Именем закона - Николай Томан

— Очень зыбко все это, — качает головой Миронов. — Однако за неимением других версий попробуем остановиться на этой.

— На этом и кончим дискуссию, — заключает Василий Андреевич. — А поскольку ты против моей версии в основном не возражаешь, будем считать, что Красовский действительно, купив редкостный брильянт в ювелирном магазине, срочно отправил его куда-то вместе с другими своими драгоценностями.

— А из этого следует, что он готовится к «эвакуации»? — спрашивает Миронов.

— Этого-то как раз и не следует. До «эвакуации» дело, видимо, еще не дошло. Красовский, однако, — стреляная птица. Он все время настороже. Вот и переправляет на всякий случай свои капиталы куда-нибудь подальше.

НА РЕЗИНОВОМ ЗАВОДЕ

На резиновом заводе крепкая комсомольская организация. Народ в ее комитете подобрался толковый. О том, что с выпуском резинового сырья не все благополучно, они и сами догадывались, а когда работники ОБХСС обратились к ним за помощью, охотно согласились помочь. Они уже выполнили несколько отдельных поручений, но им долго не удавалось устроить своего человека в склад готовой продукции. Помог в этом случай. Неожиданно серьезно заболел помощник кладовщика, и тогда на его место, правда не без труда, удалось продвинуть комсомольца Орешкина, простоватого на вид, но очень дельного парня. Вот с этим-то Орешкиным и предстоит сегодня увидеться Алехину, с тем чтобы дать ему задание.

Встретиться они договариваются в столовой, находящейся неподалеку от резинового завода. Евгений приходит туда за четверть часа до обеденного перерыва и занимает два места у столика, стоящего в углу.

Орешкин появляется в столовой в начале первого. Это невысокий коренастый парень с рыжими волосами и мелкими веснушками, небрежно разбрызганными по всему лицу. Улыбка у него простодушная, доверчивая, а пожатие руки сильное, энергичное.

— Здравствуй, Павлик, — приветливо кивает ему Евгений. — Присаживайся, вместе пообедаем. Как там у тебя дела на складе?

— Осваиваюсь пока, — не очень охотно отвечает Орешкин и, взяв кусочек хлеба со стола, намазывает его горчицей. — Вхожу, как говорится, в курс дела.

— А с начальством как?

— Начальство дошлое. Все время настороже. Особенно заведующий складом Кузьмич. Опытный, видать, жучок. Ничего мне пока не доверяет.

— Из чего ты заключил?

— Сообразить это нетрудно. Он, когда со склада что-нибудь отпускает, старается услать меня подальше.

— Ну, а документы, накладные там разные не прячет он от тебя?

— Может быть, специально и не прячет, но и на виду не держит.

— А ты в документах этих смыслишь что-нибудь?

— Разберусь, не беспокойтесь, — недовольно отвечает Орешкин.

— Ты не обижайся только, — виновато улыбается Алехин. — Не шуточное ведь дело тебе поручили.

И добавляет, понижая голос:

— Нас особенно интересуют накладные, по которым отпускалось резиновое сырье Березовской фабрике ширпотреба. Смог бы ты взять их сегодня вечером и передать нам? А завтра утром до работы мы вернем их тебе.

— Попытаюсь, конечно… — не очень уверенно отзывается Орешкин.

— Но только незаметно, Павел, — строго предупреждает его Алехин. — А то и вовсе не нужно.

— Вот если бы Кузьмич отлучился со склада, — размышляет вслух Орешкин, — тогда, конечно… Но ведь он весь день торчит там. А нельзя устроить, чтобы его кто-нибудь вызвал?

Алехин задумывается. Действительно, нужно как-то помочь парню…

— Ладно, Павел, — решительно заявляет он, хотя у него и нет еще никакого конкретного плана. — Вызов Кузьмича берем на себя, а ты уж сделай все остальное. Когда, по-твоему, лучше его вызвать?

— Перед закрытием склада лучше всего.

Спустя несколько минут, условившись о часе и месте встречи, Алехин уходит из столовой к секретарю комсомольского комитета Гвоздеву. Объяснив сложившуюся обстановку, Евгений просит его под каким-нибудь благовидным предлогом вызвать Кузьмича со склада перед концом работы.

— Хорошо, товарищ Алехин, придумаем что-нибудь, — обещает Гвоздев, — вызовем старика со склада. Я попрошу это сделать начальника моего отдела, он член партбюро.

А в пять часов вечера Алехин сидит в машине в одном из ближайших к резиновому заводу глухих переулков и с нетерпением ждет прихода Орешкина. Время идет, стрелка часов переваливает за пять, а Павла все нет. Алехин начинает уже не на шутку волноваться, когда появляется, наконец, из-за угла коренастая фигура Орешкина. По лицу его, однако, трудно угадать, удалось ему выполнить задание или нет.

Орешкин не спеша влезает в машину, обстоятельно захлопывая за собой дверцу. Алехин дает газ.

— Ну как? — еле сдерживая нетерпение, спрашивает он комсомольца.

— Все в порядке, — степенно произносит Орешкин, протягивая Евгению небольшую пачку замусоленных накладных. — Тут за весь месяц. И выписаны они не только березовским предприятиям. Мне ведь некогда было их выбирать. Сами разберетесь…

— А они точно тут? — тревожится Алехин.

— Точно! Вы только непременно завтра утром их верните.

— Ладно, не подведем, — обещает Алехин.

Возвращается Евгений в управление в приподнятом настроении. Пожалуй, никогда еще не был он так доволен своим решением пойти на оперативную работу в милицию.

…Сегодня явно доволен Алехиным и Миронов. Из пачки привезенных им накладных майор выбирает самую замусоленную. Она выписана Березовской фабрике ширпотреба. Миронов долго рассматривает ее сначала на свет, потом через сильную лупу.

— Наконец-то у нас достаточно веская улика против Красовского! — весело восклицает он. — Мы теперь сфотографируем эту накладную и совместим ее фотокопию с той, которую добыл для нас Тихонов в конторе Красовского. Не сомневаюсь, что тексты их будут двоиться.

— А если приписка сделана под копирку? — тревожится Алехин.

— Все равно, — уверенно кивает головой майор Миронов. — Оторванные накладные уже нельзя наложить друг на друга абсолютно точно. При совмещении их негативов совпадет лишь текст приписки, все остальное будет двоиться.

ЧАС РЕШИТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ

Главный бухгалтер Березовской фабрики ширпотреба Остап Терентьевич Чубуков явно не в духе. Все у него сегодня не ладится: и очки то и дело сползают с маленького остренького носика, похожего на птичий клюв, и баланс никак не сходится, а более всего раздражает невозмутимая физиономия бухгалтера Тихонова.

— Один он у нас тут святой во всей конторе, — возмущенно сказал как-то о нем Чубуков своему шефу. — Всех мы купили, а он неподкупным оказался.