Полет аистов - Жан-Кристоф Гранже

Сара протянула мне пригоршню пуль. Тяжелых, толстых, страшных.

— Эти два «Глока» — мои, — снова заговорила она. — Я дам тебе двадцать первый. Будь осторожен. Курок специально отрегулирован под меня. Для тебя он слишком мягкий.

Я с сомнением посмотрел на пистолет, потом поднял глаза на израильтянку:

— Откуда ты все это знаешь, Сара?

Она снова улыбнулась:

— Мы живем в состоянии войны, Луи. Никогда не забывай об этом. В случае тревоги каждый из нас — тех, кто работает на fishponds, — должен в течение двадцати минут прибыть на сборный пункт, местонахождение которого держится в секрете. Все работники киббуца — потенциальные солдаты. Мы обучены, хорошо подготовлены и всегда готовы сражаться. Еще в начале этого года прямо над нашими головами летали ракеты, выпущенные из «СКАДа»[3]. — Сара взяла девятимиллиметровый «Глок», приставила его к уху и дослала патрон в ствол. — И ты напрасно смотришь на меня так удивленно: сейчас ты в гораздо большей опасности, чем весь Израиль, вместе взятый.

Я сжал зубы, схватил «Глок», потом спросил:

— У парней, напавших на меня в Болгарии, было все самое современное: новейшее автоматическое оружие с лазерным прицелом, приборы ночного видения. Что ты об этом скажешь?

— Ничего. В тех штуках, о которых ты говоришь, нет ничего особенного. Так оснащены все армии развитых стран.

— Ты хочешь сказать, что те двое могли быть солдатами, переодетыми в гражданское?

— Солдатами. Или наемниками.

Поднимая облачка пыли, Сара удалилась, чтобы установить мишени — из того, что под руку попадется. Кусочки пленки, прицепленные к кустам, жестяные бидоны на земле у корней. Она вернулась, сгибаясь под ветром, и стала объяснять мне азы стрельбы.

— Ноги должны твердо стоять на земле, — говорила она. — Руку надо вытянуть, указательный палец положить сбоку вдоль ствола. Смотришь в прорезь прицела. После каждого выстрела ты принимаешь отдачу кистью, которая должна двигаться назад. Только не вверх, как тебе, разумеется, захочется сделать. В противном случае задняя часть оружия ударится в ладонь. Со временем его от этого начнет заклинивать. Ты понял, маленький гой?

Я кивнул, встал на место и постарался точно повторить все движения Сары. «О'кей, Сара, я готов». Она вытянула обе руки, крепко держа оружие, сняла его с предохранителя, немного помедлила, потом крикнула: «Давай!»

Поднялся страшный грохот. Сара была непревзойденным стрелком. Я тоже поразил несколько мишеней. Повис тяжелый пороховой дым, и наступила тишина. Вечерний воздух прожгли тридцать два выстрела.

«Перезаряжай!» — крикнула Сара. Две пустые обоймы одновременно выпали на землю, и мы начали все сначала. Опять серия выстрелов. Опять в воздух полетели жестянки. «Перезаряжай!» — снова повторила Сара. Темпы ускорились: обойму на место, передернуть затвор, прицелиться. Одна, две, три, четыре обоймы опустели. Из моего «Глока» шел дым, и я понял, что он раскалился, — но мои ничего не ощущавшие руки позволяли мне стрелять сколько угодно, не опасаясь ожога.

«Перезаряжай!» — орала Сара. С каждым следующим движением во мне росло смутное удовольствие. Пистолет бьет, вздрагивает, отскакивает, ударяясь в ладонь. Грохочет выстрел, и этот непродолжительный звук — ясный и оглушительный. Из ствола тугим пучком вырывается голубоватый огонь, наполняя воздух едким дымом. После серии выстрелов в десятках метров от нас появляются страшные разрушения. «Перезаряжай!» Сара дрожала всем телом. Пули выскальзывали из ее пальцев. Вдали уже не видно было мишеней — только голое поле. Внезапно я почувствовал неодолимый прилив нежности к этой девушке. Я опустил пистолет и шагнул к ней. Она показалась мне еще более одинокой, чем всегда, отрезанной от мира завесой из порохового дыма и длинных волос.

В то же мгновение над нашими головами вдруг пролетели три аиста. Я хорошо рассмотрел их, ослепительно белых на фоне закатного неба. Я увидел, как Сара резко повернулась, как сверкнули ее глаза и взметнулись светлые прядки. И все понял. Она вогнала в рукоять обойму, взвела курок и нацелила в небо свой «Глок». Раздались три выстрела, затем наступила абсолютная тишина. Я наблюдал, как растерзанные птицы, словно в замедленной съемке, плыли в воздухе, потом упали вдалеке. Их тела плюхнулись на землю с тихим печальным звуком.

Я уставился на Сару, не в состоянии вымолвить ни слова. Она в ответ точно так же пристально посмотрела мне в глаза и расхохоталась, запрокинув голову. Ее смех звучал громко, невесело, пугающе.

«Колечки!» Я помчался туда, где лежали мертвые птицы. Через сотню метров я увидел их тела. Кровь уже впиталась в песок. Я осмотрел лапки аистов. Колечек на них не оказалось. Это были очередные безымянные птицы. Когда я вернулся, Сара сидела скорчившись и плакала навзрыд, напоминая скалу скорби среди песков пустыни.

Этой ночью мы опять занимались любовью. Наши руки пахли порохом, и мы особенно яростно старались получить удовольствие. И глубокой ночью наслаждение наконец пришло. Оно подняло нас, как невидимая волна, и в ее грохоте потерялись, а потом и вовсе исчезли все наши чувства.

21

Назавтра мы поднялись в три часа ночи. Молча выпили чай. На улице раздавались тяжелые шаги работников киббуца. Сара не захотела, чтобы я подвез ее до fishponds. Молодая еврейка не могла в открытую показаться в компании гоя. Я поцеловал ее и поехал в другую сторону, по дороге, ведущей к аэропорту Бен-Гурион.

Мне предстояло преодолеть около трехсот километров. Постепенно светало, и я ехал очень быстро. В районе Наплуза[4] мне пришлось столкнуться с иной реальностью Израиля. Дорогу преграждал военный блокпост. Паспорт. Допрос. Стволы автоматов почти упирались в меня, когда я вот уже в который раз излагал причину моего появления здесь. «Аисты? Что вы хотите этим сказать?» В темной клетушке, куда меня отвели, мне пришлось отвечать и на другие вопросы. Вокруг подремывали солдаты в касках и бронежилетах. Время от времени они недоверчиво переглядывались. В итоге я вынужден был достать фотографии, сделанные Бёмом, и показать бело-черных птиц. Солдаты дружно расхохотались. Я тоже засмеялся. Они предложили мне чаю, я наспех его выпил и тут же уехал, чувствуя, как по спине течет холодный пот.

В восемь часов я подъехал к складской зоне аэропорта Бен-Гурион, где располагались лаборатории Йоссе Ленфельда. Тот уже поджидал меня, нетерпеливо прохаживаясь у двери из рифленого железа.

Этот орнитолог, директор «Общества охраны природы», был феноменальной личностью. Еще одной феноменальной личностью. Он не говорил, а отрывисто, с фантастической скоростью выкрикивал английские слова (наверное, чтобы перекричать самолеты, летавшие прямо над нашими головами), носил роскошные очки и киппу набекрень, тем не менее он не произвел на меня особого впечатления. Ничто уже не могло произвести на меня особого впечатления. На мой взгляд, лучшее, что мог сделать этот низенький человечек с седыми волосами, сосредоточенный на своих идеях, как жонглер на своих булавах, — это ответить на мои вопросы, тем более что я прикинулся журналистом. И точка.

Сначала Йоссе поведал мне об «орнитологической» проблеме Израиля. Каждый год территорию страны пересекает около пятнадцати миллионов перелетных птиц двухсот восьмидесяти видов, превращая небо над ней в магистраль с интенсивным движением. В последние годы это повлекло за собой многочисленные аварии гражданских и военных самолетов. Погибло несколько летчиков, а их самолеты потерпели крушение. Сумма ущерба в каждом отдельном случае оценивается примерно в пятьсот тысяч долларов. В 1986 году израильские военно-воздушные силы решили принять меры и обратились к нему. Сегодня, по словам Йоссе, он располагает колоссальными возможностями для защиты воздушных судов от птиц и для того, чтобы полеты беспрепятственно осуществлялись по намеченному графику.

Посещение центра началось с пункта наблюдения, устроенного в башне гражданского аэропорта. Рядом с обычными радарами стоял еще один, предназначенный для слежения за птицами: его работу контролировали две женщины-военнослужащие. На экране этого радара периодически высвечивались длинные вереницы пернатых. «Наша работа здесь позволяет избежать самого худшего, — торжественно провозгласил Йоссе. — В тех случаях, когда птицы появляются неожиданно, мы способны предотвратить катастрофу. Эти самые перелеты иногда приобретают просто невероятные масштабы». Ленфельд склонился к компьютеру, застучал по клавиатуре, и на мониторе возникла карта Израиля, на которой было отчетливо видно, что всю территорию страны покрывают колоссальные скопления пернатых.

— Что это за птицы? — спросил я.

— Аисты, — ответил Ленфельд. — Они могут пересечь территорию Израиля, от Бейт-Шеана до пустыни Негев, за какие-нибудь шесть часов. Кроме всего прочего, взлетные полосы аэродромов оборудованы особыми устройствами, воспроизводящими крики некоторых хищных птиц, чтобы пернатые не скапливались над этой территорией. Для наиболее сложных случаев у нас имеется «ударная бригада» — специально обученные ловчие птицы.