Возвращение грифона - Евгений Щепетнов

— У тебя все заклинания «добрые»? Есть какие-нибудь ведьмовские, приносящие вред? Проклятия, а не заклятия?

— Хмм… ты знаешь, а есть. И кстати, ты навела меня на хорошую, очень хорошую мысль…

— Кто по очереди, заходите! — крикнула Маша где-то в прихожей, и я услышал мужской голос. Что он говорил — не разобрал. Это был третий посетитель за сегодня: первые два проскочили быстро, один сильно заикался — понадобилось маленькое заклинание и три минуты времени, другой с пороком сердца — ребенок пяти лет, синюшный, задыхающийся. Мать из бедных, так что я кивнул Маше — не бери денег.

Мы уже научились четко отслеживать — кто может что-то дать за лечение, а кто не может. Видно, когда человек сытый, довольный — даже если он старается казаться беднее, чем есть на самом деле, с него можно взять денег. Никаких тарифов не устанавливали — что можешь, то и дай. Все-таки время мы тоже тратим, и силы… Частнопрактикующие врачи берут за свои услуги, и дорого. А мы что? Ну… мы, конечно, альтруисты, но и альтруистам хочется есть. И прикрыть зад какой-нибудь тряпкой. Желательно хорошо сшитой. Так что альтернативы не было, решили — деньги берем, но смотрим, с кого можно взять, а с кого нет.

За месяц, что мы занимались практикой, у нас уже выстроилась живая очередь на несколько тысяч человек. Люди жили в машинах, снимали квартиры — многие жители поселка, вначале ворчащие на столпотворение у нашего двора, быстро раскусили выгоду происходящего и перестроили свою жизнь. Практически все начали заниматься обслуживанием паломников — продавали им еду, устраивали на постой в своих домах, отвозили и привозили на своих машинах — с вокзала и на вокзал. Деньги потекли рекой в радостно подставленные карманы соседей. Ну а мы… мы, если нас не остановят, скоро станем очень богатыми людьми. Без всякого нашего на то особого рвения, капитал увеличивался, как на дрожжах. Если в день я принимал человек двадцать-тридцать, то посчитать — каждый оставит пусть даже по пятьдесят рублей — это уже тысяча! И это при зарплате местных жителей в сто пятьдесят рублей. За тысячу обычному гражданину надо было полгода работать.

За месяц мы заработали более тридцати тысяч рублей — невероятные деньги по здешним меркам. Пришлось положить на книжку в сберкассу — нам только ограбления не хватало. Оставили только на проживание. Впрочем, на проживание всегда хватало — деньги появлялись каждый день, и чем больше людей я принимал, тем больше денег становилось. Мне они были неинтересны — впрочем, как и Маше. Мы одевались, обувались, ели что хотели — что нам еще желать? Если только постройки другого дома — со всеми удобствами. Меня сильно напрягало бегать в сортир под взглядами страждущих больных. Всегда был шанс, что кто-то бросится к ногам по дороге из деревянной будки и, рыдая, будет просить помочь ее сыну или дочери. Что и было уже дважды.

В общем, мы решили построить другой дом, и подвижки к этому делу уже начались. Среди клиентов, посетивших нас, был человек из горисполкома, с которого, конечно, денег не взяли, но он нам помог с оформлением участка. Участок оформили на Машу. Сорок соток, возле леса. Через неделю там должны были появиться рабочие — мы нашли строительную бригаду и договорились с прорабом. Дом из красного кирпича, с черепичной крышей — что может быть лучше? Даже проект дома был уже готов. Суждено ли было мне в нем пожить? Я не знал. Время покажет… только вот Маша всполошилась и заговорила об отъезде. Да куда мы денемся? Везде найдут. Тут надо устраиваться…

В комнату вошла хмурая Маша, а за ней следом уверенный в себе, нагловатый опер, тот, который приходил к нам с Федорчуком. С ним рядом хорошо одетый, лощеный мужчина лет тридцати с небольшим, отличающийся от знакомого опера так, как отличается от уличного мальчишки-хулигана домашний пай-мальчик в штанишках на лямочках. Однако взгляд этого человека выдавал мента — изучающий, пристальный, оценивающий.

Так оно и оказалось — этот «лощеный» был оперуполномоченным ОБХСС, и он желал пригласить меня на беседу в РОВД. О предмете беседы капитан Сеглов не распространялся, но тут и так было ясно — предметом беседы станет наша коммерческая деятельность. Второй опер, один из тех, кто меня когда-то пытался убить, поглядывал странно, как будто определяя — тот ли перед ним человек или не тот. Само собой — странно, когда человек, забитый до смерти и самолично похороненный в яме, вдруг стоит перед тобой — здоровый, красивый и весь из себя важный. Это вызывает мистический страх. Даже у атеистов и циников.

Вообще-то, по-моему, я у них обоих вызывал некий страх. Мне так казалось. Ну а почему и нет? Один знал о моем странном воскрешении и при этом знает информацию о том, как вылечиваются мои посетители. Все вылечиваются, без исключения. Второй не чужд мистики, и чем больше убеждаешь себя в том, что магии нет, колдуны, ведьмы и все такое прочее не существуют, а в голове бьется мысль: а вдруг? А если правда?

В общем, оба опера были вежливы, корректны и чуть не с поклонами пригласили меня в РОВД на беседу с начальником. Прямо сейчас.

Маша перепугалась. Она знала, чем частенько заканчиваются визиты в милицию, и прекрасно помнила, чем закончился визит в милицию у меня чуть больше месяца назад. Однако делать нечего — я собрался, обул сандалии и пошел за своими то ли конвоирами, то ли почетным эскортом. Вряд ли второе, но хотелось бы надеяться…

Народ, ожидавший очереди на лечение во дворе, зашумел, закричал, поднялась настоящая буча — они окружили милицейский «уазик» и стали его шатать, чуть не опрокинув набок. Милиционер-водитель сидел ни жив ни мертв, голова его болталась, как на ниточках, и лицо побледнело, как полотно.

Мне стоило большого труда успокоить разъяренных людей, решивших, что меня увозят навсегда в места не столь отдаленные. Я пообещал вернуться и полечить всех желающих сверх плана, после чего толпа все-таки отпустила «уазик» и отошла.

Я ведь не дурак, даже если бы понадеялся на силу толпы и не поехал со своими конвоирами — что бы было? Ну, прогнали бы этих двух, а потом пришли бы сотни, и как бы все дело не обернулось совсем плохо. Могла пролиться кровь. Зачем мне это надо? Тем более что это самое приглашение в РОВД отвечало моим планам по мести негодяям. Я и сам собирался туда пойти, так если меня туда везут сами милиционеры — это же замечательно. Знали бы они, какие планы роятся в моей голове — сто раз подумали, чтобы везти в свое логово этого «троянского коня» по имени Ваня…

Знакомый вход в РОВД, дежурная часть, где я некогда сидел в «обезьяннике». Менты выглядывают из-за стойки дежурной части и, тараща глаза, перешептываются:

— Колдун ё, колдун! Гля! А это не тот, которого приводил…

— Точно, он! Говорили — маньяк. Слышал я кое-что по этому поводу, но, скорее всего, брехня… — голос затих.

— Куда его повели?

— К начальнику. Приказ — сразу к начальнику его отправлять. Смотри-ка, какие почести мошеннику!

— Заткнулся бы ты, Малеев — сейчас на тебя порчу напустит, и будешь ты срацца в штаны до конца жизни. Узнаешь тогда, как языком лишнего болтать.

— Тьфу на тебя. Неужто веришь в это мракобесие? Колдунов не бывает!

— Это ты моей матери скажи. Она меня водила к бабке, заговаривать болезни. Я хилый был, болел все время, а после стал расти и вона какой вырос!

— Мда… вырос… а ума не нажил.

— Да пошел ты…!

Поднявшись по лестнице на третий этаж, я и мои сопровождающие оказались у двери кабинета с золотистой табличкой «Начальник Заречненского РОВД полковник милиции Степанчук Н. Ф.».

На этом этаже было почище, возле окон в конце коридора стояли здоровенные кадки с разлапистыми растениями, на которых солнечный свет отблескивал маслянистой зеленью. Похоже, что задержанные сюда допускались только в крайнем случае. Таком, как этот.

Опер вышел из кабинета, возле которого я ожидал вместе с обэхээсником, и напряженным голосом сообщил:

— Начальник ждет! У него совещание, сейчас все разойдутся, и мы зайдем.

И правда, из дверей потянулись милиционеры в форме и без — майоры, капитаны, подполковник. Они с любопытством посмотрели на меня, и снова потянулся шепоток:

— Это он. Глянь — молодой какой парень!

— А ты чего ждал — бородатого старца, Хоттабыча, что ли?

— Да хотя бы… а тут какой-то пацан, как с картинки физкультурник. Глянь, орясина какая! И это колдун? Красавчик хренов. Дымов, это ты его арестовывал где-то месяц назад?

— Я. И что?

— Ничего. Чего так ощетинился-то? Хмм…

— Заходите! — опер снова выглянул из дверей, и я перешагнул порог приемной. У меня возникло чувство… дежавю, что ли — стойка, за которой молодая девушка, слегка испуганно, но надменно смотрящая на меня, столик с документами, сейф в углу — где-то я это все видел, и не один раз. Что-то, как червячок, шевелилось в голове, какая-то мысль, какое-то узнавание… и пропало, растворилось.