Просто вместе - Анна Гавальда

Когда подошла очередь Карины, Мамаду достала из корзинки пачку бумаг и плюхнула их на колени Камилле. Она ведь пообещала, что попытается разобраться во всей этой фигне.

— Что это?

— Прислали из налоговой инспекции…

— Постой, а что это за имена?

— Да это же моя семья!

— Какая семья?

— Какая семья, какая семья?! Моя, конечно! Подумай своей головой, Камилла!

— Все эти люди — твоя семья?

— Все! — Мамаду гордо кивнула.

— Черт, сколько же у тебя детей?

— У меня пятеро, у брата четверо…

— Но почему они все вписаны сюда?

— Куда сюда?

— Э… В бумагу.

— А так удобней: брат и невестка живут у нас, почтовый ящик один, вот и…

— Так нельзя… Они пишут, что у тебя не может быть девятерых детей…

— Почему это не может? — возмутилась Мамаду. — У моей матери было двенадцать!

— Подожди, не кипятись, Мамаду, я просто читаю, что здесь написано. Они просят тебя прояснить ситуацию и явиться к ним, захватив документы.

— Это еще зачем?

— Думаю, то, что ты делаешь… это незаконно. Вы с братом не имеете права записывать всех детей в одну декларацию…

— Да ведь у брата-то ничего нет!

— Он работает?

— Конечно, работает! Метет дороги!

— А твоя невестка?

Мамаду наморщила нос.

— А вот она ни хрена не делает! Ни-че-го-шень-ки. Эта ведьма сиднем сидит дома и ни за что на свете не оторвет от стула свою жирную задницу!

Камилла улыбнулась про себя: она с трудом могла вообразить, что такое, в понимании Мамаду, «жирная задница»…

— У брата с женой есть документы?

— Ну да!

— Значит, они могут подать отдельную декларацию…

— Но невестка не хочет идти в инспекцию, брат ночью работает, а днем спит, так что сама понимаешь…

— Я-то понимаю. Скажи, на скольких детей ты сейчас получаешь пособие?

— На четверых.

— На четверых?

— Так я о том и говорю, но ты как все белые — всегда права и никогда не слушаешь!

Камилла нервно присвистнула.

— Проблема в том, что они забыли Сисси…

— При чем здесь твои сиси?

— Какие сиси, идиотка! — Толстуха кипела от негодования. — Это моя младшая дочка! Малышка Сисси…

— Ага! Сисси!

— Да.

— А почему ее нет в декларации?

— Слушай, Камилла, ты нарочно или как? Именно об этом я тебя и спрашиваю!

Камилла не нашлась что ответить…

— Правильнее всего будет тебе, брату или невестке отправиться в инспекцию со всеми документами и на месте объясниться с тамошней теткой…

— Что еще за «тетка»? С какой такой теткой?

— Да с любой! — взорвалась Камилла.

— Ладно, хорошо, чего ты злишься? Я так спросила, потому что подумала, может, ты ее знаешь…

— Никого я не знаю, Мамаду. Я там никогда не была, понимаешь?

Камилла вернула Мамаду ее «макулатуру» — она притащила даже рекламные проспекты, фотографии машин и счета за телефон.

Та в ответ пробурчала себе под нос: «Сама говорит „тетка“, вот я и спрашиваю, какая тетка, понятно ведь, что бывают и дядьки, она, видишь ли, отродясь там не была, тогда откуда ей знать, что там одни тетки? Там и дядьки тоже есть… Кем она себя возомнила — Мадам Всезнайкой, что ли?»

— Эй, ты что, обиделась?

— Ничего я не обиделась. Сама сказала: помогу, а не помогаешь. Вот и все!

— Я пойду с вами.

— В инспекцию?

— Да.

— И поговоришь с теткой?

— Да.

— А если это будет не тетка?

Камилла поняла, что сейчас не выдержит, но тут вышла Самия.

— Твоя очередь, Мамаду… Держи… — Она повернулась к Камилле. — Номер телефона докторишки…

— Зачем?

— Зачем? Понятия не имею! Наверное, хочет с тобой в больницу поиграть! Вот и попросил передать номер…

Он черкнул номер своего сотового на рецептурном бланке и приписал: Назначаю вам в качестве лекарства хороший ужин, позвоните мне.

Камилла Фок скатала записку в шарик и щелчком выбросила его в канаву.

— Знаешь что, — произнесла Мамаду, тяжело поднимаясь со скамьи, и наставила на Камиллу указующий перст. — Если уладишь дело с моей Сисси, я попрошу брата наколдовать для тебя любимого…

— Я думала, твой брат дорогами занимается.

— Дорогами, приворотами и отворотами.

Камилла подняла глаза к небу.

— А ко мне не может мужика приворожить? — вмешалась в разговор Самия.

Мамаду прошла мимо, сделав угрожающий жест в сторону товарки.

— Сначала верни мое ведро, дьяволица, а там посмотрим!

— Черт, достала ты меня этим ведром! Не твое оно, поняла?! У тебя было красное!

— Проклятая врунья, — прошипела негритянка и удалилась…

Стоило Мамаду шагнуть на первую ступеньку, и грузовичок закачался. «Мужайся, дорогая! — мысленно пожелала Камилла, улыбнулась и взяла свою сумку. — Желаю тебе удачи…»

— Пошли?

— Сейчас.

— Поедешь с нами на метро?

— Нет, вернусь пешком.

— Ну ясно, ты-то живешь в шикарном квартале…

— И не говори…

— Ладно, до завтра…

— Пока, девочки.

Камилла была приглашена на ужин к Пьеру и Матильде. Она позвонила, чтобы отказаться, и почувствовала облегчение, попав на автоответчик.

Итак, невесомая Камилла Фок удалилась. Удерживали ее на асфальте только вес рюкзачка за спиной да эти не поддающиеся объяснению камни и камешки, которые все накапливались у нее внутри. Вот о чем ей следовало поговорить с врачом. Если бы только возникло такое желание… А может, если бы хватило сил?.. Или времени… Ну конечно, все дело во времени, успокоила она себя, сама в это не веря. Время было тем самым понятием, которое она перестала воспринимать. Она на много недель и месяцев практически выпала из жизни, и ее давешняя тирада, абсурдный монолог, в котором она пламенно доказывала себе, что мужества ей не занимать, был наглым враньем.

Какой эпитет она употребила? «Живая»? Это просто смешно — живой Камилла Фок точно не была.

Камилла Фок была призраком — по ночам она работала, а днем копила камни. Двигалась медленно, говорила мало и умела замечательно ловко исчезать.

Камилла Фок была молодой женщиной, которую всегда видели только со спины, хрупкой и неуловимой.

Тогда, перед доктором, она разыграла спектакль и сделала это с легкостью. Камилла Фок лгала. Она обманывала, принуждала себя, подавляла и подавала реплики, только чтобы не привлекать к себе внимание.

Она все-таки думала о докторе… Плевать на номер телефона, но что если она упустила свой шанс? Он казался таким терпеливым и внимательным, в отличие от всех остальных… Может, ей следовало… В какой-то момент она чуть было… Она чувствовала себя такой усталой… Нужно было и ей положить локти на стол и рассказать ему правду. Сказать, что она теперь не ест — ну почти не ест, — потому что ее живот набит булыжниками. Что каждое утро, едва открыв глаза, она уже боится задохнуться, подавившись гравием. Что окружающий мир больше не имеет для нее никакого значения и каждый новый день кажется ей неподъемным грузом. И она начинает плакать. Не потому, что ей грустно, а для того, чтобы справиться со всем этим. Слезы — это ведь жидкость, они помогают переварить каменную дрянь, и тогда она снова может дышать.

Услышал бы он? Понял бы? Конечно. Потому-то она и промолчала.

Она не хотела кончить как мать. Отказывалась говорить о своих нервах. Стоит только начать, и бог весть куда это может завести. Далеко, слишком далеко, в пропасть, во мрак. Туда, куда она боялась заглядывать.

Врать — это сколько угодно, но только не оборачиваться.

Она зашла во «Franprix» в своем доме и заставила себя купить еду. Она сделала это в знак уважения к милому молодому врачу и в благодарность за смех Мамаду. Раскатистый смех этой женщины, дурацкая работа в Touclean, Бредарша, идиотские истории Карины, перебранки, перекуры, физическая усталость, их смех по поводу и без, их жалобы — все это помогало ей жить. Именно так — помогало жить.

Она несколько раз обошла магазин, прежде чем решилась наконец купить несколько бананов, четыре йогурта и две бутылки воды.

Она заметила парня из своего дома, высокого странного типа в очках, обмотанных лейкопластырем, и несуразных брюках, вел он себя странно, как инопланетянин. Он хватал что-нибудь с полки, тут же ставил обратно, снова хватал, качал головой и выскакивал из очереди перед самой кассой, чтобы вернуть товар на место. Однажды она видела, как он выскочил из магазина и тут же вернулся обратно, чтобы купить баночку майонеза, от которой отказался минутой раньше. Этот печальный клоун веселил окружающих, заикался в присутствии продавщиц и надрывал ей сердце.

Всякий раз когда они встречались на улице или во дворе, с ним обязательно что-нибудь происходило, что выбивало его из колеи. Вот и сейчас он стоял перед домофоном и тихо скулил.