Heartstream. Поток эмоций - Поллок Том

— Разойдитесь! Отойдите, ради вашей же безопасности!

Но никто не слушает человека с громкоговорителем. Рядом со мной искаженное страхом лицо Полли. Дрогнув, ее рука поднимается к коробке у воротника, но затем снова опускается.

— Их так много, — бормочет она. Похоже, она ужасно напугана. — Так много.

Пластиковые бутылки с взрывчаткой, кажется, вот-вот выпрыгнут из жилета прямо на меня. Шесть из них. Я помню шок в голосе офицера из бригады взрывотехников, когда я сообщила ему их количество. Полли сказала, что на ней достаточно взрывчатки, чтобы сровнять с землей Биг-Бен. Толпа приближается. Она теперь в сорока, а может быть, всего в тридцати метрах. Двадцать пять, двадцать…

Все ближе. И ближе. Те люди, которые пришли за мной. Которые следят за моим стримом. Слишком поздно я склоняюсь над телефоном, пытаясь напечатать им сообщение, чтобы они отошли назад, но пальцы слишком скользкие от пота, и экран не реагирует.

Крик, гораздо громче других, проникает сквозь стекло, и я поднимаю голову. Полицейский спотыкается. Мой живот скручивает, когда его неоново-желтый жилет исчезает под ногами толпы. С триумфальным ревом та устремляется вперед.

Руки Полли тянутся к бомбе.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Кэт

Это случилось так быстро, словно отлив сменился приливом. Только что тропинка к входной двери была свободна, а в следующий миг узкая территория нашего палисадника оказалась заполнена мужчинами в футболках и толстовках с огромными камерами на шеях. Самый смелый, лысеющий белый парень, чьи глаза были слегка желтоватыми, словно сваренными в остатках жира, подошел прямо к входной двери и просто держал палец на звонке минут пять, пока я в конце концов не спустилась вниз и не вытащила батарейки из звонка. Пронзительный настойчивый звук был похож на бур, разрушающий мою жизнь.

Теперь они просто ошиваются на улице, уставившись в свои телефоны, куря, засоряя нашу тропинку сигаретными окурками, как будто они на домашней вечеринке, которая перетекла на улицу. Они были здесь всего пятнадцать минут, но вокруг каждого из них уже царила аура скучающего профессионализма, демонстрирующая, что они готовы ждать столько, сколько потребуется.

Я переношу вес с ноги на ногу, все еще не привыкнув к изменениям в балансе тела, вызванным моей постоянно расширяющейся маткой. Я то и дело подхожу к двери, готовая открыть ее и крикнуть, чтобы они ушли, прогнать, будто они — мухи, копошащиеся над трупом моей личной жизни. Но каждый раз не решаюсь на это, ужасно боясь показаться.

Вместо этого я поднимаюсь обратно наверх и, отодвигая занавеску в сторону, фотографирую папарацци на телефон. И отправляю Эви фото со словами: «Это ты???»

Я не слышала ее с той ночи, когда она одним словом потребовала объяснить, почему видео заканчивается моим криком. Ясное дело, я так и не ответила ей. Что я могла сказать? И она больше не спрашивала.

Конечно, если бы Эви захотела раскрыть меня, она могла бы сделать это той же ночью. Зачем ждать четыре месяца? Teenage Petrolhead всегда была девушкой, жаждущей быстрых результатов.

— Мне казалось, что месть лучше всего подавать холодной? — спросила я ее однажды, когда она набросилась на какого-то Рикера, предавшего нас своим скептицизмом. Она с удивлением посмотрела на меня.

— Не волнуйся, осадок останется.

Я смотрю на экран до тех пор, пока он не гаснет, но ответа нет. Может быть, это была не она. Что она говорила? Ты не единственный Рикер в Грэнфорд-Хай. Возможно, какая-нибудь другая девушка услышала запись и сложила два плюс два.

Палец висит над иконкой RickResource, но я не нажимаю. Если меня раскрыли, не уверена, что смогу выдержать то, что увижу там.

Вместо этого я открываю сообщения и отправляю фото папарацци Райану:

Похоже, мы оба теперь знамениты, — пишу я, добавляя взволнованный смайлик. — Ты в этом профи, что мне делать?

К моему крайнему удивлению, его ответ прилетает мгновенно, и от его резкости мне становится не по себе.

Ничего не делай. Ничего не говори. Оставайся внутри.

Боже, Рай, — пишу я в ответ.

Не дай им увидеть тебя.

Так и есть. Обмен сообщениями, такими же обрывистыми, как рявканье сержанта-инструктора, но это самое длинное, что я получила от него за две недели. Я прокручиваю переписку вверх. Перечитывать их — все равно что трогать больной зуб языком.

С первого взгляда заметно, что соотношение так себе. Три небесно-голубых прямоугольника на каждый серый, и чем дальше, тем сильнее расходится маленький шов тревоги.

Привет, прошло уже около недели. Хотела узнать, смог ли ты поговорить со своими ребятами.

Привет, Рай, надеюсь, у тебя в Токио все в порядке. Просто хотела убедиться. Живот становится все больше. Хотела спросить, все ли у нас идет по плану?

Привет, это снова я. Знаю, ты безумно занят туром, но время идет, а я благодаря малышу с каждым днем все больше становлюсь похожа на минивэн. Все девочки в школе спрашивают, кто отец, и мне было бы гораздо легче, если бы я знала, когда смогу сказать им…

Я вздрагиваю от милой фразы «все девочки в школе спрашивают, кто отец». Я написала так, будто мы все собирались вместе, охотно сплетничая, как в фильме «Бриолин». На самом деле это, скорее, было как на уроке математики, когда миссис Чен спрашивает: «Если х стремится к нулю, что стремится к бесконечности?», а Лорен Коул отвечает: «Число мужчин, которые побывали в трусах у Кэт, верно?» Все смеются, а миссис Чен строго глядит на мой живот и ничего не говорит, как будто я заслужила это.

Маленький паук гнева вползает в горло. Я жду не дождусь момента, когда сотру злобные улыбки с их лиц тем фактом, что мужчина у меня был всего один и это самый сексуальный мужчина, по версии журнала Elle, в течение последних двух лет.

Ответы Райана всегда приходят в тот момент, когда они нужны мне больше всего — когда ноги готовы отвалиться после нескольких минут ходьбы от школы до дома или когда я шатаюсь по утрам, словно контуженый жеребенок, потому что почти вся ночь ушла у меня на то, чтобы найти удобное положение для сна. Я дорожу ими и перечитываю снова и снова, склонившись над экраном телефона посреди темной спальни, словно это пламя свечи, источник тепла и света.

Каждое сообщение от него успокаивает меня. Его специалист по связям с общественностью был болен, но теперь вернулся. Мы почти готовы, остались последние штрихи. Тут кое-что случилось, и им нужно это переосмыслить, но все будет хорошо. Пока они в Азии, разница во времени усложняет ситуацию, но он позвонит ему, чтобы закрыть вопрос, как только вернется. Каждое сообщение заканчивается одинаково.

Я люблю тебя. Очень жду встречи с нашим малышом.

Наш малыш. Интересно, знает ли он, что каждый раз, когда я читаю эти слова, меня словно согревает изнутри горячий напиток в морозную ночь.

Конечно, живот растет так быстро, словно собирается завоевать Западную Европу, так что его желание, вероятно, скоро исполнится.

«Слишком долго, — постоянно напоминает ноющий голос внутри меня. — Прошло четыре месяца, а он до сих пор не сделал публичное заявление».

Он сделает, я продолжаю сопротивляться. Он должен это сделать, потому что скоро появится либо слух, либо ребенок, и если это будет малыш, то новости все равно разлетятся.

Гул снаружи отвлекает мое внимание от экрана.

— Миссис Канчук! Миссис Канчук! Лори!

— Кто вы все, черт возьми?

Я подглядываю сквозь занавеску. Мама пробивается сквозь толпу, стараясь не задеть журналистов пухлыми пакетами Tesco. Они ей никак в этом не помогают.

— Миссис Канчук, ваша дочь встречается с Райаном Ричардсом?

— Прочь от моей двери, вы, свора гиен!

— Правда ли, что они тайно встречались в течение многих месяцев?

— Я скажу тебе, что правда: если ты не уйдешь с моей территории и не оставишь мою дочь в покое, то обнаружишь эту камеру у себя в одном месте. И мне плевать, на какого говнюка ты работаешь.