Сказка о любви, XXII век - Юрий Тупицын

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

10

Снегин, да и весь дальний космофлот пережили томительные недели ожидания, пока "Магистраль", следуя на максимальной гиперсветовой скорости, сближался с потерпевшей катастрофу "Денеболой". Ну, а что пережил за это время Иван Лобов, Всеволоду даже и думать не хотелось. Все равно ведь ничем не поможешь! Так как черный ящик "Денеболы" передал кодовый сигнал о вводе программы "Голубой сон", надежд на спасение ее экипажа практически не было. И все-таки!

Программа "Голубой сон" была принята в дальнем космофлоте как чисто условная мера спасения экипажей, попавших в очевидно безвыходное положение, когда медицинская наука пришла к выводу, что в течение ближайших десятилетий проблемы глубокого анабиоза и последующей реанимации будут скоро решены. Проще говоря, ожидалось, что здорового человека, подвергнутого охлаждению до температуры, близкой к абсолютному нулю, можно будет оживить и вернуть к полноценной психической жизни. Оговорка о психической полноценности реанабиотированных в этом медицинском прогнозе была очень важной. Мозг, а точнее кора его больших полушарий, неопаллиум - наиболее тонко организованная и уязвимая часть человеческого организма. Собственно, проблема глубокого анабиоза с последующим оживлением на уровне примитивных позвоночных, рыб и амфибий, была решена еще в двадцать первом веке. Двадцать второй век принес успехи по реанимации пресмыкающихся, простейших млекопитающих и некоторых птиц. Но на уровне высших млекопитающих медицина натолкнулась на специфические трудности, связанные с утратой оживленными животными высших психических функций.

Далее всего опыты по реанабиозу были продвинуты на собаках. Оживлять собак после глубокого анабиоза научились со стопроцентным успехом. Но пробуждавшиеся собаки становились не хорошо известными всем и каждому, по-своему умными друзьями человека, а собаками-придурками с психическим уровнем то ли барана, то ли овцы. Эти собакоподобные твари были либо остервенелыми хищниками, либо добрейшими существами, способными лишь раболепствовать перед человеком и пугаться его малейшего недовольства. Ни те, ни другие совершенно не поддавались дрессировке! Лишь в начале XXIII века был получен первый обнадеживающий результат: пробудившийся от ледяного сна пес узнал своего хозяина. Именно тогда и была принята программа "Голубой сон", а гиперсветовые корабли были оборудованы соответствующей аварийной аппаратурой. Решение на участие в программе "Голубой сон" принималось добровольно: каждый член экипажа был волен отказаться от программы и принять естественную смерть. За тех, кто находился без сознания или не мог здраво контролировать свои действия, решение принимал командир корабля. При введении "Голубого сна" экипаж погружался в наркоз непосредственно на рабочих местах. А затем вместе с боевым креслом опускался в термостатическую камеру, где и погружался в глубокий анабиоз. Программа получила свое "голубое" наименование из-за того, что наркоз, предшествовавший анабиозу, благодаря специальному подбору нейролептиков сопровождался лиричными, добрыми снами. По свидетельству добровольцев, испытавших на себе наркоз "Голубого сна", без последующего анабиоза, разумеется, свидетельству шутливому, после таких дивных сновидений не только не страшно помирать, но и жить-то прежней жизнью не очень хочется!

Параллельно с оборудованием гиперсветовых кораблей аппаратурой "Голубого сна" на юге обратной стороны Луны в кратере Аполлон был выстроен "Голубой колумбарий", где в термостатах при температуре, близкой к абсолютному нулю, спали ледяным сном анабиотированные в ходе корабельных катастроф и ждущие своего воскрешения космонавты.

К сожалению, наука поторопилась с оптимистическими прогнозами. Даже на собаках разработанный комплекс "Голубого сна" не всегда давал полноценные результаты. Переходить в такой ситуации к пробному реанимированию космонавтов, спящих голубым сном в своем лунном колумбарии, было конечно же недопустимо - кощунственно! Был в реанабиозе некий секрет, природная тайна, никак не дававшаяся в руки некроторной и восстановительной медицине. Приходилось искать и надеяться, и ждать.

Состыковавшись с аварийной "Денеболой", "Магистраль" подтвердил сообщение бортового черного ящика. Отсеки жизнеобеспечения рейдера оказались разрушенными, по этой причине и была введена в действие программа "Голубой сон". Введена тотально: в жилых отсеках не осталось ни одного человека - ни живого, ни мертвого. Но когда началась эвакуация анабиотированных на "Магистраль", выяснилось, что их не шестнадцать, как значилось в судовой роли, а всего четырнадцать! Двух членов экипажа не оказалось вообще на борту корабля. Тайна исчезновения двух человек открылась, когда один из патрулей, инженер Джеймс Бартон, с помощью лучевого резака проложил себе дорогу в бортовой эллинг "Денеболы". И обнаружил, что один из двух малых исследовательских кораблей отсутствует. Выяснилось, что вместе с малым кораблем, шлюпом, пропали специалист по проходу подпространственных каналов лоцман Мир Сладки и бортовой врач рейдера Лена Зим. Ни в самом пространстве, ни в подпространственном канале никаких следов малого исследовательского корабля обнаружено не было. Очевидно, гравитационный удар кумулировался фронтом своей волны на шлюпе и раздавил его, растер в молекулярную пыль. О том, что в момент гравитационного удара шлюп с лоцманом Сладки и врачом Зим выполнял самостоятельное поисковое задание, свидетельствовали данные черного ящика рейдера. Поэтому сомнений в том, что Мир Сладки и Лена Зим погибли - пропали без вести, сомнений не было ни у кого, в том числе и у командующего дальним космофлотом Всеволода Снегина. Без вести люди пропадали и на Земле. Что уж говорить о космосе! Был человек - и нет его. Совсем нет - ни праха, ни могилы!

Всеволод хорошо знал историю любви Ивана и Лены, это позволяло ему видеть и в их поздних, уже супружеских отношениях то, чего не видели другие, более далекие от них люди. И в двадцать третьем веке, в эпоху галактической экспансии земной цивилизации, настоящая любовь встречалась не часто. Непросто найти настоящую любовь! Надо заметить ее ломкие ростки и сберечь их - расцветут они сами, всякий раз по-своему, неповторимо. Надо любить не саму любовь, а то высокое, истинно человеческое, что стоит за ней. Всеволод ясно понимал все это еще и потому, что так и не сумел воплотить в жизнь эти очевидные его холодноватому разуму истины.

В космофлоте и его земных "окрестностях" Лобовых немного шутливо, немного завистливо называли примерными супругами. И очень редко - влюбленными! Считали, что их связывает не столько сама любовь с ее взлетами и падениями, изменами и раскаяниями, ссорами и примирениями, сколько дружба, похожая на ту, что связывает юношей и девушек в пору ранней молодости. Искушенные в коллизиях любви знатоки обоего пола поначалу предсказывали, что кто-нибудь из этой пары, может быть, Лена, может быть, Иван, - это дело случая, рано или поздно влюбится по-настоящему. Влюбится, потеряет, что называется, голову, и тогда вся эта супружеская идиллия, как это несчетное число раз уже случалось в истории рода человеческого, рухнет, истекая страстями хмеля и горечи. К числу такого рода искушенных скептиков относился поначалу и сам Всеволод Снегин. Хорошо зная Ивана, в его мужской верности Всеволод, вообще-то говоря, был уверен, а что касается Лены, то вот здесь-то его и одолевали сомнения, - Лену он знал хуже. К тому же собственный опыт нашептывал ему, что сердце любой, увы, красавицы склонно к измене и к перемене. Всеволод все пытался представить себе, как поведет себя Иван Лобов, если с Леной случится такая беда, - и не мог. Не мог, как ни изощрял свое воображение! А поэтому тревожился и за Лобова, и за весь экипаж "Торнадо", с известной иронией отмечая про себя, что тревожится он не только как их друг и товарищ, но и как администратор, озабоченный кадровыми проблемами дальнего космофлота.