Ватник - Юрий Мори

– Только собирались побыдлить, окна побить, водочки из коллекционных ваз дернуть… – тихо откликнулся Дрон, но, встретив бешеный взгляд командира, подобрался и уже громче сказал:

– Так точно! Совсем, Дим, шуток не понимаешь.

– Шутки кончились, боец. До после войны.

Шлёма сзади одобрительно промычал что-то. Хоть сейчас не полез с воспоминаниями о железной советской дисциплине, слава Богу.

До «после войны»… Войны, которой никто не ожидал. Братские народы, нерушимая дружба, то-сё, Песмарица гарантирует всем своим гражданам неуклонное исполнение законов современного демократического государства… Даже ополчение сперва казалось какой-то опереточной затеей: да с кем воевать, с нахлами? До Хорива семь часов на хорошей машине, всё рядом, все ж перемешаны, в семьях и русские, и песмарийцы, и евреи, и молдаване. Начнёшь искать, кто ты сам по национальности, иной раз запутаешься и с ума сойдёшь.

Не бывать никакой войне, мы ж приличные люди.

Сперва, когда задвинутого на своих жадности и глупости президента Буровича грохнули на параде в День Победы, так Кавино только порадовалось: нет, конечно, лучше бы судили и впаяли лет десять, он привычный, всю молодость сидел, но и так – по заслугам.

Потом началось что-то совсем непонятное, во всех бедах обвинили русских, а Кавино… Ну, большинство их здесь, в области. Лет триста пятьдесят, как большинство, а до той поры только дикие горцы шатались, да турки внимательно присматривались: не оттяпать ли лакомый кусок Российской империи.

Не оттяпали, но в двадцатом году прошлого уже века в неясном бреду большевики вручили эти (и не только!) земли Песмарице. А какая разница? Все кругом – победившие пролетарии, нормально и так. Было нормально. Потом Союз рассыпался, а они все здесь остались под непонятно чьим флагом.

Впрочем, понятно чьим. Чужим. Ладно, пока не до истории…

Вошли. Почти профессионально рассыпавшись в стороны, не подставляясь под возможный огонь. Никаких прыжков и ужимок в стиле «зеленых беретов» – это пусть дуракам в кино показывают. Просто вошли.

Огромный холл, от которого в стороны вели двери, центральная лестница на второй этаж, мраморная, покрытая блестящими бронзовыми крепежами ковровой дорожкой. Люстра под потолком, тоже целое состояние.

Тихо.

Спокойно.

Очень… богато, как любит приговаривать Шлёма.

Дрон зачем-то щёлкнул выключателем, висевшим над пуфиками сбоку от входа. Люстра послушно загорелась, почти слепя рассыпающимися в сотнях хрустальных подвесок лучиками света. Ватт на тысячу, не иначе. Целый прожектор, если в пучок собрать.

– Выключи, – поморщился Ватник. – День на дворе, да и слепит, зараза.

В холле никого, Дрон с Вороном пробежались, открывая двери и опасливо заглядывая внутрь, пока Ватник с напарником страховали их снаружи.

Кладовка, кухня – маленькая, похоже для слуг, комнатки для них же. Большая кухня, вход в которую обнаружился под лестницей. Выход в гараж: виднеются намытые до блеска бока немаленьких машин. Отопление – пузатый котел, перевитый шлангами, проводами и россыпью манометров. Всё в полном, законченном, абсолютном порядке.

Только вот людей нет.

– Второй этаж проверим… – задумчиво сказал Ватник. Он внимательно рассматривал пол, как бы это ни было странно. Но причина имела место, вот она: на гладком, натёртом воском наборном деревянном полу отчётливо виднелись следы. Нет, не отпечатки сапог, вымазанных глиной – не те здесь почвы, да и дождя сколько не было, – малозаметные кучки песка, явно осыпавшегося с ботинок последних гостей. Тех, за которыми по какой-то причине прибирать было уже некому.

– Дрон, вперёд, ты в левый коридор, Ворон – в правый. Мы за вами. Про стрельбу помните? Не по моей команде, но… и не каждый шорох.

Бойцы согласно кивнули и бегом поднялись по ковровой дорожке, рассыпались в стороны.

– Чисто, – крикнул сверху Дрон. Ворон повторил за ним почти эхом.

Ватник присоединился к Дрону, Шлёма к Ворону. Так и пошли, двойками, методично изучая хозяйские, детские и гостевые комнаты, кинозал, бильярдную, библиотеку (явно заведённую напоказ, судя по нетронутым корешкам книг в высоких шкафах). Тишина и благолепие. Но теперь внимательный Ватник высматривал на полу песчаные следы. Искал – и находил. Повсюду. Не специально наследили, но было такое.

– Командир, здесь выход на балкон.

Дрон выглянул из очередной двери, махнул рукой.

– И что?

– Ну это… – боец смешался. – Вид красивый. Всю Тюневку видать, горы, дорогу.

– Людей не видно?

– Нет, никого что-то.

– Тогда хрен с ним, с балконом. Нам бы хозяев найти.

Очередная дверь. Что-то вроде столовой: полированный блестящий стол, овальный, человек на тридцать – главный предмет в комнате. Шкафчики с разномастной посудой, высокое окно, эркером выходившее на всё те же окрестные красоты. Холодильник.

Проходя мимо здоровенного двухдверного изделия «Дженерал электрик» (умеют американцы, умеют, основательная штуковина…) Ватник почувствовал еле уловимый запах. Странное что-то, но знакомое. Сладковатый тяжелый дух, который обычно сопутствует мясным рядам на кавинском рынке.

– Кровь, что ли? – потянул носом оказавшийся за спиной Шлёма. – Таки да, кровь… Открыть, командир?

– Я сам.

Ватник почему-то перекрестился, потом медленно потянул на себя тяжелую дверь холодильника.

Из рассказа Шлёмы и обстановки замка ему почему-то показалось, что Эйхелю лет шестьдесят, а то и больше. Вон как самому напарнику.

Но ничего подобного: с полки холодильника, чуть ниже взгляда самого Ватника на него смотрел слепыми глазами коротко стриженный мужик лет сорока. Правильное лицо, мощные скулы. Дальше должна была идти бычья шея, но… Её не было. Голова была аккуратно отрублена под самым подбородком, вниз на заиндевевшие пакеты с едой, какую-то зелень, бутылки на нижних полках натекла целая лужа крови. Натекла и замерзла в искусственной стуже, от которой на коже и открытых глазах покойника тоже проступил иней.

– Твою же мать… – охнул сзади Ворон. Он мгновенно побледнел и отступил на шаг.

Ватник рывком открыл вторую дверцу.

Никто никуда не ушёл, по крайней мере из замка: если хозяину выделили отдельное место и поставили голову аккуратно, то здесь было нечто, напоминавшее склад капусты – торчали уши, носы, запёкшиеся в крови волосы, обрубки шей.

– Жена, обе дочки и трое слуг, – сказал Шлёма. Потом прибавил что-то на идиш, которого никто вокруг не знал. Что-то короткое и ёмкое.

Ватник захлопнул обе дверцы, отвернулся и начал блевать. Долго, мучительно, исторгая из себя давно съеденный завтрак. Наплевать, хозяева уже никому не пожалуются на беспорядок в своей чистой светлой кухне, откуда так хорошо видны окрестные горы.

Шлёма держал его согнувшееся в конвульсиях тело за плечи, не давал рухнуть в разлетавшуюся по дереву пола лужу блевотины, что-то говорил. Но Ватник ничего не слышал. Перед глазами стоял слепой взгляд человека, у которого всё было схвачено. И всё оплачено. Беда только,