Повешенный. Том II - Алексей Викторович Вязовский

Утро начинается с того, что кто-то тихо пререкается под моей дверью

— А я тебе сказала, не ходи и не буди его! Он только ночью очнулся.

— Да, я просто гляну одним глазком, и все. Хочу убедиться, что все с ним в порядке.

— Петя, ну, что ты, как маленький, а⁈ Кто здесь лекарь — я или ты?

Пришлось признаваться, что я уже проснулся, пока они совсем не переругались

— Заходите, я не сплю!

— Доброе утро! — влетел в комнату радостный Петька. Но наткнулся взглядом на мою седую голову и тяжело вздохнул. Ну, раз не сильно удивился, значит, уже в курсе случившегося — Как ты, Поль?

— Живой, как видишь. А ты?

— И я жив. Кажется, нас с тобой больше никакая смерть не берет.

— О смерти с этого дня говори поуважительнее, она дама серьезная и таких шуток не понимает — предостерег я друга.

Петька испуганно кивнул и замолк. Вот то-то же… а то ишь ты, раздухарился он — смерть его, видите ли, не берет! Когда возьмет, поздно будет каяться.

За завтраком собрались всей сплоченной компанией, даже Котофей удостоил нас вниманием, усевшись на скамью рядом с Петром. Размеры этого кота вполне позволяют ему наблюдать за тем, что происходит за столом — вон, как внимательно на всех смотрит, словно понимает, о чем мы говорим. Он вообще теперь постоянно крутится у петькиных ног, присматривая за ним, как за дитем малым. Видимо почувствовал проклятие своим звериным чутьем и глаз со своего хозяина больше не спускает.

Ей, богу, очень смешно наблюдать за этой парочкой! Южинский сейчас серьезно думает, что никто не видит, как он украдкой своему «тигру» лучшие кусочки на скамью кладет⁈ Мне даже интересно стало, что ему котяра сегодня на обед притащит. Только бы не змей! Василиса рассказала, Котофей и их ловит, как нечего делать.

Закончив завтрак, я со значением смотрю в глаза Романову

— Алексей Петрович, прогуляться бы нам. Давно я свежим воздухом не дышал, да и не мешало бы посекретничать.

— А я тогда помогу Истиславу с дровами для бани — понятливо кивает Петя.

Нет, ну что за молодец! Никаких обид и лишних вопросов, сразу видно что Южинский привык всецело доверять Стоцкому, признавая за ним старшинство и больший опыт в делах. Разве у меня когда-нибудь после такого язык повернется, рассказать этому славному парню о смерти его друга? Нет, точно не повернется.

Мы с Алексеем Петровичем выходим на улицу и медленно идем вдоль озера. На пробежку сил не пока не хватит. Погода сегодня просто отличная — майская. Градусов восемнадцать точно есть, вон как солнышко припекает. Подставляю лицо его лучам и довольно жмурюсь. Лепота…! Скоро уже лето. А вот, кстати…

— Не подскажите мне, какое хоть у нас сегодня число? А то я совсем со счета сбился.

— Сегодня 20 апреля. Два дня назад Пасха была.

Ага… я тут же привычно прибавляю в уме пару недель. То есть по-нашему, уже действительно начало мая, и нынешняя погода вполне соответствует природному календарю.

— Вы хотели мне какие-то вопросы задать? — спрашивает Алексей Петрович

— Хотел. Считаю, что переворот невозможен без поддержки армии. Вы уверены, что она вас поддержит? Николай ведь будет на коронации под защитой своей лейб-гвардии.

— Уверен. Конечно, плохо, что оба общества декабристов разгромлены властями, но поверьте, сторонники у нас в армии остались. И очень влиятельные.

— Например?

— Генерал Ермолов.

— Да, ладно⁈ — недоверчиво прищурился я.

Оказалось, что зря сомневался. Ермолов действительно уклонялся от участия в обществах декабристов, и как в воду глядел — сдали бы заговорщики его во время следствия, как нечего делать. Да, и с верхушкой Южного общества он по многим вопросам принципиально расходился — военная диктатура и террор претили моральным принципам порядочного генерала. Слишком свежи были в памяти французские якобинцы, и такой судьбы он своей родине не желал. Монархия, и никак иначе. А конституционная или какая другая — это уже другой вопрос.

А вот с патриархом Северного клана отношения Ермолов поддерживает довольно тесные, обещав обязательно выступить на стороне истинного Романова. Единственное неудобство — ехать к нему на Кавказ далеко и долго, да и не станет генерал разговаривать с незнакомым человеком. Так что связь с ним поддерживается только через Северный клан.

Вообще, я так понял, что если бы декабрьский переворот вдруг удался, то заговорщиков много кто в империи поддержал. Николая подданные не любят и откровенно побаиваются. Другой вопрос — силы недовольных пока разобщены. И наша первейшая задача — связать все нити в единое целое. Раньше этим занимался Волордар, а теперь придется нам.

— Алексей Петрович, а как вы себе представляете мое дальнейшее перемещение по империи? Да, я теперь выгляжу несколько иначе, но без документов меня первый же патруль задержит.

— Володар перед смертью занимался этим. Если все получится, будет у вас и новое имя, и настоящие документы.

— А поподробнее можно? — приподнимаю я бровь.

— Вы историю семьи Стоцкого хорошо знаете?

— Нет. Только в общих чертах, и со слов Петра.

Вздохнув, Алексей начал посвящать меня в семейные перипетии по линии матушки Павла — Елизаветы Александровны. Да уж… все хороши в этой семейке. А особенно дедуля Стоцкого — Александр Иванович Бекетов. Фрукт еще тот…! Я в чем-то понимаю Павла, не пожелавшего плясать под дудку деда даже ради солидного наследства. Как по мне, эта затея покойного Володара свести нас — авантюра чистой воды. Конечно, получить легальные документы и новое имя — заманчивая идея. Но какую цену мне за это придется заплатить? Я ведь тоже не готов жить по указке и под вечной угрозой, что Бекетов сдаст меня властям.

— Александр Иванович не тот станет шантажировать собственного внука. Да, он человек непростой, вспыльчивый, но глубоко порядочный. Старой закалки. Володар считал, что в нежелании мириться был скорее виноват ваш э-э… предшественник. Вы уже поняли, что характер у него тоже был весьма сложный. Так что эти двое стоили друг друга.

— Думаете, мы сможем поладить с Бекетовым?

— Вполне. Гордыни, как у Стоцкого, я в вас совсем не наблюдаю. Даже Петр сказал мне по секрету, что характер ваш значительно улучшился после потери памяти. А уж ему-то можно в этом верить.

Надо же… Петьке-то оказывается «новый» Павел больше «старого» нравится! Что ж, приятно такое слышать. Значит, имя Стоцкого