Двадцать квадратов и ребенок в придачу! (СИ) - Светлакова Евгения

Одна мысль о Ван Гоге, которого я забрала первым делом из квартиры мужа, заставила зареветь еще громче, напоминая, как этот комок появился в моей жизни… Истерика кончилась только через полчаса, когда я снова понеслась в туалет, чувствуя, что выпитый для успокоения чай просится выйти наружу.

— Так, милая, — поймала меня тетушка на выходе из заветной комнаты.

— Что? — я удивленно посмотрела на родственницу, не помню я за ней привычки ловить людей при выходе из туалета.

— Поехали-ка в одно место… — мне вручили куртку и замотали шарф вокруг шеи.

— Куда? — только и спросила я, когда меня втолкали в такси.

— В аптеку и ко мне домой, — авторитетно заявила тетя Сима, тоже выгружаясь в машину на переднее сидение.

— Но как же…

— На работе все поняли, сегодня протянут, у меня ЧП…

— Какое ЧП? И зачем в аптеку? — я ничего не понимала, но объяснять мне явно никто ничего не собирался. Меня даже в аптеку не взяли, оставив с таксистом.

— Кто-то заболел? — обеспокоенно поинтересовался совсем молодой парнишка неславянской внешности, при этом разглядывая меня в зеркало заднего вида.

Ну да, наверное, все выглядит странно — я заплаканная и бледная, тетушка серьезная и несется в аптеку… Нет, я понимаю, ей меня жаль, но здесь надо бежать не в аптеку, а в винно-водочное…

— Да вроде нет, — честно ответила я, пожимая плечами, и как раз в этот момент вернулась тетя.

— Ну все, домой, — велела она.

— Что хоть случилось? — непонимающе спросила я, замечая, как она прижимает к груди сумку, в которой находились все ее покупки с аптеки.

— Вот и узнаем, — ответила тетушка.

Вопросов было все больше и больше, а меня снова начинало мутить, теперь от запаха освежителя воздуха в салоне, и расспрашивать мне сразу расхотелось. Все равно все скажет и расскажет, могу и подождать…

— Это еще зачем? — я недоумевающе смотрела на коробки с тестами на беременность. Пять штук? Зачем? Ладно и один зачем?

— Затем милая, иди, — меня втолкнули в ванную, соединенную с туалетом, и указали на унитаз. — Все просто. Давай.

— Но я не могу быть беременна! — уверенно возразила я. Детей мы не планировали в ближайшие два года, по этой причине старались всегда предохраняться, и осечки быть не могло, точно не могло, не с моим мужем, который очень скрупулёзен в этих вопросах.

— Вот и узнаем, — авторитетно сказала тетя, закрывая дверь.

— Да не может! — не унималась я, отказываясь даже в теории осознавать мысль о том, что я беременна.

— Хорошо, когда у тебя последний раз были месячные? — спросила тетушка уже из-за двери.

— Недавно! — уверенно выпалила я.

— Число?! — настаивала на своем родственница.

— Ну… — я задумалась, в этом вопросе я всегда была беспечна, за что меня ругал гинеколог и на что возмущалась мать. Теперь же я по пальцам пыталась посчитать когда, но все мои подсчеты приводили к тому, что с последних прошло почти два месяца.

— Да цветные карандаши! — выругалась я, бросаясь выбирать один из тестов.

— Наташа?

— Я сейчас… — я судорожно вскрыла упаковку и прочитала инструкцию первого попавшегося теста.

— Нет, не могу, не могу… — шептала я как молитву, пока ждала, что покажет проклятая бумажка.

Пять минут показались вечностью, но результат был очевиден. С маленького окошечка на меня смотрел плюс, поздравляя меня с беременностью.

— Японский магнитофон… — выдохнула я, опускаясь на край ванны. Хорошо это или плохо, но в моей жизни начинался новый этап, и я совершенно не представляла, что делать с этим на осколках прежнего мира.

Глава вторая, новая жизнь, или все только начинается

Наташа

— Ну, дядя Саша!

— Саша! — крикнули мы на пару с тетушкой Симой, усаживая еще одного работника загса, к счастью, областного, обратно за стол при его попытке к бегству.

— Нет, девочки, нет! Это вам не шутки, положено в течение трехсот дней после развода вписать бывшего мужа — впишем его! — мужчина был непреклонен, я от досады поморщилась. Ну, что вот за невезуха…

Малой, который через месяц должен был явиться в наш бренный мир, заботливо пнул меня под ребра, вызывая искры из глаз. Не сын, а мелкий каратель, хотя… По моим наблюдениям, так болезненно он меня пинает только при упоминании своего отца, как и начинает беспокойно себя вести… В остальном это очень милый малыш, беспокойства мне не доставляет. Ну, по крайней мере, пока.

До поездки в роддом оставался еще месяц или того меньше, а сделать мне надо было много. Сейчас, например, мы с тетей всеми силами пытались сделать так, чтобы в графе «Отец» стоял прочерк. Да-да, это плохо. Знаю и понимаю, но…

Это лучше, чем вносить имя человека, что позволил любовнице выкинуть мои вещи за дверь через день после нашего развода, и это не самый страшный его грех, он еще проверил мою сумку — не украла ли я у него деньги! Будто бы мне это было надо! А в довершение забрал все украшения, которые мне дарил. Вот вам и доказательство: любовь зла — полюбишь козла. Где же были мои глаза раньше, лучше не спрашивать.

Так что, несмотря на все мнения, я лучше объясню потом сыну, почему у него в графе «Отец» прочерк, чем позволю ему хоть как-то быть связанным с этим человеком даже на бумаге.

— Саша, — тетя Сима тяжело вздохнула и села рядом, пододвигая к нашему гостю тарелку борща да рюмку водки. — Если бы можно было иначе, мы бы тебя не просили, но подумай, что будет лучше для ребенка!

— Прочерк? Лучше? Дамы, вы совсем…

— Дядя Саша, ну вы же все понимаете, — я жалостливо посмотрела на заведующего загсом Петергофа. — Ему Кирилл не нужен, это мой ребенок, а такой отец… Да лучше совсем без отца!

— Наташенька, милая моя, ну нехорошее это дело, ведь если поймают… Сейчас же все проверками и проверками… Времена другие…

— Саша, — тетушка придвинулась поближе и мило улыбнулась. — Ну ты же знаешь, что и сейчас можно, главное — знать как. Ты же сделаешь…

Если я когда-то сомневалась в своей тете, то теперь никогда.

Она флиртовала, она строила глазки, она, черт возьми, соблазнила своего коллегу и друга. Нет, конечно, я знаю про роман между ними по молодости, но вот сейчас…

Что же, моя милая тетя Сима знала все об искушении и угрызением совести не страдала. Дядя Саша зажмурился, явно пытаясь сохранить остатки самообладания, но всем и так было ясно, что он поддастся уговорам.

— Ну хорошо, — простонал он, открывая глаза и решительно смотря на тетю. — Но при одном условии, а, вернее, трех!

— Конечно, милый! — захлопала глазками тетушка.

— Первое — вы, многоуважаемая Серафима Игнатьевна, с этого дня, — он сделал театральную паузу, беря ее за руку. — Моя жена, и «нет» уже не принимается. Второе — пожизненное трехразовое питание, рисковать-то ради чего-то надо. Ну и последнее, — теперь посмотрели на меня. — Чур, я дед этого мальчугана!

— Конечно! — я с облегчением выдохнула, а тетушка и вовсе полезла целовать своего новоиспеченного мужа, а ведь она совсем не против такого расклада, как я погляжу…

— Ладно, аферистки-самоучки, — дядя Саша довольный, что спустя тридцать лет его предложение, наконец-то, приняли, взял ложку, принимаясь за борщ. — Давайте рассказывайте, что уже придумали и с чем мне иметь дело.

Тетушку не пришлось просить дважды — она быстро выложила все детали и про новый паспорт и прочее, что она успела придумать.

— Ладно, подготовились, — добро усмехнулся дядя Саша, — Ну и еще вопрос, если мы исключаем отчество его отца, какое пишем? Есть идеи?

— Есть, — я кивнула, поглаживая подошедшего на шум Ван Гога и улыбаясь своим воспоминаниям. — Алексеевич!