Реальность ловить нечем - Константин Каронцев

– Прости меня, – говорил он. – Я такой уничтоженный, смею прикасаться к тебе.

И какая-то струна в душе у нее натягивалась.

– Не смей, не смей так о себе говорить. – Просила она.

Посидев, они отправлялись в столовую. Усаживались рядом и не спеша ели. А после – парк. Окрепшие, они ходили по нему, как что-то общее в мире.

В конце ноября ей сказали, что через два дня ее выпишут. Бернард грустно шел с ней по парку. Его еще не выписывали, да и что из того? Луиза не радовалась скорейшей выписке, ее отрывали этим от пасхальной души. А он обнимал ее руки и говорил, как прежде, что они в раю.

– Миссис Дахинсон, – вскричала она. Та подбежала. – Что делает сын?

– Играет, моя милая.

– Рай и он… – она начала бредить. Пригласили доктора.

А Бернард находился приглашенным в маленькой квартире у Луизы. Сегодня он выписался. Она, встретив его, позвала к себе. Они пили чай. Он пробовал ее рулет с маком. Каждым кусочком он наслаждался. Приняв такой роскошный для него пир, он присел с ней в кресла. Они и молчали, и беседовали. Вечером, целуя ее руки, поблагодарил и ушел, ожидая новой встречи и нового рулета с маком.

Он подошел к своей каморке в половине двенадцатого и узнал, что она сдана другому жильцу. Он прошатался по улице всю ночь, тщетно защищаясь от своего одиночества. А утром выпал снег и пришла Луиза. Ночь спала плохо, думала о нем и, не выдержав, явилась к нему. Переживая, что он остался без жилья и ночевал на улице, Луиза у себя дома напоила его чаем с малиновым вареньем и остатками рулета. Позже, он невинно заснул на диване. Отоспавшись, он сидел и, кашляя, слушал ее. Она надеется, что родные ей помогут. Пока она говорила, раздался звонок. После минутных колебаний: открывать или нет, она впустила гостя. Бернард увидел грузного мужчину с седоватыми волосами, по возрасту годившегося ей в отцы. Но оказался он ее братом. Уже кто-то из родственников навещает ее и может реализоваться поддержка с их стороны. Однако Луиза не рада ему и даже просит его уйти. Брат язвит, пытается оскорблять Бернарда и садится в кресло.

– Как кровушка повысилась? – Спросил он с издевкой и обратился к нему:

– Я тебе знаешь, что скажу? Мы можем ее поделить…

– Адриан… -просила она.

– Ну-ну, чего темнишь? – Возмутился он вставая. – Может, твой кавалер, чего-то не знает? – Он схватил ее и резко ударил по лицу. Бернард встрепенулся и, встав, откинул прочь незваного гостя в сторону. Адриан подергивая верхней губой, встал.

– Убирайтесь. – Сказал ему Бернард. Тот его избил.

– Не знаю где ты родился, – сказал он. – Но место твоего захоронения уже выбрал.

Луиза подползла к Бернарду.

– Неплохо. – Все язвил ее брат. – Да, сестренка, сама ты избрала такой путь, не ищи виноватых. – И он ушел.

Доктор попросил отдернуть шторы, пришло утро. Миссис Дахинсон преподнесла ему кофе.

– Сын ее на попечении кого остается? – Спросил он.

– Она доверила его мне. – Ответила миссис Дахинсон. – Я опекунша.

– Сорвите ей розы, – попросил доктор, указывая на бесчувственную Луизу у которой бред спал и наступил глубокий обморок. – Деточка любит их.

Комната внаем сдавалась с неплохой мебелью. Они закрыли глаза на недостатки. Здесь все замечательно. Лишь бы Адриан не нашел.

Бернард помог Луизе приготовить обед. Появилась хозяйка.

– Слышите, я вам повторю, в девять часов никакого свету. Я не собираюсь за вас переплачивать. А вы, – обратилась она к Бернарду. – Днем не шатайтесь тут, мои жильцы не должны видеть вас. Вы в шрамах, синяках, просто удивляюсь, как я вас впустила! – И лицемерная хозяйка ушла.

В девять часов они выключили свет. За окном гулял ветер и валил снег. Бернард обхватывал ее руки. Внутри у нее трепетало, что-то нежное. Наверху над ними кто-то кричал, внизу кашляли, а они чувствовали другое. Она взяла и обняла его. Он встрепенулся и прошептал:

– Я не достоин…

– Рая ты достоин… – Луиза целовала его и раздевалась. Белизна снега на улице, красиво выделяла ее обнаженные груди. Она дарила ему себя, и он в свою очередь тоже. Они творили великое наслаждение. И парк парил в прекрасном бытие и мгновения делались золотыми.

А когда на девятом месяце беременности родился сын, его отец уже целовал две пары рук. Блаженство с ними и изнурительный труд, ради них. Они перебирались из комнат, то без какой-либо ювелирной безделушки, отданной в ломбард, то без материнского молока. Подчас, они кормили младенца протертыми ботвой и овощами, через марлю. Луиза после родов сильно ослабла, ребенок выдавал себя чахлым, а Бернард уходил на каторгу. И целый год вот такие, не помня себя.

Красные розы заставили ее улыбнуться. Она очнулась, не могущая пошевелить рукой и смогла выговорить:

– Сын…

Миссис Дахинсон принесла ей сына, проснувшегося недавно и игравшего. Мать поцеловала его и заплакала. Дитя увели. Доктор, войдя, приготовил лекарство.

Бернард ухаживал за ней. Не было малинового варенья и рулета с маком, но она не просила его об этом. «Ты и сын» – говорила она. «Как они там» – думал он о них, выполняя скотский труд. И как удар промелькнуло кресло с ней и с ее братом и его самого свалило в сторону. Он попал в больницу, где особо и не лечили. Не думая о себе, он рвался к Луизе и сыну. Медперсонал, не стал с ним долго возиться и выписал его. И Бернард спотыкаясь, облокачиваясь на стены, пришел к дому. Олицетворение любви, не застал. Их голодных и ослабевших, увезли в ту больницу с парком. Он еще этого не знал, хозяин жилья ему по пути не встретился. И он стоял в комнате, шатаясь и не зная, что думать. Он просто потерял сознание.

– Бернард! – Простонала Луиза. Доктор сделал ей укол, успокаивая ее. Миссис Дахинсон принесла еще розы. Он коснулся ее руки, она посмотрела на него.

– Зовите священника. – Сказал он.

Адриан нашел их. Явившись вечером, когда очнувшийся Бернард так и не ведал где Луиза и сын, он выяснил у хозяина всю ситуацию и вошел в комнату. Тот его испугался. Не человек пришел.

– Ну вот, – сказал Адриан. – Если я тебя захочу, будет это кровосмешение? А?

Он лежал. В голове мелькало: «что с Луизой и сыном?» Он не чувствовал уже своего тела и не мог ничего говорить. Пока Адриан его добивал, он верил, что находится на скамейке в больничном парке. В нем та, чьи руки он обнимает и дитя, ради которых отдаст все. Луиза угощает его рулетом, ребенок смеется… но здесь его настигла последняя адская боль и больше тело его не знало жизни, а душа воспаряла к прекрасному парку.

– Миссис Дахинсон, – прошептал доктор, бросая взгляд на укрытое одеялом тело. – Почему священник не пришел?

– Дорогу размыло… – уклонилась она от ответа.

– Что у нее было с Адрианом? – Жестко спросил он.

– То, что называют инцестом. Она не успела покаяться.

Доктор решительно хотел возразить, но заплакал тот, чья жизнь являлась продолжением других жизней: Луизы и Бернарда.

– Ее будут отпевать в церкви. – Сказала миссис Дахинсон и не ведала о том, что в прекрасном парке уже распевают псалмы.

Соль минорная проза

Задорная, не поддающаяся ударам судьбы очаровательная девушка в компании друзей и родственников, была желанной и любимой. И неужели это она лежит в гробу, навсегда замолчав и угаснув? Неужели у судьбы бывают мелкие удары и один самый значимый и безнадежный?

Священник отпевал ее, зачем-то запинаясь, отец несчастной стоял на коленях с остекленевшим взглядом, согнувшись и не дыша.

А вдоль кладбищенской аллеи, бежал с отчаянием какой-то молодой человек. Он приблизился к толпе провожавших, замерев при виде тела.

– Жанна… – прошептал он, будто еще веря, что все нереально и не замечая, какими ненавистными взглядами окидывают его. Отец дочери резко обернулся, не твердо встал, направляясь к нему.

– Борис Сергеевич, да как же? – Бормотал он.

– Подонок… – тот ударил его по лицу и зашатался, падая от бессилия. Засуетились вокруг люди, началась неразбериха. Ошеломленный действиями убитого горем отца, молодой человек отошел в сторону.

– Какого черта ты пришел? – Не вытерпел брат девушки. – Ты или циник, или больной!

– Я узнал о ее смерти в салоне самолета. Мне позвонила…

– Да ты понимаешь? – Тряся его за плечи, прокричал тот. – Ты… черт бы тебя побрал… что она из-за тебя покончила с собой! Так и написала в записке: «Я любила Сашку». У, тварь!

Услышав об этом, молодой человек резко повернулся с мрачным видом, что-то обдумывая и говоря невнятно вслух.

– Сашка! Сашка! – Закричал он как пронзенный стрелой и ринулся прочь с места.

Дни остановились, почему-то беспрерывно прокручивались дни прошлого. Помнится, в ноябре прошлого года, оставшись без работы, он зашел к своей старой знакомой, надеясь занять у нее до новой получки. Она открыла не сразу, одетая небрежно в халат. Короткая стрижка, проколотая бровь, насмешливые губы и лукавые глаза. Увидев его, с укором улыбнулась.