что я причинил.
Я желал сцеловать ее слезы и прошептать, кто я есть на самом деле.
«Ты никогда не сможешь этого».
Внезапно простая мысль о том, чтобы быть честным, шокировала меня. Если я скажу ей, то, как тогда я буду скрывать это?
Мне никогда не следовало начинать это в таком жарком месте. Мне никогда не следовало делать это, не оградив свой разум должным образом. Каждый удар, который касался ее кожи, поражал ее снаружи, но она не могла видеть, что он делал с моей душой.
Я нанес удар вновь, тяжело втягивая воздух через нос.
— Шесть, — всхлипнула Нила.
Тепло комнаты проникало в мои поры под кожу, беспощадно стискивая мое сердце, плавя любой холод, к которому я мысленно взывал. Каждый ледяной осколок таял, превращаясь в каскадный поток тепла.
Я сглотнул, как будто насыщался изысканным образом Нилы. То, как она вздрагивала, но упорно сопротивлялась тому, чтобы ее колени подогнулись, то, как разрумянились ее щеки и темные глаза вытягивали все силы из комнаты.
Она была... поразительной.
Я наклонил руку, посылая флоггер прямиком к ее пояснице.
Нила громко застонала:
— Семь.
Моя рука ныла от боли, и я ударил вновь.
— Восемь.
И вновь.
— Девять
Девять прошло.
Осталось двенадцать.
Черт, я был готов упасть. Был готов ползать у ее ног и молить о прощении.
О прощении?
Не за что меня прощать. Она заслужила это!
Я ударил со всей силы, вынуждая себя оставаться безжалостным.
— Десять! — взвизгнула она.
В ушах зазвенело от ее боли.
Я прекратил контролировать свои эмоции и сдался.
Чем быстрее я бы закончил ее наказание, тем быстрее мог бы разгрести весь кошмар, что натворил.
Стиснув зубы, я ускорился. Нанося удар за ударом, быстрее и быстрее.
— Одиннадцать, — взывала Нила. Двенадцать. Тринадцать. — Ее голос надломился, и слезы скатились по щеке.
Мое сердце обливалось кровью.
— Четырнадцать.
Пот каплями катился вниз по лицу, пока я вновь и вновь наносил удары. Мое дыхание было в одном ритме с ее. Никогда в своей жизни я еще не был так возбужден или чувствовал такое отвращение.
Из-за этого мне пришлось столкнуться с тем, что спрятано глубоко в моей душе. Это призвало призраков противостоять против ужасов. Мне нужно убежать. Пока я не потерял себя.
Но я не мог убежать. Я знал в глубине души, что не смог бы убежать, не трахнув ее. Нет ни единой силы на земле, которая бы остановила меня от того, чтобы я взял ее сразу, как нанесу последний удар. И мне было абсолютно плевать на то, что я не должен трогать ее до Третьего Долга.
Мне было, мать вашу, плевать.
Всё было поставлено на карту. Всё, что прежде было достаточно, чтобы держать меня покорным и под контролем отца, стало недостаточно.
Я был послушным. Терпеливым. Делал всё, что он приказывал.
Но это было до того, как я обнаружил то, что желаю больше, чем свое будущее.
На члене выступила капля спермы, когда я нанес удар.
— Пятнадцать!
Нила была моей.
Я хотел ее.
И я возьму ее.
Я зарычал, когда ударил вновь, вкладывая всю свою силу в этот удар.
— Шестнадцать, — она дернулась, прижав лоб к столбу. Ее волосы прилипли к крови, сочащейся из плеч. Она тяжело дышала, резко втягивая воздух, будто тонула.
— Семнадцать, — выкрикнула она, когда я вновь продлил ее агонию. Ее раненая, пылающая кожа разошлась, пустив красные капельки крови вниз по телу.
Мой взгляд остекленел, я двинулся ближе.
Мне так жаль.
«Тебе не жаль».
Мне нужно прикоснуться к ней. Исцелить ее. Трахнуть ее.
Моя рука дико горела от боли, когда я нанес три быстрых удара.
— Восемнадцать. Девятнадцать. Двадцать! — Нила упала, ее колени подогнулись. Она безвольно повисла в ковах.
Моя рука упала к боку. Я едва мог стоять. Мои легкие втягивали воздух, будто я умирал. Мое сердцебиение отдавалось во всех участках тела, ревя в ушах.
Еще один.
«Сделай это».
Я взглянул на камеру, спрятанную в папоротниках. Мой отец посмотрит это чуть позже и сделает выговор, что я проявлял чувства. Он увидит этот взгляд в моих глазах и желание, отпечатанное на моем лице. Он заставит меня заплатить, что я для начала не заморозил ее. Он разрушит все тепло, что существует сейчас в моем сердце и вернет меня обратно к той личности, которую я ненавидел.
Это был моим будущим.
Но сейчас наше настоящее.
Оно было только нашим.
Я нанес удар. Сильно. Очень сильно. Супер, черт побери, сильно. Мой разум никак не мог очиститься от того, что Нила никогда не поймет. Ее мир был черно-белым. Предательство против любви. Правда против обмана.
Мой мир был другим. Слишком другим.
— Двадцать один! — Нила окончательно потеряла самообладание. Всхлип сорвалось с ее губ, слезы рекой потекли по бледным щекам. — Пожалуйста... не надо больше. Остановись, — она попыталась встать, но не смогла найти силы. — Пожалуйста! Не... я не могу...
Двадцать один.
Счастливый номер.
Ее слезы вытягивали опасное сострадание из моей арктически холодной души, привнося в нее человечность.
Много плохого случается, когда я позволяю себе подобное.
Происходит ужасное, то, что я не могу контролировать.
Но Нила была моей погибелью.
Я думаю, что знал это в тот момент, как разорвал ее платье в Милане. У меня больше не было сил притворяться, не после всего этого. Не сейчас.
Мне нужно взять ее. Заявить свои права на нее, чтобы я мог полностью сдаться перед единственной вещью, от которой бежал всю свою жизнь.
Если я возьму ее сейчас, я не смогу отступить. К черту гребаные последствия.
Застонав, я отбросил флоггер.
— Все кончено.
Рыдания Нилы стали сильнее, она с трудом втягивала рваные вдохи.