Сердце язычницы - Патриция Мэтьюз

Заметив ее реакцию, Радд гадко расхохотался.

– Что, принцесса, узнала? Я говорил, что легко от меня не отделаться! Когда со мной не хотят разговаривать, я добиваюсь своего, так-то вот!

– Зачем я здесь, Эйза Радд?

Тот поднял светильник еще выше, чтобы свет упал на полуобнаженное тело Лилиа.

Как и все туземные женщины, она носила только кусок ткани, завязанный на талии. Верхняя часть тела оставалась открытой. По понятиям белых, такая одежда была непристойной, но жители Океании пренебрегали мнением чужеземцев. Они не стыдились своего тела, тем более, если были хорошо сложены. И уж если кто и мог гордиться своим стройным телом, так это Лилиа. Впрочем, девушка не отличалась тщеславием, хотя и сознавала, что у нее безупречно чистая кожа, стройные длинные ноги, округлые бедра и высокая грудь. Роскошные, как у Акаки, волосы Лилиа темными волнами ниспадали ниже талии, лишь черты лица выдавали в ней полукровку.

У туземок были несколько приплюснутые носы, широкие ноздри, слишком полные, на взгляд европейца, губы и черные, как южная ночь, глаза. Все это смягчила кровь Уильяма Монроя. У Лилиа был прямой аристократический нос, полные, изысканно очерченные губы и удивительный цвет глаз. Восхищенный европеец назвал бы его медовым.

Угадывая в пристальном взгляде Радца что-то оскорбительное, но не умея определить, что именно, девушка поднялась с врожденным достоинством. Тревогу ее выдавали лишь пальцы, сжимавшие резную фигурку – подарок матери. Наконец девушка поняла, что впервые испытывает стыд под мужским взглядом.

Радд направился к ней. Его намерения не внушали сомнений.

– Чтоб мне пропасть, ты лакомый кусочек, девочка!

Страх Лилиа усилился, но она выпрямилась, расправила плечи и гордо вскинула голову.

– Посмей только коснуться меня, Эйза Радд! Клянусь Пеле, ты пожалеешь об этом!

Он замешкался, поскольку помнил, какую силу и ловкость выказывала Лилиа во время состязаний туземной молодежи. Девушек она побеждала всегда, а в заплывах обгоняла и юношей, что не так-то легко в высоких волнах прибоя.

– Я человек деловой, – сказал Радд. – Прежде всего выгода, остальное потом. Только круглый дурак портит товар, на который может сыскаться хороший покупатель.

– О чем ты говоришь? Ведь ты не работорговец! Ты не продашь меня как рабыню!

– Чтоб мне пропасть, ну и выдумала! Конечно, я не работорговец, но за тебя можно выручить много и не продавая в рабство.

– Что у тебя на уме?

Радд погрозил девушке пальцем.

– Нет, моя любопытная малышка, пусть это будет для тебя сюрпризом.

С этими словами он направился к двери.

– Прошу тебя... – Лилиа, сама того не желая, последовала за ним. – Скажи хотя бы, сколько ты намерен держать меня в этой... этой клетке!

– В клетке, говоришь?.. – злобно рассмеялся Радда. – Советую тебе поскорее привыкнуть к этой клетке, потому что ты проведешь в ней очень долгое время. Настолько долгое, что... кто его знает... возможно, ты даже не отвергнешь кое-каких знаков моего внимания. Чтоб мне пропасть, ты поймешь, что я не так уж плох!

Лилия проснулась от скрипа корабельной лебедки и оживленных мужских голосов. Легкое покачивание днища все усиливалось. Судно отходило от берега!

Девушка спустилась на пол. Короткий сон не освежил ее, а между тем врожденное чувство времени говорило, что уже наступил рассвет. Охваченная отчаянием, она с минуту барабанила в дверь, но никто не явился на стук, и Лилиа лишь расшибла кулаки о крепкие тиковые доски.

До этого момента она не позволяла себе предаваться отчаянию, но теперь скользнула на пол и заплакала.

– Моха, – наконец прошептала девушка, прощаясь со всеми, кто был ей дорог: с матерью, которую не надеялась больше увидеть, с Коа, навеки потерянным для нее, с подругами и с Мауи, ее родным островом.

Чтобы не поддаться боли, Лилиа заставила себя думать о счастливом прошлом, об отце, теперь уже мертвом, о том, каким он увидел остров, впервые ступив на него семнадцать лет назад...

Если верить словам Акаки, в 1802 году белый человек был редким гостем на островах. Должно быть, и местные жители поначалу казались странными Уильяму Монрою, выходцу из Англии. Однако он легко приспособился к новому окружению, и туземцы вскоре привыкли к нему. Когда Лилиа подросла, он сказал ей:

– Я родился не там, где следовало, и в неподходящее время. Здесь жизнь, для которой я создан. Здесь нет ни поместий, ни унылой обязанности управлять ими. Только свобода – свобода есть, пить, созерцать, любить. Поверь, дорогая, если бы я знал, что существует на свете этот рай земной, то открыл бы его для себя гораздо раньше!

О да, Уильям Монрой был создан для острова Мауи. Скоро он стал любовником Акаки, потом мужем, а затем отцом ее дочери. Поскольку Акаки была из рода вождей, ее мужу не приходилось выполнять никаких обязанностей. Он удил рыбу и охотился только для собственного удовольствия, но чаще плавал в лагуне, нежился на горячем песке, потягивал легкий алкогольный напиток околеу, занимался любовью с женой.

Почти все жители деревни любили этого обаятельного человека, не говоря уж об Акаки. Супруги не сходились лишь в одном. Уильям Монрой желал, чтобы дочь получила хотя бы основы образования белых людей и научилась их языку. Акаки не считала это необходимым, но он возражал, повторяя снова и снова:

– Единственное, что я могу сделать для Лилиа, – это научить ее всему, что знаю сам, а знаю я немало. Даже слишком много, при том, что образование никогда не занимало меня.

– Зачем нашей дочери знания белых?

– Мой тропический цветок, они необходимы ей, ибо недалеко то время, когда белые придут и сюда. Как чума, они заразят своим присутствием ваши чудесные острова. Когда это случится, знание их языка принесет пользу Лилиа. Предоставляю тебе, Акаки, учить нашу дочь тому, что позволит ей стать кому-то хорошей женой, но позволь и мне внести свою лепту. Поверь, если в жилах течет кровь двух разных народов, .полезно иметь понятие о каждой из культур.

Наконец, Акаки уступила, как уступала всегда, поддаваясь неотразимому обаянию мужа. Поэтому с десяти лет Лилиа, наделенная живым умом, проводила два часа в день с отцом, быстро схватывая и усваивая знания. Вскоре она овладела английским, получила представления о географии и истории. Уильям располагал лишь парой потрепанных книг: географией с отличными картами и историей становления английского государства с иллюстрациями. Но основным источником знаний были для Лилиа рассказы отца.

Уильям Монрой не касался только одной темы – прошлого. Не откликаясь на просьбы, он никогда не говорил о жизни в Англии. Со временем девочка поняла, что и мать знает об этом не больше, чем она. Повзрослев, Лилиа пришла к выводу, что отец скрывает какую-то тайну. Как-то раз она услышала обрывок разговора матери с заезжим ученым. В нем прозвучало слово «изгнанник». Именно так назвал отца Лилиа белый человек. Не зная смысла этого слова, Акаки попросила объяснений. Ее собеседник, английский антрополог, исследователь истории, обычаев и быта туземцев, сказал: