Последняя из Лунных Дев - Барбара Дэвис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не помню, чтобы ты много о ней рассказывала. Или вообще о ком-то из своей семьи, если на то пошло. Вы были с ней близки?
– Были, – ровным голосом отозвалась Лиззи. – Можно сказать, что она меня вырастила.
– Да уж… незадача.
Лиззи недоуменно уставилась на него из-за стола. Незадача?! Разве это говорят человеку, у которого умирает любимый человек? Хотя что ей удивляться! Ей довелось увидеть, как Люк воспринял смерть близкого человека.
Они уже несколько месяцев встречались, не афишируя своих отношений, когда мать Люка – наставник Лиззи в мире парфюма – в конце концов проиграла свою битву с раковой опухолью. Лиззи видела Люка на похоронах – как он пожимал руки и принимал соболезнования, изображая почтительного сына. Но уже к вечеру она не могла отделаться от мысли, что именно это он и делал – изображал, играл нужную роль. Поначалу Лиззи отнесла это отсутствие искренней скорби к тому, что болезнь его матери тянулась довольно долго. Что он имел время как следует приготовиться к ее кончине, примириться со скорой утратой, проститься. Теперь же Лиззи подумала: не слишком ли она ему польстила такими объяснениями?
– Сожалею о твоей утрате, – произнес он наконец и, потянувшись через стол, накрыл ее руку ладонью. – Тебе, вероятно, придется поехать туда на похороны.
Лиззи высвободила свою кисть и сунула между коленями, чтобы он не мог до нее дотронуться.
– Похорон не ожидается. Ее пепел уже успели развеять.
Люк вскинул брови:
– Что? Без тебя?!
Лиззи кивнула, не желая ему что-либо объяснять. Когда дело касалось ее семьи, она все подробности предпочитала сводить к минимуму. Если хочешь, чтобы тебя воспринимали всерьез – а Лиззи только этого и хотела, – всегда есть вещи, которые никогда не следует затрагивать в разговоре.
– В нашей семье не принято колготиться насчет этого, – сказала Лиззи, снова заморгав, чтобы не дать волю слезам. «Ну да, если, конечно, не считать колготней то, что твой прах должен быть развеян над лавандовым полем в первое же полнолуние после смерти». – К тому же я сама в этом виновата. Я, переехав, забыла сообщить бабушке о смене адреса, а потому с письмом случилась некоторая неразбериха. Она умерла два месяца назад. Поскольку на письмо я не ответила, то похоронное бюро взяло дело в свои руки и само позаботилось о ее пепле.
Люк покивал, как будто нашел в услышанном вполне здравый смысл, но потом неожиданно нахмурился.
– Все-таки, согласись, немного странно. Взяться за дело без тебя?
Лиззи отвела от него взгляд.
– Это что-то вроде давней семейной традиции. Дело тут… в привязанности по времени. В любом случае с этим уже покончено.
– Ну, вот и хорошо, если хочешь знать мое мнение. Никогда не был большим любителем похорон. Этой, знаешь, концентрации скорби. – Люк помолчал, изображая, будто его передергивает. – Растраченные зря эмоции, если разобраться. Человек, который умер, и понятия не имеет, что ты о нем скорбишь – потому что он уже мертв. Все же остальные просто топчутся вокруг, бормочут друг другу всякие банальности, жуют фаршированные яйца. А еще съезжаются все эти родственники, в которых сам черт не разберет. В общем, сплошной напряг… Или, как любила говаривать моя матушка – compliqué[1].
Compliqué.
Лиззи согласно кивнула. Просто идеальный в своей лаконичности эпитет к роду Лун!
– Да, у нас в роду хватает… напряга.
– И давно ты ее последний раз навещала?
– Ни разу. Как восемь лет назад уехала оттуда, так больше и не возвращалась.
Люк даже присвистнул.
– Приличное время – даже по моим меркам. А матери у тебя нет?
Лиззи поняла, что именно он имеет в виду: умерла ли ее мать. В сущности, это было одно и то же. Но правда крылась в том, что Лиззи и сама не знала ответа на этот вопрос. Да и никто не знал.
– Да, ее нет. Никого больше нет.
Люк обошел ее письменный стол сбоку, присел на уголок.
– Бедная ты моя сиротка, – медленно проговорил он. – Но знаешь, ты не одинока. Моя матушка тебя очень любила, а потому взяла с меня обещание, что я буду за тобой присматривать. Она сказала мне: «Люк, однажды она станет блистательным парфюмером, и я хочу, чтобы ты о ней позаботился». Словно, оставляя мне свою компанию, матушка завещала мне и тебя.
Лиззи еле удержалась, чтобы не закатить глаза.
– Человека невозможно завещать, Люк. К тому же я не бедная сиротка, я уже достаточно долго жила отдельно и самостоятельно.
Люк поднялся, отошел к окну.
– И сколько времени тебе понадобится? Три дня? Или четыре?
– На что? – нахмурилась Лиззи.
– Ну, не знаю. Поскорбеть, пережить эту утрату, наверно. Или что там еще нужно тебе сделать? Полагаю, надо решить какие-то финансовые вопросы, продать дом…
– Там на самом деле ферма. Ферма, где выращивались лекарственные травы. И мне совсем нет надобности туда ехать. Все вопросы я могу решить и отсюда.
– В самом деле? – расплылся он в улыбке, как будто был приятно удивлен услышанным. – А я уж было подумал, что ты сентиментальная особа.
Лиззи помотала головой, отчаянно желая поскорее свернуть этот разговор, пока она не ляпнула что-нибудь такое, отчего у Люка снова поползут на лоб его старательно ухоженные брови.
– Просто… там много чего есть… Воспоминания, которые я предпочла бы не ворошить. Как ты уже сказал, это… compliqué.
Его улыбка стала еще шире, явно переступая грань между самонадеянностью и снисходительностью.
– Матушка у меня была сентиментальной женщиной. Она любила говорить, что всем нам время от времени необходимо возвращаться домой – дабы напомнить себе о том, кто ты и откуда. И мне кажется, отчасти она была права. Нам действительно нужно время от времени возвращаться домой. Но только для того, как я считаю, чтобы напомнить себе в первую очередь, почему мы оттуда уехали, и таким образом еще отчетливее понять, чего мы в действительности хотим. Потому что в конечном счете это самое главное – уяснить, чего мы ожидаем от жизни и что готовы сделать, чтобы это получить. Может быть, как раз это тебе сейчас и требуется, Лиззи, – провести какое-то время со своими воспоминаниями. После этого ты, возможно, многое увидишь в ином свете.
«Провести время со своими воспоминаниями…»
Лиззи опустила взгляд к коленям, не желая сейчас встречаться глазами с Люком. Он и понятия не имел, о