План битвы - Дмитрий Ромов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Просыпаюсь, резко открывая глаза и выдыхая, будто выныривая с большой глубины. Или, как от прямого введения адреналина в сердце. Стучит оно как сумасшедшее, как сигнал максимальной опасности. Ощущение, будто лёгкие разрываются. Хватаю воздух и не могу надышаться.
Надо мной кто-то стоит, но я не пойму кто, всё мутное и плохо различимое. Поначалу разбираю лишь светлый силуэт, но проходит пара секунд и дыхание, а за ним и зрение приходит в норму.
— Ну что, Бро, — раздаётся немного хриплый и насмешливый голос. — Думал, что и в этот раз соскочишь, да?
Твою ж дивизию! Слева у постели стоит… Киргиз. Улыбающийся, гладко выбритый и аккуратно причёсанный Киргиз в белом халате. В руке он держит стеклянный шприц с длинной иглой, на кончике которой маленьким бриллиантом сверкает капля.
2. Ставка главнокомандующего
Вот сука, нашёл меня. Да чего тебе надо?
— Спать не могу спокойно, — цедит Киргиз, будто прослушивая мои мысли, — пока ты дышишь, Бро.
Блин, надо было давно завалить его к херам, раз усадить не удалось! Если бы не опасался попортить отношения с Цветом, так и сделал бы, наверное. Возможно… Почему его не схватят менты Печёнкинские? Он ведь как-то даже по стране умудряется перемещаться. Палёные документы сделал, сто про.
— Ну чё, больно тебе? — скалится он. — А мне прям праздник. Но ты не думай, что я такой типа злой.
Он ржёт. Подловил меня, сука. Я как на ладони перед ним и всё что ему сейчас нужно — один даже не особо точный удар. Ему надо просто попасть в мякоть. Да хоть куда-нибудь попасть… Правда, я не знаю, что у него в шприце, но уж точно ничего хорошего… Надо собраться… Собраться… Да соберись ты! Как на зло, в глазах всё плывёт.
— Редиска, в натуре, да? — смеётся Киргиз. — Нет, я не такой. Наоборот, решил позаботиться о тебе. Это обезболивающее, говорят, боли у тебя сильные. Ну вот, сейчас уколем и всё. Ну, подумаешь укол, укололся и пошёл, точняк? Чего? Чего ты зенки-то таращишь? Ссышь что ли? Зря. Я ведь плохого не посоветую.
Выгляжу я, конечно, беззащитно, что не может его не радовать. Капельница, трубки, бинты, синяки под глазами… Скотина. Пришёл, так делай то, ради чего пришёл. Но ему поглумиться надо, покуражиться. Хотя, нет, пусть лучше побалагурит, потянет время.
— Ну-ка, повернись попкой, — гогочет он и резким движением срывает одеяло. — Обоссаться! Ты чё, в платье что ли? Так ты это, ку-ка-реку, выходит? Ну, атас вообще. Слышь позорница, бейцы хоть прикрой, смотреть же стыдно!
Я дёргаюсь и морщусь от боли, инстинктивно сгибаю правую ногу в колене и не могу сдержать стон. Резкое движение выстреливает огнём в плечо.
— Ну ладно, не плачь. Куда тыкать-то? Может тебе в брюхо засандалить, а? Или прямо в глаз… Хочешь?
Он стоит, примеряясь. Шприц у него в левой, а правую держит наготове, чтобы подавить мои слабые попытки сопротивляться — придержать руки, шибануть по лицу, схватить за горло.
— Что в шприце? — спрашиваю я, едва разлепляя губы.
— Не ссы, тебе понравится, — отвечает он, не поворачиваясь.
— Уже нравится, — хриплю я.
— Чего? — удивлённо переспрашивает он и обращает голову в мою сторону, тревожно вглядываясь в глаза.
Пытаешься понять, что у меня на уме? А вот что. Он переключает внимание лишь на мгновение, но этого короткого мига мне хватает, чтобы, собрав волю и силы, все что имеются в моём распоряжении, нанести короткий удар. Вкладываю в него всё, что есть, всё, что имею. А имею не так уж и много, на самом деле…
Правой ногой, резко, с места, превратившись в выстреливающую пружину, в катапульту, в молнию, практически в Брюса Ли, я бью его по левой кисти со шприцом и ору. Ору, как медведь, выдавливающий из себя чопик после зимней спячки, как слон и обезьяна-ревун. Думаю, мой крик с лёгкостью перекрыл бы все трубы Иерихона. Ору от боли.
И она как бы исчезает, перевалив за максимум. Шприц вылетает из руки, а лицо Киргиза становится изумлённым, как у ребёнка в цирке. Чтобы добавить удивления, я тут же резко бью его по голове, впрочем, он успевает прийти в себя и среагировать, поэтому удар приходится вскользь.
Из коридора доносится топот, и Киргизу приходится признать, что его план оказывается полностью проваленным. А не надо было, как в дурацком кино, чесать языком перед тем, как сделать дело. Шанс у него реально был, но она сам его профукал. Так что следующий ход за мной.
Быстро сориентировавшись, он подскакивает к двери и, выбегая из палаты, кричит:
— Пациенту плохо! Скорее!
Тут уже появляется дежурный врач с медсестрой. Рассмотреть её не успеваю, замечаю только, что это не Оленька и прикрываю глаза.
— Срочно каталку, — командует врач.
Дышать становится трудно, повязка набухает и делается красной, голова кружится… Я отключаюсь…
А потом включаюсь. И снова вижу солнечный свет, белые стены и человека в белом халате. Кто же это… Выглядит знакомо… Это же де Ниро. Нет, не тот, не Роберт, а Леонид. Леонид Юрьевич Злобин, полковник КГБ. Большая шишка с Лубянки. Точно.
— Ну, здравствуй, Егор, — кивает он.
— Здравствуйте, Леонид Юрьевич. Присаживайтесь. Какими судьбами в наших краях?
Он усмехается, берёт стул и придвигает поближе.
— Судьбы у нас, похоже, переплетаются. Второй раз, как-никак, встречаемся. Разговаривать можешь?
— С вами — всегда.
— Молодец, — снова усмехается он. Ну, давай, поговорим. Тебе ничего не надо? Медсестру не позвать?
— Нет, не надо, — отвечаю я, чуть крутнув головой.
— Хорошо. Ну, рассказывай, кто приходил?
— Киргиз.
— Вот же неугомонный. Он к нашей епархии не относится, конечно, но я справки навёл. Мелкая сошка. Почему зуб на тебя имеет?
— Собаку ему свою не отдал. Он украл, а я забрал. С этого всё и началось. Потом напал на девушку мою, послал отморозков…
— Отморозков?
— Ну, да. Не знаю, хотел ли он уже тогда меня грохнуть, но заварушка была. Пришлось его ещё и рублём наказать и милиции сдать.
— Есть за что злиться, да?
— Есть. Он в меня стрелял потом, но убил свою сестру двоюродную. Так что отношения у нас, как вы понимаете, сейчас испытывают определённый кризис.
Злобин хмыкает.
— А что в шприце было? — спрашиваю я. — «Новичок»?
— Какой ещё новичок?
— Это я так, — усмехаюсь я, — не обращайте внимания, мысли скачут после наркозов.
— Что было в шприце, разбираются наши специалисты, пока не знаю, экспертиза не готова ещё. Скорее всего яд какой-то. Посмотрим. М-да… Интересный ты юноша, Егор. Только школу закончил, а уже возглавил комсомольскую организацию целой фабрики, в передрягах вон скольких побывать успел. Людей интересных знаешь, даже сам Матчанов тебя навещает, а?
— И даже сам Злобин, — соглашаюсь я. — Что уж там Ферик Ферганский.
— Ты Ферика-то не принижай, он человек важный, со связями. Так что?
— Что? В каком смысле «что»?
— Как такое получается? У твоих сверстников ещё сопли под носом, да детство в жопе, а ты уже вон, какими делами занимаешься — от Прибалтики до Узбекистана. Как так? Все с тобой дело хотят иметь — и партийцы, и комсомольцы, и блатные, и менты. И даже «контора». Что ты за гусь такой?
— Лапчатый, — серьёзно отвечаю я. — И харизматичный. Женщины устоять не могут.
— Так и мужики тоже. Надо за тобой приглядывать.
— Ага, держитесь меня, со мной не пропадёте.
Он улыбается:
— От скромности точно не умрёшь. Ладно. По поводу инцидента в лесу. Там тебя наш опер дожидается, сейчас сюда придёт. Вопросы будет задавать. У нас же дело официальное заведено, поэтому нужно всё чётко оформить. Ты всего не рассказывай, хорошо? Скажи, что в Москву приехал в командировку по направлению от горкома. С Цветом познакомился в пути, кто он и что не знаешь. Сказал, что работает на химкомбинате. Он пригласил в ресторан, ты согласился. Пришли, а там, грабители с пистолетами. Ты не растерялся, хотел вызвать милицию, но тебя схватили и запихали в машину.
Он подробно меня инструктирует, что и как говорить оперу, касается всех нюансов и деталей, пытается предусмотреть все возможные нестыковки. Я даже уставать начинаю.
— В общем, ничего и никого не знаешь, — заканчивает он. — Я не хочу тебя полностью засвечивать. Хочу с тобой более неформальные отношения поддерживать.
— Как с секретным
