Убийства павлиньим пером - Джон Карр

– Ну, трудно ожидать, чтобы я помнил все, – проворчал Филипп. – Я пошел за своей шляпой. Кто-то ее спрятал. Во всяком случае, я уверен в том, что люди делали или не делали.

Соар затушил сигарету. В комнате стало темнее; тени легли от широких окон, а облака стали плотнее, чтобы наконец разразиться грозой, которая день ото дня все откладывалась, но должна была положить конец зною. Полларду показалось, что он услышал неясный раскат грома, от которого задрожали стеклянные предметы в квартире.

– Нет, и в этом я снова буду тебе противоречить, – снисходительно произнес Соар. – Полиция, вероятно, уже спрашивала тебя об этом. Например, ты не можешь быть уверен в том, что делал я. Ты не можешь поклясться, что это не я украл револьвер – так же как и я не могу поклясться, что этого не делал ты. И никто из нас не может поклясться, что его не взяла, скажем, миссис Дервент, которую мы совершенно упустили из виду по той любопытной причине, что с половины десятого ее больше никто не видел.

– Должен отдать вам должное, сэр, – заключил Мастерс бесцеремонным тоном, – вы исключительно хладнокровный человек.

– Или возьмем другой пример. Так уж случилось, что на время убийства Китинга у меня нет алиби. Это необычно. Меня почти всегда можно застать после полудня в доме номер 13 на Бонд-стрит. Но вчера я ушел раньше обычного, в четыре часа. Понимаете, я переезжаю. Это, похоже, удивит вас, инспектор, но люди время от времени меняют место жительства. Я ушел из офиса, пошел пешком, и никто меня не видел. А это означает, что я виновен или невиновен, можете интерпретировать как хотите.

– Мистер Соар, – вдруг спросил Г. М. – а что вы сами думаете об этом деле?

То, что он назвал имя верно, изумило даже Мастерса.

– О моей собственной вине? Это на ваше усмотрение, – ухмыльнулся Соар. – В настоящий момент я мог бы сидеть здесь в холодном поту от страха. И пока шутил бы с вами, вступал в перепалки, каждую секунду боялся бы поскользнуться, потому что это я убил Вэнса Китинга. Или я могу быть невинен и невозмутим. Или могу быть невиновен, но так нервничать, что начал бы лепетать глупости… Это все на ваше усмотрение. И вы, может быть, никогда не узнаете, какое из предположений верно.

– Нет, сынок. Я не это имею в виду. Я повторяю вопрос: что ты думаешь об этом деле?

– Позвольте мне ответить на ваш вопрос другим вопросом, сэр Генри. Вы верите в Дьявола?

– Нет, – отрезал Г. М.

– А это очень плохо, – заметил Соар, сморщив лоб, словно Г. М. говорил о пропавшей хорошей книге или пьесе. – Если бы вы побывали в доме Дервентов во вторник вечером, то, я думаю, вы изменили бы вашу точку зрения. Я, конечно, не говорю, что это произошло бы непременно. Некоторые люди – материалисты, как Дервент.

– О-хо-хо! Так, там был Дьявол?

– Да. Я не имею в виду старика Сатану. И не имею в виду оперного баса в красном трико, а также универсальный персонаж наших популярных пословиц. Нет. Я имею в виду Дьявола. Если вы не понимаете разницы, то, может быть, ее чувствуете.

Вы, инспектор, похоже, все еще удивляетесь, почему я не получил никакого ответа от миссис Дервент, когда спросил ее об этом. – Соар поднял скатерть, которая сияла золотом и стекала с его рук волнами. – Я скажу вам, когда и как я ее спросил. У меня не было возможности поговорить с нею наедине; мы все находились в одной комнате. Я знал, что единственная возможность сделать это у меня появится во время игры в убийство.

А теперь следуйте за моей мыслью. Все огни были погашены для той короткой игры в убийство, в которую мы играли как раз перед половиной десятого. Мы начали бродить по дому в темноте. Вот тогда-то я и понял, что есть в этом что-то возбуждающее или берущее за душу, чего не было в нашем первоначальном плане. В темноте под этой крышей скитались шестеро умных, простодушных людей, все в восторге от преступления; и с ними был Дьявол. Это впечатление с трудом поддается анализу, но я это знаю. Я видел это в Помпее, видел это в резьбе на флорентийской чаше и видел это на лице городской домохозяйки… Я старался следовать за миссис Дервент. В окна проникал яркий лунный свет, можно было разглядеть даже тени, но ее я потерял.

Потом наткнулся на нее неожиданно, когда забрел в «берлогу» Дервента. Там было два окна, с этими викторианскими кружевными занавесками. Они тоже пропускали лунный свет, но не так много. У одного из окон в углу стояла викторианская софа с подушками. Когда я ее увидел, у меня все похолодело внутри. На софе лежала миссис Дервент, повернув голову к окну. Ее голова была слегка подперта подушками, вокруг шеи – петля, узел был как раз под ухом, и она смотрела на меня широко открытыми глазами.

Теперь в темнеющей комнате не было слышно ни звука, кроме голоса Соара.

– Конечно, джентльмены, физическая сторона этого дела была ясна. Кто-то «убил» ее здесь во время игры; и она выжидала оговоренное количество секунд, прежде чем «закричать». Но я не видел физической стороны дела. Это было словно во сне, тот же полусвет, те же полутона, то же приглушенное качество или пророчество. Я сказал ей негромко: «У вас есть друг, который сегодня после полудня послал вам прекрасный подарок. Как давно вы получаете от него подарки?»

Не хочу преувеличивать. Но у меня создалось впечатление, что я никогда не был так близок к смерти, как в тот момент. Подождите! Не поймите меня превратно! Угроза исходила не от миссис Дервент: она ничего не могла сделать, она была словно красивая кукла или манекен; пугающая вещь или персона, это как вам будет угодно, была где-то позади меня. Я сказал еще несколько слов, и она подала сигнал, чтобы собрать остальных. Включили свет; и снова это комната стала обычной.

Резкий звонок в дверь квартиры в одно мгновение избавил всех от какого-то гипнотического эффекта, который производил голос Соара. Свет и тень изменились и перемешались. Место приняло еще более обыденный вид, когда Филипп Китинг подошел к двери и сообщил, что прибыли Альфред Бартлетт, слуга, и У. Гладстоун Хаукинс, официант, и они готовы к допросу, а кроме того, из Уайтхолла от мисс Ффоллиот Г. М. передали записку.

– Мы, в принципе, не возражаем время от времени послушать рассказы про привидения, – радушно сказал Мастерс Соару. – Мы с сэром Генри к ним привычны. Но в качестве свидетельства – нет. Должен также предостеречь вас, что у миссис Дервент железное алиби на время, когда было совершено реальное убийство. Кстати, вам она нравится?

– В достаточной мере.

– А мистер Дервент? Как насчет него? Он выглядит очень молчаливым джентльменом; и, строго между нами, хотел бы я знать, что он делал вчера после полудня в пять часов…

– Я могу вам сказать, что он делал, – заявил Соар.

– Да, сэр?

– Он сидел в комиссариате полиции.

Это был один из тех немногих моментов, когда Мастерс позволил себе, будучи при исполнении, выругаться. Он сказал только одно слово, но сказал его с яростью. От легкого раската грома снова вздрогнули стеклянные предметы в квартире, теперь уже стало так темно, что едва ли можно было что-то разглядеть. Мастерс посмотрел на Г. М., который разрывал конверт.

– Вы совершенно правы, – произнес старший инспектор. – Кто-то действительно смеется над нами… Вы уверены в том, что говорите, мистер Соар?

– Нет. К несчастью, меня с ним не было. Но я не думаю, что Дервент лгал. Вы тоже могли слышать, что он пытался снова открыть дело Дартли.

– Значит, так, дело Дартли. Я сам об этом думал. Вот что, сэр, – Мастерс вытянул указующий перст, – вас не поражает как определенная странность, что, когда убили мистера Дартли, в комнате оказались чашки с узором из павлиньих перьев, и когда убили мистера Китинга, рядом с ним была скатерть с узором из павлиньих перьев, а главное, что все-таки вещи попали на места преступлений из вашего магазина?

– Разумеется, это поражает меня, как нечто странное, – резко ответил Соар, – но я не могу это объяснить.

– Вы когда-нибудь слышали о тайном обществе под названием «Десять чайных чашек»?

Соар проницательно посмотрел на него:

– Опять старая песня, инспектор? Нет, я никогда не сталкивался с этим, но совершенно не удивлюсь, если в деле обнаружится нечто подобное. До меня доходили отрывочные слухи…

– Все виды слухов нам пригодятся, – заметил старший инспектор. Он посмотрел не без подозрения на Филиппа Китинга, который упрямо кивнул, потом опять на Соара. – Вот как обстоит дело. И что мы не можем пока понять, что вся эта чепуха означает. Если она ничего не означает, значит, так тому и быть. Эти павлиньи перья, это воздержание от курения и в особенности эти инфернальные чайные чашки. Мы что-то слышали о «религиозном» обществе. Но какое отношение могут к нему иметь чайные чашки?

– Разве вы не можете отважиться предположить?

– Не предположить. Это чересчур… грм… доморощенное дело для меня, сэр. В чем состоит вред или значение чайных чашек? Вы говорите мне «чайная чашка», и я сразу представляю огонь в камине, дом, хорошую чашку чая с большим количеством сахара и молока – самые обычные вещи. Никакого отношения к опасности или убийству это не имеет. Вот если бы это было что-то похожее на ту уродливую серебряную коробку, которую мы с сэром Генри однажды обнаружили в доме лорда Мантлингза…