Помни о доме своем, грешник - Василий Гигевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это чувство, видимо, заложено в нас с рождения, возможно, его у нас даже в избытке, не потому ли люди так часто и поспешно обрывают и без того тонкие связи с прошлым, даже не представляя, что их ждет впереди. И я тоже не был исключением, был не лучше и не хуже других, и потому так легко и безоглядно пылил по дороге в направлении больших городов, где с помощью Науки, Ее Величества Науки, надеялся открыть и доказать не людям, а себе, что я хотя бы чего-то стою, и не вчера, не сегодня или завтра, а вообще во все времена, ибо в конце концов - завидная логика, которой мне сейчас не хватает, - не мог ведь я из ничего появиться и в ничто превратиться.
Такого быть не могло.
Такого и быть не может.
И потому, чтобы убедиться в своих предположениях, я одержимо занялся медициной.
...Словно ребенок дорогой блестящей игрушкой, которую он в конце концов сломает.
Я верил тогда, что медицина как раз и есть все то, что развеет мои сомнения.
Есть ли в человеке тайна?
Есть ли хотя бы капелька этой тайны?
Ведь если что-то толкало меня вперед, все дальше и дальше от дома, от родителей, значит, что-то во мне есть, и его, наверное, можно найти или увидеть.
Ну, если не увидеть, то хотя бы почувствовать или услышать.
...Как потом я стал догадываться, это вечное искушение чем-то недосягаемым живет не только у меня, и уже от него, от вечного невидимого искушения, мы все вместе постепенно попадаем в этот мировой лабиринт, составленный из шумных загазованных городов, которые ежеминутно всасывают в себя людей и из которых люди уже не находят сил вырваться, из технических строений, ставших настолько сложными, что порой закрадывается сомнение, а кто же для кого создан - машина для человека или человек для машины... войн между народами, современных болезней, аллергенов и всего прочего, на первый взгляд значительного и привлекательного, что обычно называют цивилизованной деятельностью Homo sapiens*.
______________
* Homo sapiens - человек разумный (лат.).
И наконец, как последний виток познания, за которым начинается что-то принципиально новое, с чем до сих пор люди не сталкивались и с чем ныне надо или смириться, или вступать в борьбу, - адаманы.
...Трагедия, видимо, не столько в том, вступать или не вступать в борьбу, а в том, как эту борьбу вести..."
ИЗ ДНЕВНИКА ОЛЕШНИКОВА
"Его жизнь и поиски истины заставили взглянуть на все другими глазами и взяться за дневник, чтобы рассказать о нашем пути...
Мы все начинали вместе, и он, Валесский, и я, и ныне всему миру известный историк Лабутько, - сначала у нас были безобидные увлекательные игры, когда мы учились искать то таинственное и невидимое, о существовании которого потом, взрослые, мы так часто спорили.
И в лесу за Житивкой, и у загадочных в вечерних сумерках хат и кустов, и в школьных учебниках, не говоря о близких и далеких Березовах, - везде, где только можно было, мы пытались отыскать то невидимое и таинственное.
А потом я однажды понял, что все, чем заняты мы как в детстве, так и во взрослой жизни, - всего лишь игра, беда многих взрослых, как и моих ровесников, именно в том, что они занимаются подобными играми всю жизнь, для многих не столь уж и важно, какими играми развлекается душа и тело, ибо тогда не нужно размышлять о другом, на другое просто не хватит времени.
...А тем более на поиски чего-то таинственного и загадочного, которое может находиться в самом человеке или в мире, его окружающем.
Когда я это понял, мне стало намного легче, потому что мне стало ясно: если и можно отыскать в мире что-то таинственное и загадочное, то только с помощью физики.
Уже тогда, в юности, когда поступал на физфак, я понял, что физика и техника как раз и есть тот всемогущий фонарь, которым смятенное человечество освещает себе дорогу в бесконечной темной кладовой, называемой познанием.
И что могут люди противопоставить тому реальному и грозному, что называют силой, этому могущественному F, которое вытекает из открытой мной формулы:
F = m * a,
где m - материально-техническая база, а a - наука?
Раньше я верил, что точность моей формулы подтверждена столетиями, достаточно вспомнить боевые топорики и мечи, грозные танки и сверхзвуковые самолеты с подвесками ядерных боезарядов, а тем более сейчас, когда своими глазами видим, какой размах обрела СИЛА: города с громадными заводами и фабриками, ракеты и спутники, роем облепившие земной шар, многочисленные АЭС, ГЭС, ГРЭС, без которых мы уже не можем обойтись, - все это проявление силы".
ИЗ МОНОЛОГА ЛАБУТЬКИ
"Как мне казалось ранее, оба они несли чушь, и он, Валесский, и Олешников, и это я понял еще тогда, в детстве, когда слушал бесконечно длинные истории бабушки Гельки о ее молодости и тех порядках, которые существовали во времена ее молодости, когда слышал, как долго, прямо-таки бесконечно могли говорить мужики о былом, о том же фронте, с которого им посчастливилось вернуться, - может быть, именно потому, что они ни за что не могли забыть войну и фронт, они так любили носить гимнастерки, галифе и летние военные фуражки.
И в том, что когда-то, давным-давно, еще до моего появления, была на земле жизнь, я не видел большой загадки, почему-то меня удивляло другое, поначалу и мне самому непонятное, поэтому приставал я к людям с теми детскими вопросами, с которыми, наверное, приставали да и пристают дети во все времена.
- Кто мы? Откуда мы здесь появились?
- Местные. Житивцы, - слышал я от них.
- Нет, я о другом хочу спросить... Какие такие местные, - не отступал я.
- Ну, белорусы, если тебе очень уж хочется знать. Как и все те, кто живет в соседних деревнях и говорит по-нашему.
- Откуда же белорусы появились?
- Жили до нас на этой земле. Пахали, сеяли жито, пели песни. Жили, одним словом, детей растили, а те дети, став взрослыми, сами своих детей растили. Так вот и велось, цепляясь одно за другое...
- И долго?
- Долго, дитятко.
- И до войны с немцами?
- И до войны тоже. И не только до войны с немцами, а и до той еще, сидя на печке, баба Гелька замолкала, долго, забывшись, смотрела в угол хаты, словно видела там что-то интересное, а потом, как всегда, вздохнув, говорила: - Еще, дитятко, моя бабка мою мать учила песням белорусским. А их же, песни эти, сочинял кто-то. Так что давно все началось, так давно, что я тебе и сказать не могу, когда... Ты уж лучше, когда вырастешь, учителей спросишь. Они все на свете знают. Они тебе все расскажут.
- Выходит, люди правду говорят, что Курганы за Житивом от давней-предавней войны остались?
- Видимо, правду. Говорят, что в конце той войны, когда французы проходили мимо Житива, их какой-то Напалион вел. А здесь его встретили, у самой реки, и разбили, чтобы не ходил сюда больше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});