ЗАГОВОР ГОРБАЧЕВА И ЕЛЬЦИНА: КТО СТОЯЛ ЗА ХОЗЯЕВАМИ КРЕМЛЯ? - Александр Костин

Вот, собственно, так детство и прошло. Довольно безрадостное, ни о каких, конечно, сладостях, деликатесах или о чем-нибудь вроде этого и речи не шло — только бы выжить, выжить, выжить и выжить»[13].

Клавдия Васильевна — мать Б. Н. Ельцина вспоминала, как впервые у ее малолетнего сына появился протест против социальной несправедливости. Очень рано будущий «непримиримый борец» со спецпайками и спецмагазинами для партийной элиты понял, что не все живут в такой ужасной бедности, как их семья: «В каком-то магазине, куда пришли они с малолетним Борисом Николаевичем, пытливый ребенок обнаружил особый отдел для избранных. Он даже пролез туда, обалдел от представленного ассортимента — сыр, пшеничный хлеб, американская тушенка — словом, все то, чего и на картинках люди тогда не видывали.

На расспросы сына мать объяснила: это, Боречка, специальная секция, для начальников, нам отовариваться там не положено.

Интересна реакция дошкольника: «Мама, — заявил он в ответ, — несмотря ни на что, я буду начальником».

Он исполнит свое детское обещание матери. Еще при жизни Клавдии Васильевны он, пройдя суровую школу «борьбы» со спецраспределителями для прежней партийной и государственной элиты Советского Союза, превратит в «спецраспределитель» для своей семьи и «семьи» всю Россию со всеми ее несметными богатствами.

Детские впечатления и привязанности — самые крепкие, а детские страхи — самые живучие. Недаром заметил в свое время французский писатель де Сент-Экзюпери, что все мы родом из детства. Что, кроме ощущения постоянного чувства голода на всю жизнь запечатлелось в сознании, да и в подсознании, Б. Н. Ельцина? Это чувство страха перед неминуемым наказанием со стороны властного, невежественного и сильно пьющего отца за любую провинность, с одной стороны, и чувство обиды за нанесенные оскорбления, а также чувство мести, откладываемой на более благоприятные времена, с другой. Действительно, Б. Ельцин на всю жизнь запомнил тяжелую руку отца — домашнего деспота, обладающего неуравновешенной психикой. Припадки бешенства возникали у отца столь часто, что ребенок воспринимал экзекуции, как неотъемлемую часть самого себя. Он даже не задумывался о том, что могут быть иные «педагогические» приемы воспитания, и стоически, без криков и слез, сносил отцовские измывательства, плотно стиснув зубы, отчего пьяный родитель распалялся еще сильнее.

Эти экзекуции продолжались вплоть до самого окончания школы, где Ельцин был неформальным лидером.

«Своей активностью, напористостью я выделялся среди ребят, и так получалось, что с первого класса и до последнего, хотя учился я в разных школах, всегда меня избирали старостой класса, — вспоминал впоследствии Б. Н. Ельцин. — С учебой всегда было все в порядке — одни пятерки, а вот с поведением — тут похвалиться мне труднее, не один раз я был на грани того, что со школой придется распрощаться. Все годы был заводила, что-нибудь да придумывал»[14].

Порой «придумки» юного классного лидера граничили с ЧП: то всем классом выпрыгнут через окна со второго этажа перед началом урока немецкого языка, преподавателя которого люто ненавидели. То этой же учительнице воткнут в стул патефонные иголки острием вверх и садистски наслаждались, когда она с криком вскакивала со стула. То затевали опасные игры на реке Зырянке, по которой в весенний паводок сплавляли лес. Забава заключалась в том, чтобы как можно скорее перебежать по плывущим бревнам с одного берега на другой. Нередко эти «забавы» заканчивались скандалами, вызовами «лидера» на педсовет, а его родителей к директору школы. Конечным итогом этих разборок были домашние экзекуции, во время которых лихой предводитель дерзких «операций» вновь становился безответным, бессловесным ребенком.

А еще в юности Борис Ельцин любил подраться. В этих драках, порой по сценарию «стенка на стенку», обязательно до крови, а порой до серьезных травм он с мазохистским наслаждением вымещал на других злобу, копившуюся у него на ненавистного отца. Вот как азартно дрались под руководством своего «предводителя» его однокашники:

«Еще у нас бои проходили — район на район: человек по 60 — 100 дрались. Я всегда участвовал в этих боях, хотя и попадало порядочно — вспоминает в своих мемуарах уже «политический драчун» — Б. Ельцин. — Когда стенка на стенку, какой бы ловкий и сильный ни был, все равно, в конце концов, по голове перепадет. У меня переносица до сих пор как у боксера — оглоблей саданули. Упал, думал, конец, все потемнело в глазах. Но ничего, все-таки очухался, пришел в себя, дотащили меня до дома. До смертельных исходов дело не доходило, мы хоть и с азартом дрались, но все-таки некие рамки соблюдались. Скорее, это было спортивное состязание, но на очень жестких условиях»[15].

Бойцовский характер у Ельцина сохранился на всю жизнь. Правда, оглоблей его больше не били, но доставалось ему изрядно, пожалуй, больше, чем любому другому политическому деятелю его поколения, взять хотя бы «знаменитое» падение в речку с моста 25-метровой высоты.

Но вот этот «боец» возвращается с очередного ристалища домой и здесь получает очередную порцию унизительной порки от отца.

Первый раз юный Ельцин взбунтовался лишь в четырнадцать лет, по окончании семилетки, когда вместо аттестата принес домой, по его собственному выражению, «волчий билет», свидетельствующий о том, что ученик Ельцин прослушал курс школьной программы без права поступления в 8-й класс на всей территории страны. Вот так описывает обстоятельства получения «волчьего билета» сам Б. Н. Ельцин:

«Однажды меня из школы все-таки выгнали. Это произошло после окончания семилетки. В зале собрались родители, преподаватели, школьники, настроение веселое, приподнятое. Каждому торжественно вручают свидетельство. Все шло по привычному сценарию… И тут вдруг я попросил слово. Почти как на Октябрьском Пленуме ЦК. Ни у кого не было сомнений, что я выйду и скажу слова благодарности и все такое прочее, все-таки экзамены сдал отлично, в аттестате одни пятерки, поэтому меня сразу пустили на сцену. Я, конечно, сказал добрые слова тем учителям, которые действительно дали нам немало полезного в жизни, развивали привычку думать, читать. Ну, а дальше я заявляю, что наш классный руководитель не имеет право быть учителем, воспитателем детей — она их калечит. Учительница была кошмарная. Она могла ударить тяжелой линейкой, могла поставить в угол, могла унизить парня перед девочкой, и наоборот. Заставляла у себя дома прибираться. Для ее поросенка по всей округе класс должен был искать пищевые отбросы, ну и так далее… Я этого, конечно, никак не мог стерпеть. Ребята отказывались ей подчиняться, но некоторые все-таки поддавались.

Короче, на этом торжественном собрании я рассказал, как она издевалась над учениками, топтала достоинства ребят, делала все, чтобы унизить любого ученика — сильного, слабого, среднего и с довольно яркими примерами, очень резко обрушился на нее. Скандал, переполох. Все мероприятие было сорвано.

На следующий день педсовет, вызвали отца, сказали ему, что свидетельство у меня отнимают, а вручают мне так называемый «волчий билет» — это такой беленький листочек бумажки, где сверху написано, что прослушал семилетку, а внизу — «без права поступления в восьмой класс на территории страны». Отец пришел домой злой, взялся, как это не редко бывало, за ремень, — и вот тут-то я и схватил его за руку. Первый раз. И сказал: «Все!

Дальше я буду воспитывать себя сам». И больше уже никогда я ни в углу не стоял целыми ночами, и ремнем по мне не ходили»[16].

О реакции отца на протестное заявление вдруг повзрослевшего сына в мемуарах ничего не говориться. Надо полагать, Ельцин-старший от такого поворота событий оторопел, но было поздно. Послушный ребенок в одночасье сделался взрослым и постоянных унижений со стороны деспотичного отца больше уже терпеть не желал.

Эти качества, приобретенные в детстве, — умение стиснув зубы, упрямо ждать своего часа — в последующей жизни пригодятся ему не один раз. Именно благодаря этим качествам он и станет тем самым Ельциным, который за обиды, нанесенные ему партийной номенклатурой в конце 1987 года, сполна рассчитался с ней, картинно подписав, после неудавшегося путча 1991 года, указ о запрете деятельности КПСС.

Даже трудно себе вообразить, как сложилась бы новейшая история нашей страны, если бы не отцовский ремень, или, скажем, если бы отец погиб на фронте Великой Отечественной войны. Стоп! Какой фронт? И почему здоровый мужчина, в расцвете лет (в начале войны ему было 36 лет) не был призван в армию? Об этом в мемуарах Б. Ельцина ни слова. В то же время измывательства над ребенком не могли не привести к стойким психологическим отклонениям в характере уже взрослого человека:

«Насилие над детьми непременно наносит психологическую или физическую травму ребенку. Психологическое насилие выражается в длительном неадекватном поведении взрослых, подавляющем личность ребенка, его творческий и интеллектуальный потенциал. Садистские наклонности родителей обычно формируют у детей мазохистские наклонности.