Бунт при Бетельгейзе - Евгений Гаркушев

Цитрус вперил негодующий взгляд в гостя.

— Могу я поговорить с Рукой? — осведомился тот.

— Тебе что, приглашение требуется? — Цитрус смерил его подозрительным взглядом. Подумал, не разбудить ли на всякий случай Дылду.

— Просто я не знаю, кто из вас Рука.

— То есть не видишь, что у меня вместо руки протез? Или думаешь, что я — тот громила наверху? А то и вовсе резиновая баба?

— Так она резиновая? — вздохнул коск. — Надо же, а дышит совсем как настоящая.

— Дышит? — обалдел Цитрус. — Ну, может, и дышит. А скорее это Дылда за нее дышит. Он без нее уже и дышать не может. Да… Так о чем ты хотел со мной поговорить?

Коск помялся немного, еще раз обшарил глазами комнату.

— Я тебя слушаю! — подбодрил его Эдик.

— Буду с тобой абсолютно честен, — сообщил гость и скорчил такую рожу, что всякому, кто это видел, немедленно должно было стать ясно — честность ему глубоко отвратительна. — Мне за твою голову Рука, предложили немного денежек.

— Совсем немного, судя по всему? — деловито поинтересовался Цитрус, поняв, к чему тот клонит.

— Я человек скромный, — сообщил коск, — мне главное, чтобы всё по справедливости было.

— Я и сам такой, — заверил его Эдик. — Скромность у меня буквально отовсюду прет. И на лбу написана. Кто увидит меня, сразу думает: вот идет скромняга Цитрус! Поэтому я и удивился, что ты не узнал меня сразу.

— А к справедливости в финансовых вопросах я отношусь особенно щепетильно, — продолжил гость, которого разговорчивость Эдика ничуть не смутила. Не иначе, был о ней наслышан.

— Похвально, — одобрил Цитрус, прикидывая, сколько денег запросит этот странный коск за то, что не стал его убивать. — Мы с тобой, наверное, имеем несколько схожих черт. Меня многие называют светочем справедливости. Вот, скажем, знаешь Пряника? Каждый день от счастья вопит, что еще жив. А почему он жив? Потому что я строг, но справедлив…

— Ты не смотри, что сейчас я такой, — продолжал коск, почти не обращая внимания на то, что говорит одновременно с Цитрусом, — я до того, как сюда попал, бухгалтером был.

— Да, выглядишь ты отвратно, — согласился Эдик. — Наверное, скромность и справедливость — единственные наши общие черты.

— Но нам придется с тобой решить кое-какие вопросы.

Цитрус начал нервничать. Да, сам он очень любил почесать языком, но совсем не любил, когда языком чесали другие. Немедленно начинал волноваться, чувствуя какой-то подвох. Как известно, большинство аферистов очень разговорчивые люди. Этот бывший бухгалтер на афериста, конечно, походил мало, зато он походил на опасного психа, которому в голову может прийти всё, что угодно.

— К делу, мой друг, пожалуйста, к делу, — поторопил бухгалтера Цитрус. Он бы с удовольствием разбудил Дылду, но как это сделать? Здоровяк храпит себе наверху, его иногда по полчаса не добудишься. А тут только привстанешь — и дикий бухгалтер вгонит в сердце заточку. Нет, нужно быть спокойнее и стремиться к конструктивному диалогу! Даже с финансово щепетильными скромными сумасшедшими, стремящимися к справедливости, нужно разговаривать вежливо.

— Вот я и говорю дело, — проговорил тот, — когда мне денег за тебя предложили, я сразу понял, что это судьба.

— Что?! — насторожился Эдик еще больше.

— Я понял, что такой разумный и правильный человек, как Рука, сразу поймет, что Веня Прыщ ему пригодится. Тем более что Веня — не только бухгалтер. Веня много слышал, много знает. Без Вени тяжело будет, с такими-то деньжищами. О многих темных делишках, что тут будут в ближайшее время творяться, тебе бы следовало знать. Да уж. А я бы тебе всё рассказал.

Бывший бухгалтер почесал шею, и Цитрус сразу смекнул, почему его прозвали Прыщом — вся шея парня была покрыта крупными прыщами с белыми головками. Эдик понял, что такого отвратительного типа ему наблюдать еще не приходилось. Бородавочники и те на личину милее. А у этого — то ли глюмзии, то ли еще какая гадость. И поручают ему мокрые дела, скорее всего, потому, что уверены — этому-то точно терять нечего. А если твое дело труба, пойдешь на любое преступление, чтобы только продлить свое существование.

«Интересно, кто же подослал его ко мне, — подумал Эдик, — ишь, бухгалтер. Хитро придумано. Но нас таким не возьмешь. Только кто же всё-таки? Коски вряд ли. Скорее всего, Козлов. Решил выведать таким способом, сколько я на самом деле зашибаю. Бухгалтер?! Видали мы таких бухгалтеров. Да у него на лице написано, что он в школе никогда не учился. Но и на мокрушника не тянет. Скорее всего, какой-то аферюга средней руки».

— Ну, так как? — Прыщ переминался с ноги на ногу. — Берешь меня на работу, денежки считать?

Слово «денежки» он проговорил ласково, с такими мягкими интонациями, что прозвучало, как «денечки». Глаза его при этом маслено поблескивали, совсем, как у Дылды, когда тот впервые надул свою резиновую подружку. Или даже немного ярче.

— Дылда, — лениво позвал Эдик, словно бы и не замышлял ничего предосудительного.

— Да, босс, — великан, как это ни странно, тут же проснулся и свесился с верхней полки. Теперь опасаться было нечего.

— Стукни, пожалуйста, этому хмырю в табло. Только несильно.

— Что такое?! — вскричал Прыщ. — Я буду жаловаться!

— Кому ты будешь жаловаться?

— Начальству.

— Так ты подсадной? Таких здесь не любят, мой милый бухгалтер!

— Не любят! — подтвердил Дылда, меняя позу, и сверзился вниз.

Впрочем, дело свое он знал. Пока пребывал в полете, кулаком дотянулся до физиономии Прыща. Эффект от соприкосновения костяшек Дылды и мерзкой морды «бухгалтера» получился замечательный. Бедолага опрокинулся, врезался темечком в решетку и сполз по ней, пребывая в бессознательном состоянии.

— Опять переборщил, — с неудовольствием отметил Цитрус, — но вроде бы живой. И это хорошо. Приведи-ка его в чувство. Сейчас узнаем, что к чему.

Великан, кряхтя, поднялся с пола, ухватил Прыща за ноги, без видимых усилий поднял и принялся трясти. Через минуту тот уже хрипел и вопил не своим голосом, умоляя его простить за все подлости и гнусности, что он сотворил в своей никчемной жизни.

— Тяжело, — вздохнул Эдик, — кругом дебилы, стукачи и убийцы. Подонки, прикидывающиеся светочами справедливости и великими скромниками. Как в таких условиях развивать игорный бизнес? Ох, и тяжело… Кто тебя послал?

— Никто. Я сам пришел, — верещал Прыщ.

— Ты же только что говорил, что тебе меня заказали!

— Поднимал свой авторитет! Чтобы вы меня не обижали!

— Хорошенький способ!

— Да я вообще дурак! Но только в житейских вопросах! Деньги отлично считаю!

— Последний раз спрашиваю. Потом мочканем тебя ко всеобщему удовольствию. Кто тебя послал?

— Не знаю… А! А! Не надо меня трясти, пожалуйста… Хорошо… Хорошо. Козлов. Козлов меня послал. Дал задание выведать, сколько у тебя денег.

— Так я и думал, — пробормотал Эдик. — Козлов — незамысловатый человечек. Хоть бы подождал пару дней…

— У него не было времени!

— Нетерпение, стало быть, одолевает, — резюмировал Рука. — Отпускай, Дылда!

Великан разжал ладони, и Прыщ с громким стуком ткнулся в каменный пол головой. На этот раз в сознание его приводить не стали. Вызвали охранника, который долго ворчал, но всё же взял безвольное тело под мышки и потащил прочь. В шестой барак, должно быть. То есть сначала в санчасть при шестом бараке, а там уж — как повезет.

Цитрус сидел, пребывая в тяжких раздумьях. Что-то надо было срочно предпринять для спасения дела. Теперь понятно, что начальник колонии его в покое не оставит. Задумал вывернуть ему карманы полностью. Эдик решил навестить доктора Кондратьева, у которого давно уже не был. Доктор состоял связным между организацией мусонов на воле и профсоюзом косков. Об этом знали почти все, но при этом никто не предпринимал против Кондратьева никаких репрессивных мер. Слишком серьезным было влияние мусонов на воле и профсоюза косков здесь. Если бы кто-нибудь из администрации колонии попробовал подкопаться под доктора, на воле немедленно нажали бы на нужные рычаги, и он бы попросту полетел с работы. Коски тем более относились к доктору с уважением и пониманием.

С Цитрусом у Кондратьева установились доверительные и взаимовыгодные отношения. Он снабжал доктора деньгами, а тот его полезной информацией, прикрывал по возможности — любой нелегальный бизнес нуждается в солидной крыше. Одним начальником тюрьмы и воровским авторитетом здесь не обойдешься. Своих людей должно быть много.

«Надо обсудить с ним поведение Козлова, — размышлял Эдик, — что-то ему сильно захотелось моих денег. Всё это неспроста. Не иначе, здесь творится что-то, о чем я не имею представления».

Но так запросто к доктору с визитом не попадешь — солидный человек. Передав по тюремному телеграфу сообщение, Цитрус стал ждать ответа Кондратьева. Вскоре по трубам застучали — два длинных, один короткий. Можно идти. Осталось дождаться охранников, уже вызванных доктором.