Пробуждение - Нефер Митанни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часть I. Глава 2
Утром Петрушевский проснулся от настойчивого стука в двери. Не успел он ничего ответить, как в комнату вошёл Архип, старый камердинер с умными живыми глазами, смотревшими вокруг с прищуром и едва заметной хитринкой. Сергей помнил, как ещё ребёнком любил, когда Архип брал его на руки, подбрасывал вверх и усаживал к себе на плечи. Но с того времени прошло много лет, и Архип сильно постарел, однако по-прежнему всюду сопровождал молодого барина, по-отечески опекая его и скрывая его проделки от строгой тётки. Иногда он ворчал, грозился всё ей рассказать, но уже через минуту обо всем, казалось, забывал.
Зачем-то одёрнув безупречно сидевший демикотоновый* сюртук, старик с расстановкой произнёс:- Сергей Владимирович, тётушка изволят к завтраку звать. Прикажете одеваться?- Нет… Ступай, скажи, я сейчас буду, - садясь на кровати, ответил Петрушевский.Архип шаркающей походкой, заложив руки за спину, направился к двери, но молодой хозяин остановил его:- Тётка спрашивала обо мне что-нибудь?- Конечно, спрашивали… - уклончиво признался старик и, видя нетерпеливый интерес Сергея, невозмутимо объяснил:- Изволили интересоваться насчет вашего поведения в столице.- Ну, а ты?… - натягивая рубашку, торопил Петрушевский.- А что я? Сказал всё, как есть…- То есть? – Сергей от неожиданности привстал с кровати и недоумённо посмотрел на камердинера.- Про раны ваши сказал, про службу… Не извольте беспокоиться, Сергей Владимирович, лишнего не сболтнул, - успокоил Архип, и хитрая усмешка скользнула по его губам.- Ну, молодец, старина… Только вот что: если тётка еще будет расспрашивать, ты сильно уж не распространяйся, отвечай покороче.- Понятно, барин, уж известное дело…С этими словами Архип ушёл.Петрушевский выглянул в окно. Стояло обычное деревенское утро. Солнечные блики плясали по чистой зелени сада и луга. Несмотря на утренний час, уже ощущалась приближающаяся полуденная духота. Сергей чему-то улыбнулся и, набрасывая на ходу китель, отправился в столовую.Там он застал тётку, уже сидевшую за столом, и рядом с нею – вчерашнюю хранительницу сада.- Опаздываешь, Серёжа, - строго заметила Марья Фёдоровна, - чай стынет.И тут же, миролюбиво улыбнувшись, спросила:- Ну, как, неужели Анютку-то не признал? Да и то, правда: где уж узнать её теперь… Пятнадцать годов сравнялось в мае.- Анютку? Так вы – маленькая Анютка?! – вполне искренне изобразил удивление Сергей и с улыбкой пожал тонкие холодные пальчики девушки.Та смутилась и опустила голову. Её, пожалуй, нельзя было назвать красавицей. Но огромные тёмные, как ночь глаза, так поразившие вчера Петрушевского, светившиеся неподдельной искренностью и по-детски открыто смотревшие вокруг, припухшая нижняя губа, чуть выдающаяся вперед, нежный овал лица, невысокий рост – все это делало её какой-то особенной. Она казалась существом удивительно беззащитным, слабым и одновременно способным постоять за себя.В ней почти невозможно было узнать ту смешливую и робкую девочку – воспитанницу Марьи Фёдоровны, которую он знал еще в далёком детстве. Впрочем, её робость осталась неизменной.За столом царило молчание, нарушаемое лишь звоном посуды. Сергей незаметно, как ему казалось, наблюдал за девушкой. Она это чувствовала, лёгкий румянец выдавал её волнение.- Прекрасное утро, не правда ли? – молодой человек решился нарушить затянувшееся молчание, и открыто посмотрел на Анну.Но та ничего не ответила.- Ну, уж и прекрасное!.. - проворчала тетка. – С самого утра печёт. Вот, что, Аня, мне нездоровится сегодня, в церковь одна поедешь. Право, вот уж не вовремя у Эмилии Карловны мигрень разыгралась.- Хорошо, Марья Фёдоровна… - тихо отозвалась девушка.- В церковь? – оживился Сергей. – Разрешите, я составлю вам компанию?И видя замешательство Анны, улыбаясь, добавил:- Право, Анна Александровна, я не опасен, не стоит меня дичиться.Получив одобрительный взгляд тётки, девушка, пожав плечами, согласилась:- Если вам хочется… воля ваша.Отпустив кучера, Сергей сам правил лошадьми. Едва крыши усадьбы скрылись за поворотом, он спросил свою спутницу:- Вы всегда так задумчивы?- Нет, - отозвалась она и попросила: - Не гоните так, пожалуйста.- Вы боитесь? – усмехнулся Сергей и посмотрел ей в глаза.- Да.- Странно…- Странно?! Не вижу ничего странного… Чему вы удивляетесь? – в голосе Анны послышалось недоумение.- Ага! Вот мне и удалось хоть чем-то заинтересовать вас! – с торжествующей улыбкой воскликнул Петрушевский и уже серьёзно добавил:- А знаете, после нашей вчерашней встречи в саду, я все время о вас думаю.Девушка смутилась, но, пересилив смущение, сказала:- Кажется, я не давала повода… Впрочем, простите, если вчера я невольно помешала вам…- О, нет! Вы не поняли меня. Сначала я не узнал вас. А сегодня за завтраком я… вы очень изменились. Только не возражайте мне. Я помню вас еще ребёнком, не более шести лет, – улыбаясь, объяснил Сергей. – Удивительное чувство испытываешь, когда вместо ребёнка застаешь прелестную девушку. Впрочем, - Сергей на мгновение задумался, - изменились вы лишь внешне. Я вижу, строгие гувернантки не отучили вас от прежней задумчивости.- Вы правы, - смущённо согласилась Анна. – Я, наверное, кажусь вам дикаркой… Однако, здесь отвыкаешь от общества и погружаешься в себя… жизнь в деревне располагает к этому… Посмотрите, - она указала вокруг рукой, - в этом мире нельзя не предаться мыслям…Дорога шла по берегу реки. Маленькая речушка, названная, как и ближайшее село, Александровкой, катила свои неторопливые воды мимо светлой, радующей глаз берёзовой рощи, синего от васильков луга и невысокого, поросшего молодым осинником холма с величественно возвышавшейся на нём златоглавой церквушкой. По левую сторону реки открывался не менее красивый вид: раздольные поля, девственно белые зимой от слепящего снега, изумрудно-зелёные весною и сейчас, в середине июля, золотые от колосьев ржи, волнующиеся, подобно морю, при малейшем дуновении ветерка.Бурой, неровной лентой дорога убегала куда-то вдаль, за линию горизонта. Редко нарушалось её спокойствие: то неторопливая крестьянская лошадёнка протащит воз свежескошенного сена, или, вот как сейчас, пронесётся запряженная парой резвых лошадей коляска какого-нибудь из местных помещиков, и опять всё стихнет.Ещё дальше виднелись крыши крестьянских изб. Зимой в сильные морозы над ними столбами
