Убежище идола - Д. Графт-Хансон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, что это они все так носятся? — спросил Агьяман друга.
— Не знаю… — пожал плечами Боафо.
— Наверное, что-то случилось.
— Конечно, с чего бы им иначе бегать, в такую-то жару? Может, спросим вождя? Ведь мы его почетные гости.
— Да нет, он не скажет, — задумчиво покачал головой Агьяман. — Вожди не посвящают в свои планы детей, даже если эти дети — их гости.
Ребята задумались: как им быть? Они и в самом деле были гостями вождя, они двое и эта девчонка, двоюродная сестра Боафо. Не так давно они сумели спасти священную скамейку вождя своей деревни[13], уберечь её от алчных рук белого человека[14]. Весть об их отважном поступке разнеслась по племенам фанти, и даже соседние племена — ашанти[15] знали теперь об этом. Когда же новость донеслась до самого Наны Оту, он пригласил всех троих погостить у него в Абуре. Ведь вождь той деревни, где так отличились ребята, был его личным другом!
Друзья гостили у Наны Оту уже больше недели. Их все привечали, хвалили, осыпали подарками. Подарки были разные — маленькие и большие, ценные и не очень. Но больше всех угодил им главный охотник двора: три дня назад подарил собаку — большую, черную, с белой широкой грудью. Теперь друзья сочиняли псу имя; они предлагали и то и это, но Опокуве не нравилось ни одно из звучных имен, какие выдумывали мальчишки. Она отвергала их все и твердила свое: у пса должно быть необыкновенное, лучшее в мире имя, такое, чтоб сразу вспомнилось: пса подарили им при дворе Наны Оту.
Сейчас Опокува ужинала вместе с одной из своих новых приятельниц и болтала без умолку. А мальчишки нетерпеливо ждали. Сколько можно есть, в самом деле? Когда она выйдет? Но Опокува ела не спеша: ей было ужасно жарко, а тут еще огненный суп! Но вот она, не торопясь, вышла. Ребята тут же потащили ее на веранду, в восточное крыло дома. Все трое уселись поудобнее и, прежде чем поговорить о непонятной суматохе, переполошившей весь дом, посмотрели — уныло и безнадежно — на небо. Оно было темным, угрюмым, и даже ветер не дул в этот день.
— О, какая ужасная жара! — вздохнула Опокува.
Ребята молчали: что они могли ей сказать? Слишком хорошо они ее понимали. Потом Агьяман подтолкнул локтем Боафо:
— Ну, что ж ты не спрашиваешь? Что это творится в доме, а? Кто знает?
— А разве есть кто-нибудь, кто не знает? — расхохоталась Опокува.
Боафо бросил быстрый взгляд на вредную эту девчонку. Неужели она их снова опередила?
— Ты о чем? — осторожно спросил он.
— А ты не знаешь? — усмехнулась в ответ хитрюга Опокува.
— Не спрашивал бы, если б знал! — взорвался Агьяман. — Говори, если тебе что известно, слышишь?
Ох и вредная эта Опокува! Обожает секреты, всяческие тайны… Вечно что-то таит, даже от него, Агьямана; никогда не скажет прямо!
— Ничего я не знаю, — сказала Опокува ехидно и пошла было прочь, но Боафо успел схватить ее за руку. Он схватил свою хитрую сестру и держал теперь крепко.
— Ах ты, врушка! — сказал он гневно и сел на ступеньки, не выпуская ее руки.
Опокува хмыкнула и вдруг мирно уселась рядом, а он-то думал: визгу будет — на весь дом. Она села рядом с братом, но молчала как камень. Боафо рассвирепел, однако вида не подавал, терпеливо, покорно ждал.
— Ну же, рассказывай, — взмолился наконец Агьяман. Разве можно принудить эту упрямицу? Ее можно только уговорить. — Ты же все знаешь… Ты же такая умница…
В ход была пущена тонкая лесть.
— Ну почему бы тебе не сказать?..
Наступило долгое молчание. В темноте не было видно лица Боафо, но Опокува чувствовала, как растет его гнев. Еще минута — и братец взорвется. «Ладно уж, хватит с них», — подумала Опокува и нарушила тягостное молчание.
— Завтра вождь отправляется в Манкесим, — одним духом выпалила она.
Мальчишки перевели дыхание: наконец-то заговорила…
— Зачем? — сразу же, пока эта девчонка не передумала, спросил Агьяман.
— Просить помощи у Нананомпоу.
— В чем? — продолжал наступать Агьяман.
— Ну как в чем? Зачем ходят к идолу, как ты думаешь? — затараторила Опокува. — Да еще к такому — самому главному, самому знаменитому, самому сильному?
— Понятно… — протянул Агьяман.
Он был очень взволнован. Вот это да! Вождь, оказывается, отправляется к великому Нананомпоу! А они — гости вождя. И ведь они никогда не путешествовали, не уезжали далеко от дома, а уж о знаменитом идоле племени фанти и мечтать не смели! Будет о чем порассказать друзьям-приятелям, тем, что остались в родной деревне! Если их, конечно, возьмут…
— Как ты думаешь, а вождь нас возьмет? — с замиранием сердца спросил Боафо: он и забыл, что решил не разговаривать с Опокувой.
— Не знаю, — неопределенно пожала плечами Опокува.
— А почему бы нам не спросить? — загорелся Агьяман. — Правда, давайте спросим?
— Ну и кто из нас троих это сделает? — ехидно осведомилась Опокува.
Боафо растерянно встретил ее смеющийся взгляд. Но Агьяман тут же нашелся.
— Ты, конечно, — сказал он небрежно.
— Это почему? — возмутилась притвора: кто же, кроме нее, мог отважиться на столь дерзкий вопрос вождю? О, она это превосходно знала, и ее друзья знали тоже.
— Потому что ты — любимица Наны Оту, — твердо сказал Агьяман.
Честное слово, он один мог с ней управиться, Боафо никогда бы так не сумел.
— Да-да, — подхватил он. — Спросить должна ты.
Уф, наконец-то уговорили! Вопрос был решен. Ребята встали и пошли в дом, даже о духоте забыли.
Вождь сидел в большом зале и отдыхал. Он уже отужинал и тоже, как все, страдал от жары. Нана Оту дремал, развалившись в кресле, покойно скрестив руки на животе, а две молодые служанки мерно взмахивали большими широкими опахалами[16]. Стараясь создать хоть видимость прохлады, они без устали колыхали опахало, но вождь все равно изнемогал от жары. Неяркие фонари, висевшие на стенах, с четырех сторон освещали зал, их отсвет падал на Нану Оту — красивого и еще молодого, стройного и широкоплечего. Да, он был красив, могучий вождь Нана Оту. Но сейчас он сидел, бессильно откинувшись в кресле, и лоб и плечи его блестели от пота при свете этих неярких фонарей. Опахала плавно раскачивались в смуглых руках служанок, но какой был толк от этих больших вееров?..
Вот такая картина представилась взору ребят, когда они робко вошли в зал. Как-то отнесется вождь к их просьбе? Вдруг рассердится? Сердца их стучали в волнении и страхе. Но волновались они напрасно: Нана Оту был в отличном расположении духа — он верил в силу великого идола, к которому собирался отправиться на рассвете. Вот почему, увидев гостей, он широко улыбнулся и глаза его остановились на Опокуве. Она глубоко вздохнула, стараясь придержать бешеный стук сердца, и шагнула к вождю.
— Нана, — сказала она, стоя перед ним очень прямо и глядя ему в лицо. Мальчишки держались рядом. — Нана, можно мы пойдем с тобой завтра?
— Так вы уже все знаете? — удивился вождь. — Ну и ну… Поди-ка сюда.
Опокува подошла к вождю, и он обнял ее за плечи.
— Вы — ребята умные, — начал он и посмотрел на мальчиков.
Потом с улыбкой заглянул в лицо потупившейся Опокуве. Она постаралась улыбнуться в ответ, но у нее что-то плохо получилось — очень уж она волновалась, как, впрочем, и ее друзья. Нана Оту замолчал, и тогда Опокува решилась заговорить снова:
— Нам так хочется посмотреть Манкесим! Мы так много о нем слышали! Говорят, он очень большой, этот город, говорят, там огромный базар…[17]
Нана Оту был в замешательстве: взять или нет? Путь неблизок и такая жара… и все это слишком серьезно, не для детей. Но почетные гости ждали ответа, и он решился.
— Ну ладно, — сказал он, и глаза его весело заблестели. — Если уж вам так хочется…
Ах, какая радость хлынула на ребят! Они заорали от восторга, захлопали в ладоши, Агьяман даже подпрыгнул. Служанки так изумились, что опахала опустились чуть ли не до полу: так вести себя в присутствии вождя! И ребята заметили их изумление и гневные взгляды, вспомнили, где они и перед кем стоят в этом тронном зале. Они смущенно переглянулись, а потом робко посмотрели на вождя. Но он, похоже, ни капельки не обиделся за такое непочтительное их поведение. Наоборот, Нана Оту разразился таким веселым и громким смехом, что служанки вздрогнули: теперь они не понимали и своего господина.
— Спасибо, спасибо тебе, Нана Оту, — опомнившись, благодарили вождя ребята, но он прервал их излияния.
— А ну-ка спать, — властно распорядился он. — Мы отправимся на рассвете, так что — живо!
Ребята, конечно, не посмели ослушаться. Они покинули зал, но спать не легли. Какой уж там сон, когда их ждало такое увлекательное путешествие! Добрых два часа, перебивая друг друга, толковали они о том, что увидят в Манкесиме.