Слепой. Один в темноте - Андрей Воронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от старлея Васина, сосед потерпевшего имел отличную возможность разобраться со своим рвотным рефлексом с глазу на глаз, без свидетелей, что и проделал без малейшего промедления. После этого забрался на чердак, где с грехом пополам работала мобильная связь, и вызвал милицию.
Свидетеля, как и Васина, можно было понять: покойник являл собой воистину сильное зрелище. Одного взгляда на его перекошенное дикой болью и нечеловеческим ужасом лицо с вытаращенными глазами и разинутым, забитым грязной тряпкой ртом было достаточно, чтобы на неделю лишиться сна. Руки были связаны за спиной, камуфляжные штаны спущены на голенища резиновых сапог, задники которых упирались в пол – вернее, в растекшуюся по полу кровавую лужу. Большая часть крови, очевидно, просочилась в щели между досками и ушла в землю, но и того, что осталось, вполне хватало для придания комнате сходства с убойным цехом мясокомбината.
Но хуже всего было другое. С первого взгляда могло показаться, что мертвец сидит посреди комнаты, слегка перекосившись влево, словно привалившись к невидимой опоре. И он бы, наверное, действительно сел голым задом на пол, но заостренный березовый кол на своем пути снизу вверх то ли уперся во что-то, то ли просто застрял, так что приблизительно пятнадцать сантиметров его остались на виду. Поэтому уже со второго взгляда становилось предельно ясно, отчего у мертвеца такая странная поза и такое дикое выражение лица; короче говоря, становилось ясно, НА ЧЕМ он сидит, и Андрей Кузнецов не мог винить старлея Васина за то, что тот не совладал со своим желудком.
Он и сам чувствовал, что звук, который раздался, когда двое дюжих санитаров с усилием сняли покойника с его страшного насеста, будет долго преследовать его по ночам. «Чертов маньяк», – подумал он об убийце.
Быков тем временем уже распахнул двери микроавтобуса, рывком потянул на себя носилки и приспустил «молнию» на черном пластиковом пакете, открыв тронутое трупной синевой лицо. Глаза убитого по-прежнему были вытаращены; их пытались закрыть, но они упорно открывались снова, и в конце концов санитары махнули рукой: сойдет и так, патологоанатом разберется…
– Ну, я же говорю, – непонятно высказался капитан, вглядевшись в это лицо, и рысью поскакал к своей машине.
Некоторое время из открытой дверцы «Волги» выглядывал только его обтянутый линялыми джинсами тощий зад. Этот зад азартно шевелился, как у норной охотничьей собаки, которая, до половины просунувшись в барсучий лаз, пытается извлечь оттуда его коренного обитателя. Кузнецов подумал, что, имей капитан Быков хвост, он бы им сейчас энергично вилял.
Потом Быков с покрасневшим от прилившей крови лицом задним ходом выбрался из машины и вернулся к санитарному фургону, держа перед собой листок бумаги, в котором можно было даже на таком расстоянии узнать ориентировку.
– Вот, – с торжеством объявил он, протягивая ориентировку Андрею, – взгляни. По-моему, одно лицо, только здесь он с бородой, а здесь бритый…
– Панарин Михаил Евгеньевич, – вслух прочел Кузнецов.
– Дядя Миша, – напомнил показания свидетеля Быков.
– Цвет волос рыжеватый, на вид около пятидесяти лет… На левой стороне груди татуировка в виде геральдического щита с надписью «РВСН».
Быков молча распахнул на груди убитого камуфляжную куртку и оттянул книзу ворот майки, обнажив расплывшуюся и основательно поблекшую кустарную татуировку – геральдический щит с пятиконечной звездой и соответствующей надписью в окружении знамен с кистями и похожих на батоны вареной колбасы ракет – по замыслу автора, видимо, баллистических.
– Отчетливая работа, – сдержанно произнес Кузнецов.
Хвалить человека на десять лет старше себя было как-то неловко, но и проигнорировать сделанный капитаном вклад в расследование преступления он не мог.
– Если бы он не побрился, я б его сразу узнал, – задергивая «молнию» мешка, со странной, неприязненной интонацией заявил Быков. – Уж очень, помню, меня заело. Как же, думаю, такого гада земля-то носит?
– Погоди, – в свою очередь, хлопнул себя ладонью по лбу Кузнецов. – Панарин? Это тот самый…
– Тот, тот, – подтвердил Быков. – Тот самый дедуля, который целый год своих внучат… гм… Черт, даже язык не поворачивается! Понятно теперь, откуда такой способ убийства. Хозяйство у него, как я успел заметить, солидное, позавидовать можно. Если на глаз прикинуть пропорции, это его хозяйство для пятилетнего пацана примерно то же самое, что для него – кол, на который его усадили. Вот тебе и мотив, прокуратура.
– Родители? – вопросительно поднял бровь Кузнецов.
– Заявление на него подала дочь. С мужем она больше года в разводе, но что с того? Развод разводом – мало ли, чего люди промеж собой не поделили. Но дети… Да на месте отца я бы его…
– На кол посадил, – подсказал Кузнецов.
– Ну, не знаю… На кол – это как-то слишком. Хотя, может статься, и посадил бы. Это же не человек, а бешеная собака!
– А тебе не пришло бы в голову, что ты станешь подозреваемым номер один?
– Пришло бы, наверное. И что? Состояние аффекта – слыхал про такого зверя? Кроме того, он или его жена могли кого-нибудь нанять. А у самих – железное алиби.
– Значит, рабочая версия есть, – констатировал Кузнецов.
– Есть на ж… шерсть, – проворчал Быков и с лязгом захлопнул двери фургона. Услышав этот лязг, водитель запустил двигатель и, высунувшись из окошка кабины, вопросительно взглянул на капитана. Быков махнул ему рукой и, взяв Андрея за рукав, отвел на травянистую обочину. – Говно это, а не версия, – самокритично заявил он. – Сразу возникает вопрос: почему мы его за три с лишним месяца не нашли, а они нашли?
– Ну, как раз это, по-моему, не вопрос, – возразил Кузнецов, прикрывая лицо рукой и отворачиваясь от поднятой отъехавшим фургоном пыли. – Ты извини, конечно, но мы с тобой оба знаем, как в таких случаях ведется розыск. Кроме того, чтобы облазить все эти сараи и съемные углы по всему Подмосковью, нужно задействовать
