Миллион черных роз - Наталья Александрова

— Дорогая! — укоризненно заговорил Главный. — Все же она умерла, а о мертвых — или хорошо, или ничего…

— Нет смысла скрывать, что она меня ненавидела, — вздохнула Лола, — все равно он узнает, — кивнула она на капитана.

«Я и так знаю», — подумал Сойка, вспомнив допрос Штукиной после убийства Валерии Кликунец.

Тут его позвал эксперт, и капитан удалился.

— Простите, Олег Игоревич, — сказала Лола, глядя в сторону, — кажется с моим приходом в театре начались неприятности.

— Да уж, — вздохнул Главный, — неприятности — это мягко сказано.

Пока капитан беседовал с Лолой, эксперт наскоро обследовал труп, нашел небольшую ранку на пальце и осторожно разглядывал рассыпанные белые розы.

— Похоже, что дело нечисто, — кивнул Шурик.

Розы упаковали в пакет и увезли в криминалистическую лабораторию, труп Штукиной отправили в морг. Никто в театре не видел, каким образом букет появился в уборной Лолы, кто его принес и кто поставил в воду. Сама Лола тоже не дала ответа — когда она последний раз была в гримерной, роз там еще не было. Розы были так хороши, что она обязательно взяла бы букет домой, и укололась бы шипом, когда вынимала розы из воды. Эксперт подозревал, что именно розы послужили причиной смерти Штукиной, но до вскрытия не был ни в чем уверен. Лола же в этом не сомневалась — она видела карточку у мертвого тела. Полиция же карточки не нашла — видно, не очень тщательно проводила обыск в гримерной либо карточка завалилась за половицу.

Лола позвонила Маркизу и услышала на том конце звериный рык.

— Лолка, ты все-таки ушла из дома? Я же запретил! Ты что, хочешь умереть, самоубийца несчастная?

— Уже, — процедила Лола.

— Что — уже?

— Уже чуть не умерла. Подъезжай через полчаса к театру, я не в состоянии сама доехать до дома. Ты не волнуйся — пока меня полиция охраняет…

— Дожили! — горько вздохнул Маркиз.

Консьержка Вера Анатольевна в принципе была своей нынешней работой вполне довольна. Единственно, что ее утомляло, это работа сменами. За сорок без малого лет службы на своем оборонном предприятии она привыкла рано вставать, чтобы успеть на работу к восьми, и соответственно рано ложиться. Такой режим настолько влился ей в кровь, что у Веры Анатольевны выработались условные рефлексы, как у знаменитой собаки Павлова. Ела она, будучи на пенсии, исключительно по часам, как привыкла. Ровно в полпервого перед ее мысленным взором как на экране вставали строчки меню их заводской столовой (на первое — борщ украинский, на второе — шницель рубленый, на третье — компот из сухофруктов), и у нее начиналось обильное выделение слюны. Нынешняя ее смена заканчивалась в час ночи, когда в основном все жильцы дома возвращались домой, и гости их уходили. Ночью никто в подъезде не дежурил, подразумевалось, что подгулявшие жильцы и сами могут открыть дверь, а чужие ночью не ходят.

Есть Вере Анатольевне ночью не хотелось, но жутко хотелось спать. Поэтому после двенадцати она сидела в своей будочке, подперев рукой щеку, и с нетерпением смотрела на часы.

Хлопнула дверь шестнадцатой квартиры, Вера Анатольевна узнала характерный скрип, раздались быстрые шаги — кто-то так торопился, что не стал дожидаться лифта. Консьержка встрепенулась, посчитав, что уходит тот самый, похожий на кавказца смуглый подозрительный тип, который пришел часа два назад. Каково же было ее удивление, когда она увидела хорошо, но неброско одетого мужчину с густыми пшеничными усами и в солидных позолоченных очках. Чем-то он неуловимо напомнил наблюдательной консьержке симпатичного хозяина шестнадцатой квартиры.

«Брат, что ли, старший? — подумала она. — Или еще какой родственник?»

У Маркиза не было времени, чтобы загримироваться как следует, к тому же без помощи Лолы это было трудновато, так что он просто прилепил усы и нацепил очки с простыми стеклами.

Не вступая в разговоры с внимательной консьержкой, он торопливо прошмыгнул в дверь подъезда и поскорее захлопнул ее за собой. После того, как взорвалась на Крестовском острове его машина, Ухо подобрал Маркизу очень приличный почти новый опелек синего неброского цвета.

Леня мчался по темным, заметенным снегом улицам и злился на Лолу. Идиотка, ведь он велел ей сидеть дома и носа не высовывать на улицу! И никому не открывать дверь! И не принимать никаких посылок и телеграмм! И не впускать сантехников и проверяющих электрические счетчики!

Все это Лола выполняла неукоснительно. Она даже в полицию на допрос отказалась идти, мотивируя отказ болезнью. На первый раз сошло, следователь не то чтобы поверил, но согласился перенести допрос. И вот, паршивка сорвалась, полетела в театр. Просто как наркоманка какая-то, не может жить без сцены!

Что там случилось? Одно хорошо: Лолка звонила сама, значит жива. И кажется, цела и невредима. Но здорово напугана. Это хорошо, может, возьмется за ум. Но кто, кто может желать ее смерти?

Леня заметил, как дрожат его руки, лежавшие на руле, и сжал зубы. Он безумно боялся за Лолу. Самое умное, что можно сделать в такой ситуации, — это немедленно уехать. Но девчонка на заметке в полиции, ее никак не отпустят. Если же сделать новые документы, то потом будут трудности с возвращением. И он сам просто не может сейчас уехать, не разобравшись со всей историей с Богомоловым. Ведь его кинули на деньги, да еще и убили бы, если бы он не оказался сообразительнее и ловчее. Но все должны знать, что не родился еще тот человек, который сумеет обойти Леню Маркиза. Леня умеет мстить, причем мстить безжалостно, хоть и не любит насилия. А уж за Лолу-то он отомстил бы!.. Вот только неизвестно кому. И за что. И лучше не доводить дело до страшного конца. Но она ведет себя глупо, сама лезет на рожон.

Подъезжая к театру, Леня безумно злился на Лолу.

Но когда он увидел у дверей ее поникшую фигуру почему-то в длинном театральном платье и совершенно не подходящих к нему зимних сапогах, сердце его сжалось и все заготовленные воспитательные речи застряли в горле.

— Почему ты одна? — хрипло спросил он.

— Она не одна, — раздался голос откуда-то сверху.

Высокая тень придвинулась к ней.

— Капитан Сойка.

— Здравствуйте, — несколько растерянно произнес Маркиз.

Капитан ему сразу не понравился — раздражал зычный голос, необычайно высокий рост и самое главное — его профессия. Лола же чувствовала себя с капитаном вполне нормально, даже опиралась на его руку и изредка склоняла голову на плечо, вернее куда-то к локтю, до плеча было не достать.

— Что случилось?

— Одна актриса умерла скоропостижно, — угрюмо ответил капитан.

— Убийство? — Леня поднял брови.

— Возможно, — капитан еще больше помрачнел.

— Мы можем ехать? — спросила Лола.

Маркиз тотчас узнал самый ее беспомощный голос.

— Завтра будут известны результаты экспертизы, — вместо прощания сказал капитан, — я вам позвоню.

— Уж будьте так любезны, — церемонно попросила Лола.

— Что опять стряслось? — процедил Леня, как только машина тронулась с места.

Не услышав ответа, он оглянулся на свою партнершу: Лола плакала.

— Ленечка, я боюсь, — всхлипывала она, — я просто до ужаса боюсь…

И у него язык не повернулся сказать ехидно, что нечего шляться в свой противный театр. Лола немного успокоилась и успела связно пересказать ему все случившееся после спектакля.

— Что ты так переживаешь? Сама же говорила, что эта Лизавета Штукина была препротивной бабой, вечно за всеми подсматривала, подслушивала и разносила сплетни.

— Она украла мою смерть! — театрально заговорила Лола. — Там, рядом с трупом, я нашла карточку.

Маркиз сразу понял, о какой карточке идет речь.

— Что думает полиция?

— Не знаю, — Лола зябко повела плечами, — кажется, они не нашли ее. Я запихнула ее под шкаф, а там такая грязь…

— Это хорошо, что грязь, — задумчиво пробормотал Маркиз.

— Ее точно отравили, точно! Она укололась шипом, где-то я про это читала…

— У Шарля Перро, в «Спящей красавице», — подсказал Леня.

— Букет был такой красивый, — Лола никак не отреагировала на его замечание, — я обязательно взяла бы его домой…

— Но с чего это она схватилась за твои цветы?

— Не знаю… — Лола опустила голову, — во всяком случае, радости от этого она не получила…

Консьержка Вера Анатольевна собралась уходить домой. И вот, когда она застегивала пальто и поднимала воротник, дверь открыли своим ключом, и на пороге показался давешний мужчина с усами, который так поспешно выскочил из шестнадцатой квартиры. Он обнимал за плечи хозяйку квартиры.

— Добрый вечер! — рассеянно вымолвила та, заметив консьержку.

Вера Анатольевна неодобрительно поджала губы и ответила тихо, сквозь зубы. Дверь лифта закрылась за парочкой. Консьержка еще задержалась, чтобы послушать, хотя никогда раньше так не делала.