Офицеры. Книга вторая. У края - Роман Булгар

В одной из них оказалась исправной, работала рация. В эфир методично улетали доклады, что кольцо все больше сжимается. Помощь обещали, но ее пока нет. И, скорее всего, подмога вовремя к ним не поспеет. Их осталось всего четверо, и следующую атаку боевиков им не отбить. Рэм, поморщившись – а что еще делать? – приказал бойцам собрать «броники» с убитых…

– Комбат, – майор подполз и наклонился к подполковнику, – нам конец. Я принял решение выйти на связь с моим дивизионом и дать команду на открытие огня по нашей позиции.

Отодвинувшись, он вынул рабочую карту, принялся определять координаты их местонахождения.

– Майор, твою мать… – подполковник говорил с трудом, – ты что, хочешь вызвать огонь на себя? С «катушек», майор, съехал? Ты хорошо подумал, прежде чем принять решение?

– Другого выхода, комбат, – жестко сжимались пересохшие губы, – у нас нет. Я не думаю, что плен окажется намного лучше.

Держа голову прямо, он выдержал взгляд подполковника и не отвел в сторону свои черные глаза, наполненные тоскующей болью. Лучше принять смерть, чем выносить измывательства изуверов.

– На моей станции, майор, – подполковник попытался оттянуть неизбежное, – нет волны твоих артиллеристов.

– Не проблема, комбат. Дело всего двух минут…

Усмехнувшись, Рэм пополз к командирской БМДешке и залез в полуобгоревшую машину.

Ожидание длилось совсем недолго, и он показался в десантном люке с телефонной трубкой выносной связи в левой руке.

– «Дон», «Дон», я, «Урал». «Дон», я, «Урал». Прием. Понял… слышу хорошо… «Дон», стой! Цель одиннадцатая, пехота, триста на двести, Х…, У…, высота…, внакладку, огневой налет десять минут, расход 144. Готовность доложить. Я, «Урал»…

– Майор, а они успеют? – подполковник зашевелился, услышав, как пошла команда. – Смотри, поднялись. Начинается…

– Успеют, – комдив сосредоточенно кивнул головой.

Достав из нагрудного кармана кожаный бумажник, он вытянул из него фотографию. Увидев на фото женщину, комбат захрипел:

– Майор, твоя жена? Дай посмотреть. Красавица. Как ты от такой шикарной бабы на бойню утек? Она знает, что ты здесь?

– Нет, – Рэм до боли прикусил нижнюю губу.

Своим решением поехать на войну он сильно все запутал. Не все так просто объяснить. Да и большого смысла в том не имелось.

– Нет? И что баба вякнет, когда прознает? – подполковник перевернул снимок и прочитал надпись:

«Помни всегда обо мне. Твоя Звездочка».

– Вы что, любили друг друга?

– Мы и сейчас любим…

Мгновенная боль перекосила его лицо, и Рэм, поморщившись, забрал фото, принялся торопливо набрасывать слова:

«Прости меня, Звездочка, за то, что я тебя оставляю. Но иначе я поступить не мог. Твой…».

– Майор, ты боишься смерти?

Не раздумывая, Рэм коротко ответил:

– Нет.

– Почему?

Серый глаз комбата прищурился. Почему одни боятся прихода старухи с косой, а другие – нет? Отчего так происходит?

– Потому что, – Рэм отрешенно качнул головой, – за ней одна пустота. Там просто ничего нет. Поэтому и бояться нечего. Больно осознавать то, что здесь, за гранью, остаются те, кому нас будет очень не хватать. Именно им, а не нам станет плохо. Но нам про то никогда не узнать. Блажен тот, кто не ведает…

Последние минуты затишья. Память его толчками выталкивала наверх все самые важные, запомнившиеся моменты из его, по сути, еще недолгой жизни. И почти везде рядом с ним шагала Она. Все самое лучшее в его жизни связалось с Нею. Что же станется с Нею, когда Она обо всем узнает?

Рэм закинул голову назад. Высокое, чистое, голубое небо. Горный воздух особо прозрачен. Красивое небо, но чужое. Все в этих горах чужое. И война совершенно непонятная, не его, чужая.

«Что-то ты заблудился, майор», – укорил он сам себя.

Что движет им? Во имя чего все это? Честь, совесть, долг?

Но где же сторожко прятались эти понятия у того деятеля, кто за шесть лет своего правления успел столкнуть великую страну в глубочайшую пропасть? Шаг за шагом Генсек целенаправленно и преступно шел на любые уступки американцам, разоружая страну, разваливая и уничтожая самую боеспособную часть армии.

А чем, пусть ответят, руководствовались в своей жизни три удельных князька, захотевших повластвовать самостоятельно, без всякой вороватой и пугливой оглядки на верховного правителя?

Жаждали они иметь под своей рукой собственные самолеты со своими гербами и штандартами. Вожделели они, чтоб встречали их все, немного и немало, как глав суверенных государств.

Незаконно, грубо поправ суверенную волю своего собственного народа, однозначно пожелавшего жить в Союзе, пусть и сильно обновленном, но жить всем вместе, одной и единой семьей, эти деятели безжалостно, режа по живому, развалили великую страну.

Выходит, что не в почете у них Честь, Совесть, Долг…

Одно у него остается – его любовь к Родине.

Любовь к Родине. А где его Родина? В Казахстане? Там, где он родился и пошел в первый класс? Но его сейчас, по сути, ничто не связывает с той совсем другой и чужой страной.

Может, его настоящая Родина в России. Там, где он учился и вырос. Там, где все его исторические корни. Там, где жили и живут его и Ее родители, брат Марат.

Или, может быть, на Украине. Там, где он стал тем, кто он есть. Там осталась и Она. Но он и там чужой. Там он проклятый москаль. В том мире с его взглядами на жизнь, там ему места нет.

А еще частичка его души рвется в Белоруссию.

Туда, где живут близкие и даже родные ему люди. Там живет женщина, которая ему очень дорога. Там растет девочка с такими же глазами, как и у него. Там забавно ходит мальчик, очень на него похожий, и смотрит на всех своими удивленными глазками. Но и в тот мир он не вписывается. Там совсем другая семья.

Смешно. И одновременно очень хочется плакать.

Он – сын одной большой и великой страны, страны, которой более нет. Выходит, и Родины у него нет? Что осталось у него?

Остается только одно. Долг перед пацанами, что лежат вокруг него без признаков жизни. Кто-то их всех предал, кто-то их сдал. У высоты их ждали. Без всякого сомнения, ждали именно их. Врагам позарез понадобились документы, которые вез с собой комбат.

В руки боевиков могут попасть такие сведения, которым просто нет цены. Поэтому они и попали в коварную западню.

И хитрый капкан им устроил человек из своих. Продажные правители. Продажные люди. Продажная война. Но ничего, и он дорого продаст им свою жизнь. Не один десяток наемников пойдет вместе с ним на тот свет. Там они, может быть, еще и поговорят.

Имел ли он право на этот шаг? С десяток раненых, которые еще дышат, ждет неминуемая участь. Своим решением он уравнял их с мертвецами. Но они, по большому счету, давно не жильцы на этом свете. В противном случае их всех ожидает мученическая смерть от рук изуверов и нелюдей. Из двух зол он выбрал не самое худшее…

Еще несколько томительных минут, и разом все покончится. Всепоглощающая любовь к Женщине, и невозможность жить рядом с Нею. Душевные страдания и тщетные метания в поисках утраченного смысла жизни. Там, куда они скоро попадут, ничего просто нет, и его истерзанная душа вырвется на свободу…

Неторопливо повернувшись, майор внимательно посмотрел на лежавшего в неглубокой нише лейтенанта. Юноша. И года не прошло, как нацепил тот на погоны офицерские звездочки.

– Ах, Егорушка-Егорушка! – широкая ладонь Рэма коснулась посеревшего лица лейтенанта. – Не смогли мы тебя уберечь…

Стольников умирал. Дрожащая тень приближающейся смерти накрыла его своим прозрачным покровом. Парень трудно дышал, хрипел, возле уголков его губ пузырилась розоватая пена.

Тяжелые бурые сгустки вырывались из его горла с потоком свистящего воздуха. Все реже и реже…

– Эх, Егорушка! Прости нас… – майор рукавом смахнул слезу.

И он когда-то был лейтенантом. Одиннадцать лет назад после выпуска не в самом лучшем настроении направлялся он к новому месту службы…

Боже, как давно это было…

Больше не вернуть ни за что, никогда…

(Константин Никольский «Боже, как давно это было»)

Глава первая

СВ

1

СВ – случайная величина, случайная встреча, серые волки, спальный вагон, средние волны, смутные времена, сухопутные войска, снайперская винтовка…

Кому и как больше нравится…

Вдоль тенистой аллеи по Пироговской, изящно покачивая на ходу стройными бедрами, отстукивая веселую дробь, продвигалась молоденькая девушка. На вид ей было не больше восемнадцати, от силы двадцати лет. Короткая джинсовая юбка подчеркивала высоту ног, обутых в безумно дорогие для простого обывателя туфельки на тонких каблучках-шпильках. Живые и умные глаза укрывались за модными очками с фирменной треугольной лейбой.