Неизбранная - Ариана Джолин

– Теперь, чтобы определить, находится ли избранный сегодня среди нас, придёт ли следующий герой Солии из Валенда, я прибегну к тому же методу, который мой народ использует уже целую вечность, – посоветуюсь с небом.

Селяне шумят и волнуются. Всех интересует только одно. Что он имеет в виду? Какой магией воспользуется, чтобы выбрать наше Солнце?

Дружный вздох прокатывается по толпе, когда Небесный изгибается и откидывает голову назад, обращая лицо к небу. Его тело обмякает, а пальцы судорожно цепляются за влажный воздух. Затем в припадке внезапного безумия он выкрикивает:

– О небо, поведай, здесь ли наше новое Солнце?

Вслед за его взглядом я поднимаю глаза к тяжёлым, словно каменным, облакам.

Крупная капля дождя приземляется мне на лоб, от её ледяного прикосновения всё лицо бросает в холод. Спустя несколько секунд раздаётся оглушительный раскат грома, внушая толпе благоговейный трепет.

– Наше Солнце среди нас! – Небесный понижает голос. Ему отвечают радостные и изумлённые вздохи поселян.

Одного за другим он медленно и внимательно осматривает собравшихся перед ним людей, как вдруг его глаза встречаются с моими. Меня словно пронзает током. Вот он! Момент, которого я столько ждала! Но тёмно-карий взгляд Небесного что-то смутно мне напоминает. Мне знаком этот блеск. Это выражение. Ровно так люди смотрят, когда они слишком заняты сменой подгузников или уборкой в лавке, чтобы поговорить с тобой. Ровно так они смотрят, когда ты пытаешься отыскать кожаные сандалии, а они не могут вспомнить твоё имя. Острая боль ударяет мне в сердце, и во рту становится сухо.

Взгляд Небесного скользит дальше.

Мои ноги едва не подкашиваются, а голова затуманивается, когда тёмно-карие глаза ловят встревоженный взгляд другой маленькой девочки. Небесный проходит сквозь толпу прямо к ней:

– Как твоё имя, дитя?

– Кора, – пищит она в ответ, накручивая на палец свои жёсткие чёрные волосы. Из основной массы выбивается небольшая голубая прядка, чуть более тёмного оттенка, нежели морские цветы. Мои зрачки расширяются от удивления. Я знаю Кору много лет, но никогда раньше не замечала эту прядь. Должно быть, она её прятала. На её усыпанном веснушками круглом лице чёрные, словно ониксы, глаза живут особенно; в правой руке она держит книгу, несмотря на то, что все дети Валенда (кроме Хорхе, разумеется) безграмотны. Она необыкновенная. Отличная кандидатура на роль Солнца. У меня в животе что-то урчит. Ещё немного, и мои лёгкие разорвутся от избытка влажного воздуха.

Небесный дотрагивается до плеча Коры:

– Дитя моё, тебе суждено совершить множество великих подвигов для этой страны.

Она кивает, так и не оправившись от шока. Небесный берёт её за маленькую ладошку и ведёт за собой сквозь толпу. Люди расступаются перед ними, отрывочные возбуждённые шепотки сменяются не менее возбуждённой болтовнёй, и Хорхе тянет меня назад, чтобы я тоже посторонилась. Моя рука задевает длинную мантию Небесного. На ощупь она словно золото – гладкая и мягкая. Я смотрю на свои грязные ладони, затянутые в кожаные перчатки без пальцев. Они не достойны прикасаться к золоту.

Небесный возвращается на сцену и достаёт деревянную миску, заполненную жёлтой краской. Он окунает в неё причудливую кисть и широким движением рисует жёлтый круг на лице Коры. Даже издалека становится понятно, что жёлтый круг символизирует солнце. Толпа взрывается овациями. И этот звук раскраивает мой череп, словно лосиные рога череп незадачливого охотника.

– Люди Валенда! – объявляет Небесный, перекрывая шум. – Граждане Солии! Эта девочка – ваше двадцать пятое Солнце! Ваша следующая спасительница!

Рёв толпы многократно усиливается, люди подпрыгивают на месте и хлопают в ладоши. Они поднимают в воздух кадки с синей жижей и, радостно гогоча, выливают их содержимое себе на лица, оставляя на коже синие смазанные отпечатки ладоней, одинаковые у всех.

Мира и её подруга проделывают то же самое. Немного синьки из их кадок с кусочками ягодной мякоти попадает мне на лодыжки. Она пахнет кислым молоком.

– Ты заметила её голубую прядь? – хихикает Мира. – Это восхитительно, я никогда ничего подобного не видела!

Её подружка согласно кивает:

– А ещё книга, которую она читала. Даже не верится, как никто не понял раньше, что именно ей суждено стать нашим Солнцем. С этой книгой да с такими волосами – она самый интересный человек в Валенде. А может, и во всей Солии!

Соль щиплет мне губы. И только спустя минуту я понимаю, что плачу. Сегодняшний день должен был стать моим. Они все должны были болеть за меня. Меня называть интересной. Рисовать симпатичное солнышко на моём лице. А не на лице какой-то там Коры, которая целыми днями отсиживается в доме бабушки и читает книжки. Которая не смогла запомнить все до единого сказания о наших Солнцах. Которая не проводила долгие часы, используя любой хлам, что попадался под руку (в основном мётлы и ветки), в попытках научиться фехтовать. Это просто нечестно!

Я срываюсь с места и мчусь мимо оставленных на земле транспарантов, мимо обветшалых домов. Всю дорогу, не останавливаясь, назад, в нашу семейную лавчонку в нашей богом забытой деревеньке. Наконец я вбегаю под защиту мощённых булыжником стен и прячусь за деревянным столом, заставленным стеклянными вещицами. Прямо передо мной высится ряд безупречных стеклянных статуэток, созданных по образу и подобию прошлых Солнц. Они переливаются золотым, зелёным и красным, словно подмигивая мне в перерывах между поединками с монстрами и подъёмами валунов. Ты понимаешь, что что-то идёт не так, когда даже жизнь статуэток выглядит интереснее твоей.

Под их пристальными взорами я даю волю слезам. Проплакавшись, я утыкаю распухшее лицо в расцарапанные коленки и поднимаю голову, только когда воздух прорезает лёгкий шелест. Мой папа входит в лавку и впускает внутрь солнечный свет. Вбирая в себя лучи, статуэтки словно светятся изнутри, заливают комнату цветом, раскрашивают наши лица сверкающими оттенками красного и оранжевого. Папа ловит мой взгляд и подходит ближе.

– Леда, – тихонько начинает он, присаживаясь передо мной на корточки. Его сандалии скрипят.

– Оставь меня в покое! – выкрикиваю я и снова прячу лицо в коленках. Слёзы больно жалят кожу, проникая в десятки крошечных царапин, покрывающих мои ноги.

– Почему ты плачешь? Разве ты не рада, что у нас теперь есть новое Солнце?

Я не отвечаю. Он сам должен знать «почему». Он мой отец. Его работа – замечать такие вещи.

– Ну, ты чего, листовичок проглотил твоя язычок? – папа щекочет у меня под коленками.

Я вскидываю голову и хихикаю. Его маленькая хитрость сработала.

– Это просто несправедливо! Что есть у Коры, чего нет у меня? – всхлипываю я.

– Иногда жизнь и правда