Барышня с дипломом - Анатолий Галкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушаюсь, Лев Львович!
Гурков все указания Лощинина выполнял в одно касание. Пока не было ни одного невыполнимого или очень обременительного… Со стороны создавалось впечатление, что хозяин дома принимает высокого гостя, но сам он лишь на ступеньку ниже званием… Гурков вел себя как полковник, к которому внезапно приехал генерал со свитой: Жук – это тоже полковник, а Ким – майор, но не простой, а при генерале… Вот такая иерархия!
Гурков вытащил из сейфа шесть пачек американских денег в хрустящих и пахнущих краской банковских упаковках. Новенькие баксы – они как нечитанные книги!
Лощинин глянул краем глаза и сделал генеральское замечание:
– Я сказал пятьдесят тысяч!
– Вот они – пятьдесят. А эти десять – презент. Это, Лев Львович, мой личный подарок Максиму. На усиленное питание.
– Хорошо… Теперь еще один важный вопрос. Надо срочно освободить Дениса Носова.
– Как? Я, Лев Львович, на все готов. Скажите, что делать.
– Докторова топить! Пусть все берет на себя. Пусть напишет признание и добровольно перед камерой во всем сознается. И с деталями, которые следствию нужны.
Гурков ушел наверх, и было ясно, что он нескоро вернется. Ему надо было уговорить Игоря подставиться одному и сесть на восемь-десять лет. И все это под обещания: «Мы тебя через три года вытащим. Будешь жить на зоне, как король. Отдельный барак тебе соорудят. Посылками завалим… Еженедельно баб будем доставлять».
Условия хорошие, но свобода дороже. И вот тут в дело идут угрозы: «А если не согласишься или сдашь кого – везде достанем. По кускам будем резать!»
Они спустились через тридцать минут и Лощинин начал диктовать чистосердечное признание с деталями, включая мелочи… Чем поил Шульмана, куда выбросил бутылки, в каком блокноте писалась записка, какой ручкой…
Жук, тем временем, установил камеру, направил свет…
Перед объективом любой теряется. Но Игорек был в таком состоянии, что зрачок видеокамеры его не беспокоил. Лощинин настроил Докторова на правду и откровенность. А мотивацию ему Гурков дал хорошую.
Игорь выглядел взволнованным, что вполне понятно:
– Недавно строитель Носов решил возвести в нашем городе Комбинат. Это меня возмутило. Дымящие трубы не нужны Правдинску… Я ощутил к Носову сильную личную неприязнь и решил его подставить…
Дальше шла подробная история про Мишу Саврасова, про Газель про знакомство с Шульманом… Все было в этом рассказе, кроме сообщников. Ни, ясное дело, самого Гуркова, ни других ребят. Сам вел Газель, сам поил Шульмана, сам бросал его под колеса…
Лощинин внимательно оценил все сказанное – для Крюкова сойдет. Он глубже копать не будет, а Носова выпустит немедленно.
Запись быстро скопировали, но уходить не собирались. У Лощинина был еще один вопрос.
– А теперь, Андрюша, расскажи главное. Зачем тебе понадобилось подставить Носова? Зачем тебе этот участок земли?
– А вы не знали?
– Я догадывался, но хочу от тебя услышать.
– Здесь, Лев Львович, огромные деньги замешаны. Десятки миллионов долларов…
Гурков так увлекся, что не заметил – видеокамера включена!
Глава 9
Контракт у Вити Чалого заканчивался. До выборов оставалось десять дней, и его миссия в этом захолустном Правдинске будет завершена… Виктор скучал. Последние дни он был не при делах. Гурков не давал команд на новые митинги Гринписа. Плакаты все расклеены, стены размалеваны, слова произнесены.
Нельзя сказать, что Чалый был большим трудоголиком. Скорее – наоборот. Но полное безделье тоже угнетало. Не спасал и телевизор. Не увлекали детективы – дурацкая развлекуха.
У Виктора был испытанный способ занять время. Он применял его десятки раз, несмотря на панический страх нехороших болезней.
Способ простой и древний как мир. Этим трудно заниматься в суетливой Москве и других мегаполисах. А в деревнях или в таких вот Правдинсках – самое оно.
Правила такие: надо познакомиться с простушкой чуть старше восемнадцати. Надо увлечь ее на свидание. Потом – за несколько свиданий очаровать, влюбить в себя и постепенно ослаблять девичью стыдливость. Осторожненько подходить к финалу… Самое интересное – это пик страсти! У этой Маши, Даши, Пелагеи происходит взрыв эмоций. Глаза горят, грудь колышется как волны в пятибалльный шторм. Она считает его полубогом, избранником, посланцем судьбы… Деревенские отдаются совсем не так, как московские всезнайки. Те каждый шаг свой заранее знают. А здесь стихия, природа, девственность.
Правда, в конце концов, эти простушки тоже все портят. После нескольких часов трепетного восторга они обязательно спрашивают: «А где мы будем расписываться? Здесь или в Москве?»
Сколько таких Витя Чалый оставил на российской земле. Всех их было немного жалко, но с другой стороны, была и гордость. Это он ввел их во взрослую жизнь, отрезвил и позволил поумнеть.
Здесь в Правдинске любовная интрижка развивалась туго. Паспорт у Кати он не спрашивал, но похоже, что претендентке на взрослую жизнь не было еще и шестнадцати. Все нужные формы были на месте, но в глазах не девичья страсть, а детское любопытство.
Смущало еще и то, что Катерину всегда сопровождали. В ста метрах от нее всегда топтались сопляки и наблюдали за ее действиями.
В этот вечер Виктор не планировал прощальной встречи. Обычно он делал это за день до отъезда в Москву. А тут оставалось десять дней… Можно еще так погулять, пошутить на запретные темы, дать волю рукам. Одним словом – раззадорить!
Но оказалось, что Катерина тоже вела свою игру. Она уже три дня обустраивала старый сарайчик, что за прудом на окраине леса. Она притащила туда одеяла, простыни и керосиновую лампу.
Виктор честно думал, что они просто гуляют. Он обнимал ее, говорил приятные слова, шептал про всякое такое.
Когда она затащила его в сарайчик, то все стало ясно… Она зажгла лампу, отступила на три шага и стала медленно раздеваться. Солнце уже заходило, и его красный свет струился сквозь щели сарая и смешивался с бликами фитиля старой закопченной лампы.
Катя делала все вдохновенно. Она считала, что совершает некий подвиг во имя любви. В голове у нее была жуткая каша из комплексов, инстинктов, из советов подружек, из сказок и надежд.
Виктору вдруг стало стыдно. Не от ее вида! Она была прекрасна… Почти, как та мраморная Венера. Только помоложе и с руками.
Нет, ему стало стыдно за себя. Катя перед ним как пена морская чиста, а он обязательно сделает с ней то, что сделает. Совершит и уедет… А что с ней будет через месяц? Или, не дай бог, через девять месяцев…
Екатерина стояла и смотрела на него с восхищением. С желанием и покорностью. На потолке, на щербатых стенах сарая и на женских округлостях мерцал свет, превращая все в восточную сказку… Дальше нельзя было тянуть. Он сорвал с себя футболку и схватился за ремень джинсов.
Его остановил дикий крик! Кричала Катерина… Она голосила, прикрываясь руками. Она орала, глядя не на него, а куда-то за его спину.
Чалый обернулся… В сарай вошли трое и встали в позах картины «Перед битвой Куликовской».
По центру стоял худой и низкорослый. А по краям – два бугая. Оружия у них не было. Только у центрового в руках охапочка тонких прутьев – розги.
Крайние схватили Виктора и конкретно так придерживали.
А сопляк, который худой и низкий, вышел в центр сарая, вытащил гибкий прут и со свистом рассек воздух, чуть не задев Катю… Она все поняла. Перестала орать и начала жалобно выть. При этом она развернулась и легла животом на пол, на яркое лоскутное одеяло, приготовленное для других целей.
Сопляк, который оказался старшим братом Екатерины, нанес первый удар – с оттяжкой сразу через две ягодицы… Удар не сильный, не до крови, но яркий след остался… Потом еще удар, и еще… Чуть повыше, чуть пониже.
Виктор сообразил, что это местная традиция. Сначала на его глазах исполосуют ее. Потом с него снимут штаны и все повторится… Хотя его могут не розгами, а дубиной дубасить.
Звонок мобильника в джинсах Вити Чалого изменил ситуацию. Действие с розгами – оно из старинных обрядов. И сотовые телефоны не очень с этим гармонируют… Свист розг прекратился, а один из бугаев нахально полез в карман Виктора и грубо ответил на звонок:
– Кто там? Какой Гурков… Ах, это вы, Андрей Николаевич… Это Сивоха. Мы тут вашего Гринписа жизни учим… Понятно, что за дело. Хорошо, кости ломать не будем, но портрет попортим и аппарат повредим.
Последние два слова привели Чалого в состояние суперстресса. Если это то, что он понял, то это страшнее казни через повешение.
Бугай, говоривший с Гурковым, вдруг приставил трубу к уху задержанного… Голос кандидата в Мэры был спокоен и мудр.
– Ты, Виктор, не обижайся. Такие у нас нравы… Я попросил. Они тебя больно бить не будут… Как все закончится, зайди ко мне. Срочное дело… Я сейчас в «Таганке».
Больше всех от этого звонка повезло Катьке. Пока шли переговоры, она нацепила трусы и все остальное. В таком виде бить розгами не полагалось.
